Из России за смертью - Рогожин Михаил (мир книг TXT) 📗
Сегодня был тот самый долгожданный четверг. Но... Проценко отложил бритву. Два неприятных дела выпали именно на этот день. Через полчаса прибудет майор Найденов. Если бы он не был зятем Советова, Григорий Никитич растер бы его, как москита по стеклу, но придется проявлять максимум осторожности. По воле случая инцидент с майором Найденовым тесно переплелся с попытками Проценко привлечь к непосредственному сотрудничеству профессора Вентуру. И надо же, чтобы майор так неожиданно удачно закрутил роман с его дочкой. Никто, кроме профессора, не знает прохода через Национальный парк. А без этого пути операция обречена.
Григорию Никитичу льстило задание по обработке Вентуры. Ведь не кому-нибудь из генералов-стратегов. пришла мысль о его привлечении, а ему, полковнику Проценко. Правда, на Вентуру, как на желательную фигуру, указали в КГБ, во время командировки Проценко в Москву. Комиссаров, лично ответственный за все, что творится в Анголе, изучил информацию, доложенную полковником, и выделил разработку двух направлений. Первое — выведение генерала Двинского из реальной сферы влияния на разработку боевой операции. Второе — привлечение профессора к сотрудничеству.
Долго Григорий Никитич ломал голову, как бы подступиться к Двинскому, зная крутой нрав афганского генерала. Но ничего путного придумать не мог. Разработка операции по захвату Старой крепости шла к концу, и до генерала стали доходить слухи о ней. Он не вмешивался, но Проценко чувствовал, что его непосредственный начальник готовит рапорт в Москву.
Выход нашелся сам. Генерал Двинский решил выехать в штаб Южного округа и лично проинспектировать работу военспецов. Проценко обязан был сопровождать генерала. Он очень не любил подобные вояжи, страшась малярии и прочей гадости. Из этих опасений и созрел план.
«Хорошо бы Двинскому подхватить малярию», — подумал Проценко и для пущей исполнимости своего желания приказал медсестре Хасановой, давно сидевшей у него на крючке, не заставлять генерала делать противомалярийную прививку. Женька сопротивлялась, но под угрозой разоблачения ее связи с Пановым сдалась.
Нужно ж было оказаться организму Двинского на редкость крепким, с мощной иммунной системой. Три дня Проценко наблюдал за ним во время поездки и не находил никаких признаков начинающейся лихорадки. Генерал с присущей ему энергией лез в самые зловонные лагеря, спрятанные в джунглях. За ним, кряхтя, охая и проклиная все на свете, следовал полковник Проценко.
Но через три дня малярия победила. Генерала в беспамятстве отправили в Луанду. По дороге чуть не умер. Проценко не на шутку испугался.
Брать на свою душу убийство не входило в его планы. Но пронесло. И вот сегодня, впервые за время болезни, генерал вызывает его к себе. И надо же — и то и другое дело — в четверг. Именно в четверг! Будто других дней в неделе мало. От этих мыслей Григорий Никитич разнервничался и оделся без надлежащей этому дню тщательности.
По дороге в свой кабинет пытался вспомнить имя-отчество Найденова, но не вспомнил.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться. Майор Найденов по вашему приказанию прибыл.
— Опять по аллее вышагивал? На пальмы мочился?
— Никак нет.
— Странно. Ну, рассказывай.
По четвергам Григорий Никитич предпочитал не садиться, чтобы не мять свежевыглаженные брюки. Поэтому неловко, несколько боком передвигался по кабинету, искоса наблюдая за советовским зятем. Найденов еле сдерживал охватившее его волнение.
— Генерал Панов приказал прибыть к вам за получением инструкций.
— Как же тебя угораздило? Дома жена, дети, к тому же зять самого... Гордиться должен! Честь мундира, понимаешь ли, беречь. Уж не говорю о Родине, которую ты своим поступком дискредитируешь. Стыдно... Честно скажу, от тебя не ожидал. Народ тут разный, бывает, и пьянствует, и чужим женам под юбки лезет. Но ведь своим, советским. Мы их осуждаем, воспитываем. А твой поступок выходит за рамки даже недозволенного.
— Товарищ полковник, ничего предосудительного между мной и ангольской гражданкой не было. Встречались на уроках португальского языка... — нескладно начал оправдываться майор.
— Перестань, Найденов, — перебил его Григорий Никитич, презрительно махнув рукой. — Она сама, призналась. Здесь. В этом самом кабинете. Пока ты пьянствовал с подполковником Рубцовым. Ну, то отдельный разговор.
— Ана была у вас?
— Была. И, основываясь на ее показаниях, я сделал вывод, что ты соблазнил девушку.
— Вранье!
— Майор Найденов, выбирайте выражения!
— Виноват, товарищ полковник.
— Еще как виноват. Никуда не деться. Придется исправлять положение.
Найденов решительно произнес:
— Ни на какие действия, направленные против Аны, не соглашусь. Со мной поступайте со всей строгостью, а ее трогать не имеете права.
— Кому ты на хрен нужен. Тоже мне кавалер... Дон Жуан. Наблудил и еще в герои лезет. Пусть за это твоя жена и тесть краснеют. Я до твоего сведения довожу приказ: «Лично познакомиться с профессором Вентурой и обеспечить его участие в операции».
— Отца Аны?
— Смотри, догадливый. Не требую от тебя непорядочных поступков. И так насовершал. Но, как говорится, суп отдельно, а мухи — отдельно. С девицей спутался по собственной инициативе, а с отцом будешь работать по моему приказу.
— Почему вы сами его не пригласите?
— Потому что речь должна идти не о военной операции, а об экспедиции, организуемой при нашем содействии, с научными и познавательными целями. Найденов понял — ему давали шанс.
— Значит, если я уговорю профессора, мои отношения с Аной будут квалифицироваться как служебные?
— Это еще заслужить надо.
— А вдруг профессор не согласится?
— В таком случае я лично закажу тебе билет в Москву к любимой жене.
— Ана знает о ваших планах?
— О них знаем ты и я. Утечка информации равносильна измене Родине.
Может, тебе действительно лучше в Москву? Подумай. Тогда и с девушкой встречаться не обязательно.
— Согласен.
Проценко продолжал кружить по кабинету, наслаждаясь победой. На его лице возникло подобие улыбки, и он с пафосом произнес:
— Я знал, что чувство долга для советского офицера превыше всего!
САНЧЕС
Отсидеть пять суток Рубцову не довелось. В санчасть прибежал запыхавшийся помдеж и передал приказ Емельянова срочно прибыть в госпиталь.
Моряки были рады избавиться от сумасбродного гостя. Поэтому быстро усадили Рубцова в джип и пожелали счастливой службы. Подполковник на прощание окинул их мрачным взглядом. Но стоило за окном машины замелькать открытым солнцу и ветру улицам, как им овладело игривое настроение. Похмелье словно рукой сняло. Рубцов вспомнил, что вчера был замечательный день. И получилось же у него по-умному уладить конфликт с Нинкой. А то, что Панов кричал, так на то и генерал. Зато он, Рубцов, ведет себя так, как считает нужным, и никто ему здесь, в этой дыре, не указ.
Возле госпиталя прохаживался Емельянов. Коротко поздоровавшись, он жестом предложил Рубцову следовать за ним. Они прошли по коридору на кубинскую половину, где располагались палаты для военнослужащих с Острова Свободы. Вошли в одну из них. На кровати лежал человек, лицо которого было заклеено кусками пластыря. Длинные черные волосы помогли узнать в этом безлицем мулате вчерашнего Нинкиного знакомого. Мулат с трудом приоткрыл один глаз, над которым нависал лиловый набрякший синяк.
— Узнаешь? — строго спросил Емельянов, показывая рукой в сторону подполковника.
Мулат кивнул, что-то прошепелявив, и Рубцов с удовольствием отметил, что с несколькими зубами его противнику пришлось расстаться.
— Подполковник Рубцов, — официально обратился Емельянов, — объясните, чем вызвано вчерашнее ваше поведение?
— А тем, что эта падла мою жену взасос при всех поцеловал и к тому же облапить намеревался, — вызывающе ответил Рубцов и непроизвольно сделал шаг вперед, отчего в единственном зрячем глазу Оливейры промелькнул ужас.
