Оперативный псевдоним - Корецкий Данил Аркадьевич (читаем книги бесплатно .txt) 📗
Ворота были открыты настежь, Ходаков беспрепятственно проехал во двор, подивившись невиданному ослаблению порядка. Слева, за глухим, обнесенным колючей проволокой забором виднелись верхние этажи режимного блока. Сейчас здесь остались только проходящие экспертизу подследственные: убийцы, поджигатели, насильники, растлители малолетних.
Оставив машину на служебной стоянке, он мимо наркологической клиники прошел к длинному трехэтажному зданию, часть которого занимала кафедра Тиходонского мединститута, а часть – отделение острых психозов. Там же располагалась и администрация больницы. Стены здания недавно были выкрашены в грязно-желтый цвет, на окнах, как и повсюду, металлические решетки. Внутри помещение изрезано запертыми дверями. Пахло пылью, сыростью и человеческим горем.
По обшарпанной лестнице Ходаков поднялся на второй этаж. В отсек администрации дверь была открыта. Вытертая до тканой основы дорожка из красного ковролина, горшки с пожухшими цветами в проволочных подставках, мятые шторы на окнах, стенд с фотографиями лучших врачей, стенная газета «За разум!» – все осталось, как много лет назад. Ходакову показалось, что и номер газеты все тот же.
В приемной главврача стучала на машинке молоденькая девчушка. Нечаев и раньше подбирал в секретари студенточек, а потом несколько лет опекал их и, как сам говорил, «воспитывал». Курирующий опер должен выявлять слабости обслуживаемого контингента, поэтому Ходаков знал, где, как и какими способами главврач «воспитывал» своих подопечных.
– Вы родственник? – Девчушка вскинула большие серые глаза с длинными ресницами.
– Да.
Родственники считались в клинике самыми бесправными людьми после больных, только более надоедливыми.
– Сегодня неприемный день, – тонкие пальчики вновь забегали по клавишам.
– Леонида Порфирьевича, – добавил бывший куратор.
Казенный отпечаток на миловидном личике мгновенно растаял.
– Очень приятно. Как о вас доложить?
Он назвался. Девчушка повернулась к переговорному устройству.
– Леонид Порфирьевич, к вам Ходаков...
Либо главный стоял за дверью, но как он тогда ответил на вызов интерфона... Либо он вскочил и бегом бросился встречать гостя. Потому что дверь распахнулась мгновенно.
– Здравствуйте, здравствуйте, дорогой Василий Иванович! – с подчеркнутой радостью пропел он, как будто Ходаков все прошедшие годы оставался действующим куратором. Вот что такое старая закалка...
Ходаков пожал почтительно протянутую руку.
– Здравствуйте, не менее дорогой Леонид Порфирьевич! Вы почти не изменились...
Это было не правдой. Нечаев изрядно потолстел, заметно постарел, а главное – утратил импозантность профессионального жуира. Обычный седой дядечка пенсионного возраста. Скоро у него появятся проблемы с «воспитанницами». Если уже не появились.
– Раздевайтесь, проходите. – Главврач принял сырое пальто и повесил в платяной шкаф рядом со своим.
– Присаживайтесь, рассказывайте, – добродушно бубнил Нечаев. – Какими судьбами в наши края, что хорошего в жизни?
– Да вот, ехал мимо, решил заглянуть. – Ходаков опустился в мягкое кресло. В отличие от остальных увиденных им помещений кабинет главного производил впечатление полного благополучия и процветания. Стандартная офисная мебель: огромный стол, приставной столик, пара кресел на колесиках, два глубоких для отдыха, широкий раскладной диван, мебельная стенка с телевизором и видеомагнитофоном.
– Это хорошо, правильно сделали, – кивнул Нечаев, как будто ни с того ни с сего съехать с трассы, чтобы поздороваться после пяти лет отсутствия, считалось в порядке вещей.
– У меня небольшое дело... – Ходаков дружелюбно улыбнулся. – Я же сейчас работаю в банке...
– Да, да, я слышал...
– К нам обратился клиент за крупным кредитом. А у него в свое время были серьезные проблемы с головой. Встал вопрос: можно ли иметь с ним дело? И я решил навести справки у вас, потому что он здесь лечился.
– А-а-а... – Леонид Порфирьевич перевел дух. – Хотите выпить?
Он успокоился, расслабился и сейчас лихорадочно искал предлог отказать. Что тут странного? Обычное дело... Вначале решил, что пришли по его душу, – мало ли какие неприятности могут выплыть из прошлого... А раз нет – зачем нарываться? Доступ в архивы психбольницы закрыт строго-настрого: здесь можно такого компромата накопать! И на таких людей!
– Выпить? – переспросил Ходаков. Опера «бывшими» не бывают. – Спиртику?
– Почему спиртику? И водочка есть, и коньяк, и виски...
– Да это я так, историю одну вспомнил, – Ходаков улыбнулся и покрутил головой. – Забавная история, как анекдот можно рассказывать.
– Интересно, – Нечаев тоже улыбнулся и, потянувшись к стенке, открыл дверцу бара. Вспыхнувший свет подсветил янтарное содержимое замысловатых бутылок.
– Работал я как-то с одним инженером, а он, оказывается, голубой. Я ему говорю: что ж ты к врачу не пойдешь, вылечился бы, стал нормальным мужиком. А он отвечает: да ходил я к психиатру, только хуже вышло... Почему ж хуже? Да потому... Рассказал я ему все, а тот сразу дверь на щеколду запер, достал спирт и говорит: это дело не страшное, многие со своим полом спят, и ничего, давай спиртику выпьем... Кончилось тем, что он меня прямо на кушетке и отжарил. А я решил: раз так, значит, так пусть и будет...
Ходаков приглашающе рассмеялся, но главный его не поддержал и с мрачным видом закрыл бар. В глазах его вновь появилась настороженность.
– Фамилия нашего клиента Лапин, зовут Сергей Иванович, год рождения 1964-й, попал к вам в сентябре девяносто первого. Вот его фотография.
Он протянул прямоугольник шесть на девять, принесенный Лапиным для личного дела.
Леонид Порфирьевич нацепил на переносицу узкие, для чтения, очки без оправы, повертел в пальцах фотокарточку.
– Нет, не припомню такого... Сейчас позвоню, чтобы нашли историю...
Он снял трубку.
– Люда, поищи карточку на Лапина Сергея Ивановича. Поступил к нам в сентябре девяносто первого года. Записала? Срочно, я жду у телефона.
Нечаев еще раз посмотрел на фотокарточку, снял очки, погрыз стальную дужку.
– Вряд ли она сохранилась после того пожара...
Ему явно не хотелось вспоминать сырую ноябрьскую ночь. Еще больше этого не хотелось Ходакову. Потому что главный только создал условия, а поджигал регистратуру и архив лично он. Соучастие в преступлении, вот как это называется. Правда, тогда это называлось по-другому: специальная операция. Он успел вовремя – через три дня явилась комиссия по расследованию злоупотреблений КГБ, но фактов использования психиатрии в карательных целях обнаружить не удалось, только пепел...
Телефонная трубка ожила, главный с минуту послушал.
– Хорошо, нет так нет.
И, будто извиняясь, развел руками. Все складывалось наилучшим образом: он сделал все, что мог, и не его вина, если документы сжег сам уважаемый Василий Иванович.
– А если у Зои спросить?
Ходаков хорошо знал кузяевскую «кухню» и попал в точку. Заведующая отделением помнит своих больных лучше, чем главврач.
– Действительно, – Нечаев набрал короткий номер. – Зоя Васильевна, зайдите ко мне.
Сердце Ходакова учащенно забилось. Через несколько минут на пороге возникла блондинка лет сорока пяти, в наброшенном поверх брючного костюма белом халате. Броский, но с чувством меры макияж, тонкие полукружья бровей, миндалевидные, чуть раскосые глаза, подобранная стройная фигура.
Зоя Васильевна Белова, кандидат медицинских наук, заведующая отделением психической реабилитации, агент областного УКГБ в 1981-1992 годах, оперативный псевдоним Лиса, состояла на связи у оперуполномоченного Ходакова, после увольнения последнего из органов поддерживать доверительные отношения отказалась, исключена из числа негласных сотрудников в мае 1992 года.
Но Нечаев, как, впрочем, и все остальные, знал ее только в первых трех ипостасях.
– Видите, кто к нам пришел? Узнаете?
Сердце колотилось, как в семьдесят девятом, в Степнянске, во время массовых беспорядков, когда разъяренная толпа принялась обыскивать подозрительного чужака, а удостоверение было в носке, а на столбах уже висели головами вниз два «проколовшихся» милиционера.
