Удар Молнии - Алексеев Сергей Трофимович (книга жизни TXT) 📗
— Да я не понял, может, и наколка… Но ее рвало натурально.
— Турчанка, что ли?
— Но! Наша, москвичка, сочетался с ней законным браком. Конечно, липовым, но свидетельство видел сам. Чистая работа.
— «И за борт ее бросает, в набежавшую волну!» — спел Головеров.
— Слушай, а какая там хохлушка была у начальника центра! Обалдеть. В турецкой бане мыла. Намылит горячей пеной, а потом грудью массаж…
— Ты изверг, Грязев! Замолчи, извращенец!
— Какая расслабуха идет, — продолжал тот. — Никакая «химия» рядом не стояла.
— А я думаю, что ты там подзаторчал? Инструктор…
— Да я в Болгарии подзаторчал, — признался Саня. — От танцовщицы на углях едва ушел. Сердце трещало…
— Все-таки, как это — плясать на огне и не обжечься?.. Я танцы на крови видел. А на огне?
— На огне — танец очищения. Ступишь с ложью в душе — дым из-под подошв. Понимаешь, нужно дойти до такой степени правды, чтобы тело становилось нетленным. Но этого еще мало. Самое трудное — представить, что ты — сам огонь, сгусток пламени, пылающий уголь, но душа при этом — холодна и бесстрастна… Нет, это целый мир, иной мир, понимаешь?
— Нет, не понимаю, — проговорил Глеб. — Кажется, так не бывает.
— Бывает. Тут главное — первый шаг, психологический барьер. Ну, как в первом бою: страшно, а идти надо. Душа трясется, а откуда-то — трезвое сознание и холодный рассудок.
— И так же страшно?
— Не просто страшно… Но посмотришь — девушка танцует! Ноги, бедра напоказ, чтобы платье не вспыхнуло… И так тебя заберет!
— Кажется, забрало, — подтвердил Глеб, рассматривая в бинокль трассу. — Буксир у нас есть.
— Представляю, какой буксир, — усмехнулся Саня. — Сейчас они нас зацепят…
— Поглядим…
— Ну вы, бля, чокнутые! — определил «ковбой» и схватился за рюкзак. — Фургон тормознул, без окон! А что в фургоне? Соображаете?!
Грузовик ГАЗ-53 с синим фургоном уже спустился С насыпи на проселок и теперь набирал скорость.
— А что? Фургон как фургон, — сказал Глеб. — Типа хлебовозки. Или нет. Вроде попроще, одна дверь, сзади. Слава Богу!
Грязев порылся и извлек из-под сиденья монтировку — таксист возил ее для самообороны, отщелкнул замок и замер у двери.
— Мать вашу… — неистовствовал «ковбой», выпутывая автомат из тряпья. — Думал, в самом деле вы… А вы!.. Потому и духам сдались! Супермены долбаные… Ну, падла, сейчас наделаю мяса!
Головеров дождался, когда он пристегнет спаренные магазины, втолкнет гранату в подствольник и отобрал оружие.
— Вы оба — под машину! — приказал он. — И лежите, чтоб не зацепило.
Владелец «Москвича» больше не потел и не вонял — одеревенел и побелел как покойник, уже не внимая словам.
— Я?! Под машину? Отлеживаться, когда!.. — «ковбой» был на той грани боевой истерики, которая бросает человека грудью на амбразуру.
— Хватит тебе воевать. — Глеб приобнял парня, не сводя глаз с грузовика. — Дай нам размяться. А ты контролируй «таксиста», чтобы глупостей не наделал. Как дам команду — ты его пихай за колесо. Возможно, начнут работать снайпера, гляди, чтоб не прилетело. Хлопец-то раскис.
Обыденный и спокойный тон обескуражил «ковбоя» окончательно, однако и притушил истеричность.
Фургон приближался, и когда до него оставалось не больше сотни метров, Глеб тронул руку Грязева.
— Пора, Саня…
Тот демонстративно и не спеша выбрался из кабины, открыл багажник и достал буксирный канат, встал с ним возле переднего бампера — беспрестанно двигался, шевелился, отвлекая на себя внимание.
— Теперь вы, — скомандовал Головеров. — Только ползком.
«Ковбой» выскользнул из машины ногами вперед, потянул за собой «таксиста», словно полупустой мешок с тряпьем. Грузовик сходу начал разворачиваться в десяти метрах от «Москвича»: сдал назад, съехав с проселка, потом не торопясь вывернул колеса и потянул вперед. И когда «Москвич» исчез из обзора водителя фургона, Глеб молниеносно выбросился из машины и за один рывок оказался возле грузовика, со стороны водителя. И как только тот приоткрыл дверцу и высунулся, чтобы сдать назад, Головеров выдернул его из-за баранки и придавил к земле.
Тем временем Грязев вогнал монтировку в петли под навесной замок, торчащие из створок дверей фургона, для верности перекрутил их и заскочил в кабину грузовика, где за баранкой уже орудовал Анатолий Иванович, едва доставая педалей, — сдавал машину назад.
— Наблюдатель в асфальтовом котле, — доложил он. — В вагончике — снайперская пара. За асфальтовым катком — двое в масках, похожи на ОМОНовцев.
Подъехал вплотную к «Москвичу», давая таким образом Глебу незаметно подтащить и загрузить в легковушку обмякшего водителя фургона — кряжистого малого в джинсовой куртке, под которой виднелись ремни плечевой кобуры.
В фургоне была полная тишина — ощущение, что пустой…
Глеб выжал Анатолия Ивановича из-за руля, забрался в кабину с оперативной рацией в руке, отнятой у водителя.
— Вроде бы чисто, если снайпера молчат. И эти, — он кивнул на фургон. — Не стучат пока. Значит, команды на захват не поступало.
Трасса была совершенно пустой — перекрыли движение с двух сторон.
— Ты уверен, что там — группа захвата? — Саня усмехнулся. — Вот будет весело, если никого…
— Сейчас проверим. — Головеров включил рацию. — Внимание группе захвата! Вам в фургоне не душно? Если вспотели, разрешаю снять амуницию и бронежилеты. Можно расслабиться, операция закончена.
Несколько секунд была тишина, вероятно, группы, занятые в операции, на этом этапе работали только на прием, выслушивая распоряжения начальника. Момент был острый, и в эфире соблюдали строгую чистоту, ожидая команду — «фас»! — вдруг недовольный и властный голос рыкнул с явным украинским акцентом:
— Кто там бакланит? Шо за шутки?!
— Это я, — сказал Глеб. — Группа захвата находится в моих руках. В качестве заложников. Всякое необдуманное и несогласованное со мной действие повлечет необратимые последствия. Ты меня хорошо понял?
Десять секунд он ждал ответа — его не было. Время для того, чтобы пережить шок, кончилось.
— Давай к колесам, — скомандовал Головеров, переключая диапазоны на рации — должно быть, перешли на другую частоту. — Сейчас начнут делать глупости.
Из кабины перебрались под грузовик и сразу же услышали в фургоне признаки жизни: кто-то перемещался внутри, под весом десятка пар ног рессоры слегка вздрагивали. Кажется, заложники пытались занять более безопасную позицию. Или готовились вышибать двери…
Глеб нашел запасную частоту, но уловил лишь часть переговоров.
— …открыть двери, как только приблизитесь к объекту!
— Дверь заблокировали, когда машина разворачивалась! — это уже отвечали из фургона. — У нас практически нет обзора! Мы в консервной банке!
— По моей команде высаживайте двери! — Голос руководителя операции показался Головерову мерзким, по-бабьи визгливым и высоким. — Снайпера блокируют их движение. «Москвич» стоит вплотную, под вашим фаркопом. В кабине грузовика сейчас никого не видно.
— Где Коняхин? — спросили из фургона. — Пусть поддержит нас из-за бугра! Где Коняхин?
— Двигаюсь к вам! — ворчливо отозвался еще один, новый голос. — Вас вижу, но ближе подъехать не могу.
— По-пластунски, Коняхин! — разозлился уже начальник. — Перекрой, чтобы не ушли по проселку! И поддержи огнем!
— Тогда ждите!
— Хочешь дать им попытку? — спросил Грязев, поглядывая вдоль проселка, откуда должен был приползти неведомый Коняхин.
— Пусть попробуют, — пожал плечами Глеб. — Собьют охотку.
«Ковбой», лежа под машиной, пытался вытащить из кабины рюкзак — жаждал оружия. Головеров показал ему кулак, но помог снайпер, ударивший неприцельно, на движение. Пуля продырявила приоткрытую дверцу «москвича».
— Бьет из канавы у дорожного полотна, — спокойно отметил Анатолий Иванович. — Левее километрового столба на семьдесят метров.
Глеб умышленно не вступал в радиопереговоры — пусть думают, что он не слышит…
