Смерть знает, где тебя искать - Воронин Андрей Николаевич (электронная книга .TXT) 📗
– Любишь ты брать быка за рога.
– Женщина всегда мужчину уговорит.
– Собирайся, поехали.
– Я готова, только сумку возьму, и фотографию Абебы прихватим. Будем, как частные детективы, шнырять по барам, закусочным, вокзалам, показывать людям, не видели ли они негра в цилиндре.
– По каким барам, по каким закусочным? Ты видела когда-нибудь бомжа в баре? Его на помойке искать надо, а самая лучшая приманка – поставить пустую бутылку. Это как мотыль на рыбалке…
Белкина удивленно приподняла брови.
– Захватить пустые бутылки?
– Ты что, с ума сошла? Поехали, есть и другие способы.
До Белорусского вокзала добрались быстро, зато искали, где бы поставить машину, долго. Припарковались со стороны Грузинской возле киосков, торгующих цветами.
– Почему пахнет такой гадостью? – произнесла Белкина, нюхая городской воздух. – Когда один цветок, то от него исходит аромат, а когда их много, вонь стоит, словно канализацию прорвало.
– Один из парадоксов природы, – шепнул ей Дорогин, взяв под руку. Вместе они перебежали улицу.
– Нет, я знаю другое объяснение. У продавцов не цветы в вазах, а трупы цветов. Тут царят запахи тлена и разложения.
– Прибереги красноречие для статьи.
И Дорогин, и Белкина были людьми видными, но тем не менее рядом не смотрелись. Сразу было видно, что это не муж и жена, не любовник и любовница и даже не брат и сестра. Они словно пришли в Москву из разных миров и случайно встретились на привокзальной площади, где может встретиться кто угодно – араб с евреем, русский с кавказцем, цыган с американцем. И эта национальная мешанина существует там довольно мирно – во всяком случае, на первый поверхностный взгляд. Внутри же самой вокзальной тусовки, поглубже, всегда существуют подводные течения, свои трения. Просто постояльцы привокзального здания и прилегающих территорий стараются не выносить их на всеобщее обозрение: того и гляди, людей распугаешь и внимание милиции привлечешь.
И у Белкиной, и у Дорогина глаз был наметан. Они без колебаний определяли, случайный человек на вокзале попался им на дороге или постоялец, которого держат здесь судьба или деньги. И тут неважно, как человек одет, есть при нем сумка или нет.
Сергей остановил свой взгляд на лысом татарине в майке-борцовке и белых джинсах. В пальцах татарин перебирал янтарные четки. Толстая золотая цепь на шее, такой же толстый золотой браслет на запястье руки и массивный перстень-печатка с полумесяцем говорили о том, что он человек состоятельный и состояния своего не стыдится.
– Как тебе он? – спросил Сергей шепотом, глазами указывая на татарина.
– Сейчас, – Белкина приложила указательный палец к губам и с минуту разглядывала татарина. – Наверное, носильщик. А цепь, браслет и перстень – это три четверти его состояния, “все свое ношу с собой”.
– Если он и носильщик, то лишь потому, что носит с вокзала деньги.
– Ты ошибаешься, Сергей, люди, переносящие деньги чемоданами, не демонстрируют золото на шее, запястье и на пальцах.
– Может, я и ошибаюсь, но для нашего дела он вполне подойдет.
– Я с тобой, – Белкина рванулась было за Дорогиным, но тот остановил ее взглядом и покачал головой.
– Мусульманин, женщина для разговора с ним не годится. На женщин они смотрят только под одним углом зрения.
Белкина ухмыльнулась, потому что татарин и впрямь рассматривал ее с желанием, то и дело облизывая тонкие губы пухлым белесоватым языком. Дорогина он не замечал в упор или, скорее, старался делать вид, что того не существует в природе. Ведь женщина, заинтересовавшая татарина, должна быть одна, без провожатого.
– Салям алейкум, – сказал Дорогин, становясь рядом с татарином.
Тот, даже не поворачивая головы, продолжая созерцать пышногрудую Белкину, недовольно ответил:
– Чего тебе?
– Прежде чем женщину так разглядывать, нужно разрешение спросить, – уже более строго, но в то же время еще шутя, посоветовал Муму.
– Она твоя, что ли?
– А то ты этого не заметил!
– Смотреть – не трогать, – неторопливо рассуждал татарин, внешне оставаясь спокойным. Но Дорогин уже заметил, как вздулись вены на голове, как пульсирует жилка над левым ухом. – Некогда мне разговоры разговаривать. Есть дело – выкладывай. Нет – проваливай.
– Я понимаю, ты тут не гуляешь, не отдыхать тебя на вокзал поставили.
– За порядком смотрю, – не стал скрывать род своих занятий татарин, – а ты мне мешаешь. Отвлекаешь.
Дорогин широко улыбнулся и подвинулся ближе к татарину. Запустил руку в сумку и вытащил сложенную вдвое фотографию Абебы, отпечатанную на принтере Белкиной.
– Человека одного ищу, говорили, он тут обитает. Татарин, не поворачивая головы, скосил глаза и посмотрел на снимок. По выражению глаз Дорогин понял, тот его видел, возможно, даже знает, где сейчас эфиоп находится.
– Почему я должен тебе помогать? – глаза татарина вновь принялись шарить по залу ожидания, в котором царил идеальный порядок.
– Я его друг.
– Плохая рекомендация, – отозвался татарин, – он никто, последний человек. Мустафа такими не занимается.
– Я с ним вместе на зоне сидел, – абсолютно пресно, не кичась этим, сообщил Дорогин. – Нужен он мне по делу, а не лясы поточить.
– Деньги, что ли, должен? – впервые за время разговора усмехнулся татарин. – Так у него их не было и никогда не будет. Самое большое, что я у него в руках видел, так это сто рублей.
– Мне нужны не деньги, он кое-что знает, чего не знаю я, – Дорогин специально темнил.
– И что же твой эфиоп может знать такого, чего даже мы, белые, не знаем? – на этот раз татарин позволил себе хохотнуть, но губы его не разошлись в улыбке. Он все так же облизывал их выпуклым языком, когда касался взглядом Белкиной. Та чувствовала себя неуютно, стоя посреди зала ожидания. Ее задевали, просили посторониться, и ощущала она себя при этом последней дурой.
Мустафа запрокинул голову, прикрыл глаза. Дорогин сообразил, мусульманин думает, стоит помогать или послать подальше. Четки – шарик за шариком плыли в пальцах, янтарный конус, разделявший четки, подбирался к рукам.
Татарин же просто считал шары: “если четный окажется последним – помогу, если нечетный – пошлю на хрен”.
Выпал четный. Мустафа вскинул руку и тихо щелкнул пальцами. Так тихо, что даже Дорогин еле расслышал щелчок. Но щелчок Мустафы дорогого стоил. Он был услышан мгновенно. Словно из-под земли, как добрые молодцы из табакерки, появились два поджарых молодых татарина, короткостриженых, в таких же борцовках, как и на Мустафе. Они тоже в упор не видели Дорогина, их взгляды были устремлены на Мустафу.
– Давно эфиоп здесь был? – негромко произнес Мустафа.
И Дорогину показалось, что сейчас оба молодца достанут записные книжки и примутся их листать. Но эти парни вряд ли умели даже писать, памятью же обладали феноменальной, потому и стояли на вокзале.
– Неделю тому назад с утра появился, но после обеда никто его не видал, – выдал один.
– Крутился возле цветочных киосков, – тут же сообщил второй, – помогал цветы выгружать.
Мустафа продолжал смотреть на своих людей Это значило: все, что касается Абебы, ему должны сейчас же выложить на тарелочке.
– Ему не заплатили. Ему редко платят Дорогин почувствовал, скажи сейчас Мустафа найти эфиопа, и двое ввинтятся в бетонный пол, рассыплются бисером, и Абеба, если он только здесь, в пределах вокзальной площади и железнодорожных путей, будет найден, пусть даже мертвецки пьяным дрыхнет на дне водопроводного колодца или в каком-нибудь вагоне, стоящем на запасном пути.
Но Мустафе не имело смысла помогать Дорогину, излишне напрягая своих людей. Он и так делал то, что делал редко, – доброе дело, оказывая помощь незнакомому человеку.
– Где его можно найти? – спросил Дорогин. Татары не слышали его вопроса, они смотрели на Мустафу. Тот чуть заметно кивнул, мол, если хотите, скажите, если нет, вы не обязаны.
– Он бывает в тупике, бомжи там кашу на угольях варят. Украдут уголь у шашлычников и кашу варят.
