Час Совы - Рокотов Сергей (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Как ни странно, но старший лейтенант слышал эту фамилию. Капитан Салабаев был арестован за избиения подследственных и впоследствии зарезан кем-то в зоне…
— Ладно, — вздохнул он, не отвечая на вопрос. — Разберемся… Пока распишитесь вот в этом протоколе… А нам пора ехать… Собирайтесь, — приказал он Нике.
— Я готова, — одними губами прошептала она. — Только… Если можно, я позвоню… Свекрови… — Звоните, — разрешил старший лейтенант.
Ника набрала номер свекрови. Вадик продолжал лежать на полу с закрытыми глазами без движения. Врач сунул ему в нос нашатырь, и он дернулся, обезумевшими глазами обвел комнату, поглядел и на Нику. — Зинаида Андреевна! — крикнула в трубку Ника. — Как там Аленушка? — Ника? — басом проговорила свекровь. — Тебя ещё интересует и это? А я полагала, что ты теперь вся в других проблемах, высокого искусства, например, в виде фильмов господина Рыльцева, — с бесконечным презрением проговорила она. — А Аленушка в порядке, у меня всегда все в порядке… И мы побеспокоимся о том, чтобы такая шлюха, как ты никогда её больше не увидела…
Вдруг Навроцкий вскочил с места, бросился к Нике, вырвал у неё трубку и заорал в нее:
— Мама!!! Мама!!! Эта паскуда совершила убийство!!! Только что, здесь… У нас дома… Она ножом зарезала… ну… одну мою знакомую… — А черт бы побрал ваш развратный творческий мир! — ответила мать и швырнула трубку.
Нику вывели из квартиры и повели вниз по лестнице. Приоткрывались двери, и любопытные глаза глядели на нее… Сзади её обкладывала последними словами Люся, с ужасом, молча смотрел на происходящее пожилой сосед.
Впавшую в состояние прострации Нику сначала отвезли в местное отделение и заперли в камере.
Там, в маленьком бетонном мешке, на нарах уже лежала какая-то корявая баба и курила папиросу.
— За что тебя? — спросила она, когда за Никой захлопнулась тяжелая дверь.
Ника хотела ответить, но какой-то комок стоял в горле, и она не могла произнести ни слова.
— Чего молчишь? — встрепенулась корявая. — Когда я спрашиваю, твое дело отвечать, падла молодая…
Нике стало страшно. Она поняла, что попала в другой мир, из которого, возможно, и не выберется никогда… — Говори! — подскочила к ней корявая и схватила за длинные белокурые волосы. — Со мной молчать опасно… Я Сазониха, не слыхала, подлюка? — Отстаньте от меня, — жалобным голоском пролепетала Ника, что вызвало гомерический хохот корявой Сазонихи. Та подсела к ней и стала гладить её по белокурым волосам. — А красивая ты, однако… Голосок такой… Ладно, сойдемся… Вдвоем веселее будет… Кожа белая, гладкая, сытенькая ты, откормленная… А волосы какие, какие у тебя волосы, обалдеть…
Ее татуированная ладонь легла на колени Нике, потом поползла выше… Сазониха сладострастно зашипела… — Ночью, ночью поговорим, красоточка… Славно будет, деточка, сладко… Я любить умею… Кайфы поимеешь, сладкая, никто ещё не жаловался…
Отошла и легла на свои нары, снова закурила. А Ника на своем месте дрожала от ужаса, предчувствуя недоброе… Как же переменчива человеческая жизнь…
Вскоре Нику повели на первый допрос.
Ее допрашивал усталый мрачный следователь Полосухин. Допрос длился недолго, Полосухину все было ясно… — Вам, гражданка Лемберг Вероника Сергеевна, будет предъявлено обвинение по статье сто третьей Уголовного Кодекса РСФСР. Умышленное убийство. По этой статье предусматривается лишение свободы от трех до десяти лет… — Лучше бы меня расстреляли, — прошептала Ника. — Я убила человека, и должна ответить за убийство своей жизнью…
— Законы не обсуждаются, а выполняются, гражданка Лемберг, — усталым голосом проговорил Полосухин. — По этой статье высшая мера не предусмотрена… И не говорите так, в вашем деле много нюансов. Возможно, вы получите и предельно малый срок…
— Три года — тоже не три дня, — тихо произнесла Ника. — Так ведь, сами понимаете, не за кражу яблок задержаны, — усмехнулся Полосухин.
Поняв, что предыдущая жизнь для неё закончена, и по-видимому, навсегда, вдруг сумела собраться и взять себя в руки… К тому же она вспомнила, что актриса. «Буду играть роль», — твердо решила для себя она. — «Новую роль…»
Первым опытом новой роли для неё стало избиение в кровь ночью суровой Сазонихи. Когда та полезла к ней своими грязными пальцами, Ника вспомнила уроки китайской борьбы, которые ей преподал ещё отец, служивший в десантных войсках. Она, преодолевая чувство омерзения, ткнула пальцем в луженое горло Сазонихи, и та с хрипом загремела на бетонный пол. Надзирательница избила Нику и перевела её в другую, свободную камеру. Через два дня ей было предъявлено обвинение по сто третьей статье Уголовного Кодекса, и её перевели в переполненную камеру женской тюрьмы…
Испытания продолжались. Почему-то никому не пришлась по душе эта стройная красивая белокурая тридцатилетняя женщина. Над ней пытались издеваться и в СИЗО. В первый же день произошла драка, при которой Ника выбила зубы одной уголовнице. Ее отправили в холодный сырой карцер, где продержали на хлебе и воде трое суток. Однако, когда её вернули в камеру, издевательства и домогательства прекратились. С ней никто не разговаривал, её оставили в покое…
Поскольку дело было совершенно очевидное, следствие велось недолго. И хоть следователь Полосухин в принципе симпатизировал незадачливой убийце, свидетельница Люся постаралась представить дело именно умышленным убийством, и Вероника Лемберг была в ноябре 1981 года по статье сто третьей приговорена к восьми годам заключения в колонии усиленного режима.
Ника была поражена, с каким усердием топил её и муж, Вадим Навроцкий. Усилиями его, его матери, свидетельницы Люськи и письменными показаниями режиссера Рыльцева Лемберг была представлена злобной, неуравновешенной, мстительной особой, способной на тяжкое преступление. Пострадавшая, гражданка Жанна Кошкина, двадцати трех лет, работала в торговой сети и имела множество друзей и влиятельных родственников. Это тоже сыграло не на руку Веронике.
Приговор Ника выслушала спокойно, с презрением глядя на суетящегося и кусающего губы Навроцкого. — Это беззаконно! — крикнул адвокат Рыжиков, который добивался для Ники статьи сто четвертой за убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения, предусматривающей наказание в виде исправительных работ до двух лет… Но Ника не верила в справедливость, ей даже не хотелось справедливости, ей хотелось, чтобы было как можно хуже… И получился почти максимум… — Я немедленно подаю апелляцию в вышестоящую инстанцию… — Радуйся, Навроцкий! — крикнула из-за решетки Ника, на запястьях которой застегивались наручники. — Погулять тебе покруче!
