Западня для ракетчика - Козлов Константин (бесплатные версии книг TXT) 📗
— Вот что! Войны не будет. Будем все постепенно делать. Сначала под себя рынок заберем. Вчера в «Риге» драка была, всех боевиков мэра в кутузку кинули. На рынке сейчас нет никого.
Малаев повернулся к темнолицему вождю клана Ахмедовых:
— Мансур! Завтра с утра людей пошлешь на рынок, пусть этих сборщиков дани гонят оттуда. Но пусть с собой камеру возьмут, пусть кто-нибудь все тихонько заснимет. Потом пусть твои мальчики этих рэкетиров тряхнут хорошо.
— Деньги себе заберем? — довольно гыгыкнул Ахмедов.
— Не себе, проведете их вдоль рядов и всем вернете, что они у кого взяли, до копейки.
— А деньги?
— Сделаете, как говорю.
— Раис, у них сбор с ларьков завтра?
— Завтра, с пяти до шести вечера, Сейруллин-ага.
— Тогда с четырех обойдете все ларьки, скажешь людям: Завгороднему больше чтобы не платили.
— Люди платить не перестанут, они боятся.
— Скажешь, бояться не надо. Если что — поможешь, но пока по-тихому, без взрывов и стрельбы. Но морды бить не стесняйтесь. Кого поймаете, всех ведите в милицию. Хмара только рад будет.
— Понял, сделаем.
— Так и будем дальше делать. Когда у этих бандитов не станет денег, не станет и власти.
— Аджаган, поедешь в Ленино, в район, дашь кому нужно денег и скажешь, мы хотим рынок в аренду взять, но так, чтобы все порядки наши были. Порядок, чистоту и калым, мол, гарантируем.
— Сколько давать?
— Сколько скажут, столько давай, не жадничай. Потом все вернется.
Аджаган — юноша в аккуратном костюмчике с галстуком и прической клерка из лондонского Сити вежливо кивнул. Малаев повернулся к мулле:
— А вы, уважаемый, поедете в Симферополь. Мне нужно, чтобы во всех газетах написали про то, как щелкинский мэр разрывает курганы и продает за границу исторические ценности. Про то, как он кладбища старинные разоряет, могилы оскверняет.
— А мне поверят?
— Вам поверят. Вы покажете им всем документы и фотографии, у нас этого материала — больше чем нужно.
Малаев взял с книжной полки черный пакет и передал его мулле.
— Еще скажете, что в городе по двенадцать часов нет воды, что шесть месяцев не платят учителям, что закрывается русская школа, что зимой нет отопления, а мэрия гонит налево предназначенный для котельной мазут.
— Так это хорошо. Пусть сидят без школ, быстрее отсюда уедут, — подал свой голос Ахмедов.
— А ты своих детей куда отдашь, в украинскую? А учить их потом где будешь?
— Чему их учить? Деньги считать умеют.
— Нам нужны образованные люди, свои грамотные врачи, инженеры, финансисты, юристы. Хочешь, чтоб твои внуки чабанами росли?
— Турки придут всех научат, — заржал Ахмедов, — русские сейчас слабые. Ни армии, ни флота, я по телеку слышал. Турки снова хотят весь Крым себе забрать, как раньше было.
— Как раньше? Ты и твои внуки будете навоз по степи собирать. Никто не придет и не сделает твою жизнь лучше. Хочешь жить лучше — сам работай, детей учи.
Малаев недовольно нахмурился. Из-за таких вот идиотов нас и не любят.
— А ты, Гирей, что молчишь? — старейшина обратился к молодому человеку в милицейской форме.
— Скоро партия рыбы и икры отсюда пойдет на Одессу, а оттуда в Турцию, почти все готово, ждут транспорт. Очень большая партия, несколько трейлеров.
— Сделай так, чтобы этот транспорт возле Джанкоя взяла милиция.
— Почему возле Джанкоя, дядя Сейруллин?
— Потому что так нужно! Не твоего ума дело! Что еще узнал?
— Говорят, эти из музея нашли что-то где-то в бухтах.
— Кто говорит?
— Слухи по городу ходят. Кто-то из людей Завгороднего проболтался. Говорят, много древностей, мэрские за ними сейчас следят. Чего-то караулят.
— Понятно чего. А ты следи за ними, если что узнаешь — сразу мне, не жди, хоть днем, хоть ночью.
После «постановки задач» все чинно распрощались и разошлись. Просто закрытие заседания дивана при престоле сиятельной Порты. Малаев вышел на балкон, посмотрел на небо, приметы предвещали перемену погоды. С моря налетал резкий порывистый ветер.
Макса и Вована выпустили на следующее утрою. Хмурый сержант выбросил на прилавок скудный набор под названием «Личные вещи задержанных россыпью». Среди возвращенного имущества отчего-то недоставало серебряного портсигара и дорогих часов Макса. Вовану забыли возвернуть кожаный ремень, зажигалку и мобильник, а кошельки обоих приятелей вернулись заметно отощавшими. В лопатнике Макса кто-то, видимо в насмешку, заботливо рассортировал мелкие купюры по номиналу. В портмоне его компаньона вообще остались только квиточки достоинством пять и десять купонов. Вован вытряхнул остатки денег сержанту на стол и отказался расписываться в получении своего имущества. Сержант молча пожал плечами, выдвинул ящик стола, сгреб туда мелочь и поставил в ведомости напротив фамилии почитателя А. Конан Дойля какую-то закорючку. Мол, нам за вас и расписаться не в тягость.
— Свободны! Михальченко, выпускай!
— Спасибо вам дяденька! Сигареткой не угостите?
Сержант невозмутимо извлек из кармана до боли знакомый портсигар, извлек из него одну «верблюжатину» и протянул ее Максу.
— Огоньку не-найдется?
Огонек нашелся у Михальченко, тот услужливо чиркнул зажигалкой, в которой В. А. Гольцов опознал свой «Zippo».
— Спасибо, дяденька.
Макс обнял компаньона за плечи и увлек к выходу. Михальченко аккуратно распахнул скрипучую решетку.
— Заходите если что.
— Спасибо, дядя! Мы лучше пешком постоим. — Макс выволок взбешенного напарника на крыльцо.
— Не, ты видал, какие суки? У них же наши вещи остались!
— Забудь! У них тяжелая работа и беспросветная жизнь. Ты мне лучше объясни, почему остальных не выпустили?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Пошли к шефу, может, он внесет ясность.
По пути из отделения до мэрии их обдала пылью колонна тяжелых армейских грузовиков.
— Это еще что такое?
— Может, учения?
— Может и учения.
Макс опытным взглядом по форме одежды прибывших определил в них бойцов спецподразделения МВД Украины «Беркут».
— А ну, давай-ка веселей двигать поршнями, что-то мне это все не нравится.
Колонна ушла в сторону Мысового, Максим проводил ее взглядом. Море было неспокойно, штормило, волны бились о далекие утесы, высоко вскидывая мохнатые шапки белой пены.
Если на море была непогода, то в кабинете Семена Олеговича участники провалившейся операции попали в самый настоящий шторм. В офисе царил беспорядок, по ковровому покрытию были разбросаны газеты, окурки (чего раньше никогда не бывало), вместо графина с водой стояла початая бутылка «Столичной». Смазливая секретарша с заплаканным, перемазанным потекшей тушью личиком сидела за столом, заваленным ворохом каких-то бумаг. Брала из стопки один листок за другим и методично отправляла в машинку для уничтожения документов. С другой стороны машинки вылезала ровная красивая соломка, годящаяся для упаковки хрусталя или украшения новогодней елки. Картина напоминала штаб дивизии вермахта, к которому внезапно прорвался батальон Т-34. Шеф носился по кабинету, почти все телефоны звонили разом, финансовый гений Рома что-то блеял кому-то про то, что транспорт ушел и не его вина, что эти лохи влипли при досмотре. Голос в трубке рявкнул, что на лохов ему плевать, а уплаченные вперед деньги неплохо бы вернуть. Бледный и трясущийся «главбух» клятвенно обещал сделать все как нужно. В углу шипела забытая всеми кофеварка. Макс налил себе кофе, устроился в кресле и подобрал одну из валяющихся на полу газет. Это оказался «Крымский курьер». Отхлебнув, он прочитал заголовок передовицы: «Мэрия Щелкино уничтожает наше культурное наследие». Макс по диагонали прошелся по тексту. Осведомленности автора статьи можно было только позавидовать, в качестве иллюстраций статья пестрела фотографиями. Качество снимков хоть и оставляло желать лучшего, но все упомянутые в статье персонажи были вполне узнаваемы. Макс подобрал очередной шедевр желтой прессы. Издание партии крымских аграриев проехалось по репутации Семена Олеговича стальными траками фермерского «ХТЗ», аграрии подняли вопрос о незаконном промысле рыбы, лично курируемом С. О. Завгородним. Не отставал и «Парламентский вестник». Максим положил газету на край стола.
