Грозовые ворота. Чеченская трилогия - Тамоников Александр Александрович (книги без сокращений .TXT) 📗

Александр Тамоников

Грозовые ворота. Чеченская трилогия

Грозовые ворота

Пролог

…И вдруг наступила тишина. Едкий пороховой дым стелился плотным, темным туманом над искореженной высотой. Легкий весенний ветер не мог справиться с дымовой завесой, смешанной с отвратительным запахом СМЕРТИ. Только вершины гор, ставшие случайными свидетелями жесточайшей битвы, гордо возвышались над местом боя, недосягаемые ни для темно–серого смрада, ни для человеческого страдания. Они покрылись ярким весенним нарядом и красовались между собой на фоне чистейшего, безоблачного неба. Им, как и тем, кто развязал это безумие, было совершенно безразлично то, что произошло там, внизу, на уровне, куда интересы их не распространяются. По обоим склонам в самых неестественных позах лежало множество людей, вернее, то, что от них осталось после массированного артобстрела. В одной из воронок, наполовину присыпанный землей, с открытыми, полными навечно застывшей боли глазами, нашел свое последнее укрытие командир роты. Рядом — на расстоянии протянутой руки — догорал обезображенный до неузнаваемости труп капитана–десантника. И чуть поодаль — почти весь личный состав. Погибший, но не сдавший своих позиций, выполнивший до конца Воинский Долг. А метрах в десяти, не далее, — уничтоженный враг. Смерть смела все, что разделяло их в жизни, — идеологию и вероисповедание, национальность и возраст. Смерть в одно мгновение уравняла всех. И сейчас они лежали, с одинаково искаженными от боли и ненависти, мертвыми лицами, с оружием в руках, в непосредственной близости друг от друга. Русский и белорус, чеченец и араб. Солдат Отчизны и платный наемник. Они уже не были врагами. Все они стали жертвами одной войны, одной политической схватки, цель которой — власть. А дым горящих камней, земли и человеческих тел постепенно поднимался ввысь, туда, к неприступным и равнодушным вершинам, унося с собой души погибших. Поднимался, чтобы там, надо всем живым, раствориться в чистом небе, в котором уже стали собираться стервятники, чутко уловившие запах обильно пролитой крови. Они парили, кровожадно всматриваясь вниз, где на безымянной высоте у Косых Ворот в неравном бою погибло сводное подразделение. Рота специального назначения!

Глава 1

Костя проснулся рано, на часах не было и шести утра. Открыв припухшие от обильного ночного возлияния глаза, нащупал рукой возле софы бутылку пива — непременный атрибут его похмельного пробуждения. Сделав несколько судорожных глотков, откинулся на подушку.

Сейчас должна отпустить тошнота, исчезнуть сухость во рту и ослабеть боль, раскалывающая череп пополам.

Он лежал и ждал облегчения. По мере того как похмелье неохотно отступало, к Косте возвращалась способность соображать.

Возникал вопрос, постоянный в такие мгновения, — что было вчера?

В редких случаях по утрам Костя более–менее помнил, что происходило на финальной стадии предыдущей пьянки. По большей части события бурной ночи память не хранила. Наверняка опять чего–нибудь «учудили» напоследок, после безумных, до предела извращенных оргий с девицами на дискотеке «У Паши».

Черт! Как же плохо. Водки бы, граммов сто.

— Мам! — крикнул Костя. — Мам!

Его крик был услышан, в комнату вошла мать.

— Проснулся, чудо?

— Проснулся. Знаешь, как мне плохо?

— Представляю.

— Налей, мам, грамм сто пятьдесят?

— Прямо в постель подать?

— Все равно.

— Тебе все равно. А мне — нет. Поднимайся, там, в холодильнике, есть немного коньяка, но прежде ответь, когда прекратится весь этот бардак?

— Мам, дай прийти в себя. Потом поговорим. Отчим, наверное, на кухне?

— Да, завтракает.

— Опять мораль начнет читать.

— А ты как хотел? Папа занимает высокий пост, я тоже, слава богу, не кухарка, а сын — не пойми что. Ты думаешь, о твоем поведении у нас на службе никому ничего не известно?

— Можно подумать, отчиму в его мэрии за меня мозги чистят.

— А ты думаешь, нет?

— Ладно, пошел я, мочи нет.

Костя, не одеваясь, в плавках, прошел на кухню.

Отчим доедал свою яичницу.

— Привет, — буркнул Костя.

— Здравствуй, здравствуй. Что это ты, не умывшись, не одевшись, и сразу в холодильник?

— Похмелиться хочу. — Костя не считал нужным скрывать свои намерения.

Он достал початую бутылку «Арарата», не наливая в рюмку, опрокинул содержимое в себя из горла..

— Фу, — поморщился отчим, — как так можно?

— Молча, папа, молча. Ты деньжат случаем не подбросишь?

— Деньги, между прочим, с неба не падают.

— У вас, в мэрии, падают. И не только с неба.

— Эх, Костя, Костя! — Отчим явно не хотел портить себе настроение. — Не пойму я тебя. Имеешь практически все. Не зависим ни от кого. Когда за ум возьмешься?

— Возьмусь, пап. — Костя достал из салатницы дольку помидора, бросил в рот. — Вот погуляю с годик, а потом все, очки на фейс и за учебники. И никаких пьянок. Учеба, учеба и еще раз — учеба. Клянусь. Клянусь крутыми кроссовками, которые, кстати, ты обещал мне.

— Как ты хорошо помнишь, что обещают тебе, а вот своих обязательств исполнять не торопишься.

— Всему свое время, пап. И не надо только про свою «совковую» юность плакаться. Наслышан. Так дашь денег? Хоть сотню?

— Спрашивай у матери, она бюджет ведет.

— А ты из внебюджетных? Вон из рубашки так и выпирают? Поделись с больным сыном?

— Больным? Да на таких больных… ладно, пошел я. — Отчим встал, бросая на стол пятидесятирублевую купюру. — Хватит и полтинника.

После этого, поправив галстук, вышел.

— Козел, — произнес Костя вслед, — сам каждый день тысячами таскает, а сотню зажал. Ну и черт с ним. Мамуля подкинет еще. Деньги будут.

Костя присел за стол, закурил «Парламент» отчима. Курить он начал в десятом классе. Сразу и при всех. «Предки» поахали–поохали, смирились.

Курил Костя и думал. Что же было ночью? Чем все кончилось? Бухать они начали у Паши с утра. Потом потусовались у Эдика. Затем к Валере завалили. У того родители уже второй год за бугром пашут, ежемесячно зеленые шлют на бабку. По–моему, как раз баксы и поступили, иначе чего они тогда в обменнике меняли? Точно, вспомнил — триста баксов.

Потом разъехались. Эдик с Валерой в институты свои, отметиться. Он же, Костя, вернулся домой. Домработница Зина заканчивала уборку, и он завалился спать: Пока удается проследить ход событий.

Разбудил его тот же Эдик, и они ломанулись к «Паше».

Начали с пива, потом — как всегда. Тогда–то и девочки подкатили. Это он помнил. А вот что было дальше? Какая–то бабец. Базар с ней. Вместе вроде не пили. Вернее, он один пил. Улица. Дождь. Потом… а вот потом все покрыто, как говорится, мраком. Переспал с ней? Или нет? И что же было дальше?

Костя напрягал извилины, но ничего путного вспомнить не мог.

На кухню вошла мать.

— Ты так и будешь в трусах сидеть?

— А чего? Я — дома.

— Но и дома надо соблюдать приличия. Я хоть и мать, но, в первую очередь, — женщина. Имей такт.

— Ладно. Сейчас оденусь. Слушай, мам, мне двести рублей надо.

— Что так мало? Мог бы и больше запросить.

— Дай больше, но я вчера занял двести у пацана одного — отдать надо.

— Иди оденься, поговорим серьезно.

— Но деньги дашь? А то неудобно получится.

— Ну сколько тебе одно и то же говорить? Приведи себя в порядок.

— Иду.

Костя зашел в ванную комнату, поплескался теплой водой, намочил зубную щетку, мыло. Бриться не стал. И так сойдет. Прошел в свою комнату, натянул джинсы и майку. Проверил карманы. В одном лежала визитка отчима, Костя всегда носил ее с собой, на ней корявым почерком цифры — телефонный номер и имя. То ли Лида, то ли Люся, то ли Лена — не понять.

С этим разберемся потом.

Сейчас главное — заполучить «бобы» и «слинять» из дома.