Игра для героев - Хиггинс Джек (версия книг txt) 📗
Радль недоверчиво посмотрел на него:
– В самом деле?
– Ни у кого из них нет опыта, – сказал я, – но полагаю, благодаря своей подготовке рейнджеры и бранденбуржцы составят лучшую команду, которую здесь можно найти.
Вероятно, я что-то не то ляпнул, поскольку он окончательно вышел из себя.
– Да кто вы, черт побери, такой, Морган?! – Впервые он не упомянул в разговоре моего звания. – Командую здесь я, и я говорю «нет» вашему сумасбродному плану. Вам понятно? – И он злобно оглядел всех нас по очереди. – А теперь убирайтесь отсюда.
Он повернулся, но Штейнер тихо сказал:
– Нет, полковник Радль, так не пойдет.
И он выхватил свой «люгер» из кармана дождевого плаща, а Шелленберг вдруг невольно вскрикнул. Никто из нас этого не ожидал. Ведь когда я предложил свой план действий, мы не учли, что Радль может заупрямиться, и ничего не предусмотрели на этот случай.
– У нас нет времени спорить, полковник Радль, – сказал Штейнер. – «Гордость Гамбурга» может крепко сесть на скалы и продержаться там весь день, но точно так же шторм может разбить судно за пару часов. Боюсь, вам придется сделать так, как мы решили.
– Ну, вот вы и попались, Штейнер. Наконец-то! – Радль улыбнулся, если эту гримасу можно было назвать улыбкой. – Теперь вы раскрылись, показали свое лицо. Достаточно! Ни ваш отчим, ни ваши награды больше не помогут. Вас вздернут, как Брауна, прежде чем я с вами разберусь.
Сказав эту маленькую речь, Радль забил последний гвоздь в собственный гроб. До того сбитый с толку неразберихой Брандт еще колебался, но теперь он твердо вышел вперед и протянул руку:
– Дайте сюда, Штейнер.
Штейнер долгим взглядом посмотрел ему в лицо, затем передал «люгер» рукояткой вперед. Следующие слова Брандта смахнули улыбку с лица Радля:
– Унтер-офицер Штейнер действует по моему распоряжению. Сейчас здесь командую я.
– Вы что, спятили, Брандт? – строго спросил Радль. – На каком основании?
– Я так решил. Я утверждаю, что вы не справились с выполнением обязанностей немецкого офицера. Поэтому я принимаю командование согласно уставу и готов защищать свое решение перед любым военным трибуналом. Считайте, что вы под домашним арестом.
Радль грубо хохотнул:
– И вы полагаете, что я буду сидеть и молчать? Это – мятеж!
– Тогда я вас застрелю. – Брандт повернулся к нам. – Чтобы не было неприятностей, особенно с эсэсовцами, разумнее представить дело как можно проще. Я останусь здесь с полковником Радлем. Чем скорее вы приступите к делу, тем лучше. Вы, Шелленберг, будете ответственным. Советую вам выполнять распоряжения мистера Скалли и полковника Моргана.
– Предупреждаю вас, Брандт, в последний раз, – сказал Радль.
– А я предупреждаю вас, полковник Радль: одно неверное движение – и я всажу в вас пулю. Теперь вы меня очень обяжете, если вернетесь в гостиную.
Радль бросил салфетку на пол и, резко повернувшись, исчез. Брандт последовал за ним, но в дверях остановился.
– Желаю удачи, господа. У меня такое чувство, что удача нужна нам всем. – Он улыбнулся. – А для вас и ваших друзей, полковник Морган, – подарок на прощанье.
Он вынул из кармана ключ от кандалов и бросил его мне.
До последнего своего дня я буду помнить ту сцену, когда Штейнер говорил с людьми в порту. Они столпились тесным кольцом, чтобы расслышать его слова сквозь вой ветра, а Штейнер стоял в кузове грузовика у откинутого борта.
Первоначально это была идея Шелленберга. Он был потрясен случившимся в доме приходского священника, но стоило нам выйти, как он словно стал другим человеком. Впрочем, все мы стали другими в тот жуткий день, насыщенный невероятными событиями; на холоде и пронизывающем ветру мы словно остекленели и немного спятили.
За пять минут, что мы добирались назад в гавань, Шелленберг, впервые в жизни ставший самим собой, выработал четкий план действий. По его расчетам, требовалось привлечь не меньше ста двадцати человек. Все решало время. Он позвал рабочих «Тодта» и саперов; можно добавить несколько артиллеристов да плюс еще мы. У него на складе имущества, неподалеку от южного причала, было много инструментов, канатов и веревок, а также три тяжелых грузовика, которыми мы могли воспользоваться.
Чтобы добиться совместных действий немцев и рабочих «Тодта», требовались усилия, и тут сыграл свою роль Штейнер. Шелленберг безоговорочно признал Штейнера как человека, которому доверяют все.
Ему пришлось орать во всю глотку, чтобы его расслышали; обращение было кратким:
– В Гранвиле стоит спасательная шлюпка! Если мы сможем доставить ее сюда и спустить на воду, то, возможно, нам удастся сделать что-то для попавших в беду людей! Если не сможем, они утонут! Другого выхода нет!
В тот день все свихнулись, но свихнулись каждый на свой лад. Нашелся один рабочий «Тодта», маленький, невзрачный на вид человек в рваной шинели, который тоже решил сказать свое слово. Судя по выговору, он был французом.
– Хорошенькое дело! Это ж проклятые немцы! Зачем нам стараться для них?
Лица ежившихся на ветру людей выражали разные чувства: одни соглашались с французом, другие были не против помочь, но побаивались.
– Может, ты и прав! – крикнул Штейнер. – У меня нет времени спорить! Кто хочет помочь – забирайся в грузовики, кто не хочет – черт с вами! Одни справимся!
Он спрыгнул на землю. Рабочие «Тодта» не двигались, и лишь некоторые заспорили друг с другом. Поддержка пришла неожиданно. В кузов грузовика забрался Фитцджеральд и обратился к людям. Выглядел он ни дать ни взять античным героем – не хватало только меча в руке.
– Вы все знаете меня! Я – американец. Когда спасательная шлюпка выйдет в море, мои люди будут на борту вместе с полковником Морганом и мистером Скалли – англичанами. Вместе с унтер-офицером Штейнером и его людьми – немцами и австрийцами. В море гибнут люди! Кто они – значения не имеет. Им нужна помощь. Хватит болтать, по машинам!
Это сработало – не сразу, но сработало. Человек тридцать – сорок кинулись к грузовикам без разговоров. За ними не очень охотно пустился еще с десяток. Осталась горстка рабочих «Тодта»; они колебались, но разноязыкий хор призывов и ругани сделал свое дело – все быстро разместились по грузовикам.
Я оказался в замыкающей колонну машине. Когда мы отъехали, с якорей сорвалась еще одна рыбацкая шхуна, ударилась о волнолом и разлетелась вдребезги. «Лишь бы это не был дурной знак», – мысленно помолился я.
Ветер становился все сильнее и сильнее, покуда мы катились под гору к Гранвилю. Возле дома Сеньора у буковых деревьев ломались сучья и ветки, а грузовики угрожающе раскачивались из стороны в сторону.
Я ломал голову: одна из трудностей задуманного дела – узкие островные дороги. Грузовики, естественно, до берега пройти не могли, мы выгружались на краю деревни. Но если для грузовиков узкая дорога – не помеха, то что говорить об «Оуэне Моргане»? Ширина корпуса, насколько я помнил, около одиннадцати футов, на поворотах может не пройти.
Я поделился с этим Шелленбергом, который, кивнув, сказал:
– Все, что будет мешать, – снесем, но сначала вытащим шлюпку.
Ангар был построен из бетонных панелей. Шелленберг послал с полдесятка саперов во главе со Шмидтом внутрь; вооруженные десятифунтовыми кувалдами, они разнесли панели задней стены, потратив на это не более двух-трех минут.
И вот шлюпка «Оуэн Морган» уже стояла на виду у всех, гладкая и красивая, окрашенная в голубой и белый цвета, показывая своей ухоженностью, на что способны руки заботливого Эзры. Но она сидела на своих салазках уже пять лет – пять лет без моря! Когда я, подталкиваемый толпой, подошел поближе, то впервые задумался: что, если она не оправдает надежд?
Времени для сомнений уже не было, и Эзра принялся за дело. Он стал показывать, где закрепить тросы. Ко мне, проталкиваясь сквозь толпу, подошел Фитцджеральд.
– Дела идут, а? – сказал он с улыбкой. – Чудесное зрелище, ей-богу, сам не ожидал. Вы только посмотрите на лица людей!
