Закон-тайга - Ахроменко Владислав Игоревич (книги онлайн полные версии TXT) 📗
Рассуждая таким образом, Каратаев прошел большую часть пути к зимовью.
Но неожиданно где-то внизу послышался омерзительный хруст, и тут же сугроб словно бы разверзся под ногами, — едва не потеряв равновесие, обладавший завидной реакцией, бывший офицер «Альфы» попытался было ухватиться за низко нависшую ветку ели, но тут же полетел куда-то вниз, в черную бездну.
Послышался хруст ломаемых лыж, сверху густо посыпался снег, полетели обломанные ветки, — когда бывший спецназовец, реактивно сгруппировавшись, упал на дно ямы, он сразу же понял, что с ним произошло…
Огромная рыже-полосатая кошка, понюхав воздух, остановилась: по девственной тайге разносился какой-то посторонний запах. Тигр повертел массивной головой, пытаясь определить, откуда же доносится этот странный и резкий запах — слабое дуновение ветра откуда-то сбоку сделало его еще более насыщенным, обоняемым, и это заставило хищника насторожиться.
Спустя несколько секунд до чуткого слуха кошки донеслись новые звуки: поскуливание, подвывание, грызня — будто бы стая изголодавшихся на диком холоде собак дралась из-за кости. Вкус собачатины уже был знаком хозяину тайги — несколько поселковых шавок нашли свою смерть в его пасти.
Конечно же, человек был вкусней, да и обмануть его было намного проще: изнеженный цивилизацией, он совершенно растерял первобытные инстинкты, главный из которых — инстинкт самосохранения. Поселковые же собаки, бывшие в Февральске не домашними, а почти что дикими, обладали выработанным природой чувством опасности, а потому куда реже, чем беспечный и беззащитный человек, становились жертвами полосатого людоеда.
Тигр ускорил шаг — теперь его движения стали плавными и расчетливыми: подгоняемый голодом, хищник теперь наверняка бы не побрезговал даже псиной…
Однако на этот раз тигр ошибся: на соседней поляне дрались не собаки, а волки, — четыре больших матерых волка сражались друг с другом за остатки изюбра.
Усы полосатого хищника затопорщились, и он недовольно зарычал…
Волки, словно по команде, прекратив драку, подняли головы на непрошеного гостя. Это была их территория, и они были готовы дать отпор любому, кто посягнет на чужие охотничьи угодья.
Как известно, тут, на Дальнем Востоке, есть только один закон — закон тайги, в котором, естественно, выживает сильнейший.
Сильнейшим, естественно, был тигр, но он был один, а волков — четверо. И ими, волками, руководил не только ненасытный зимний голод, не только семейная солидарность, но и естественный природный рефлекс, выработанный за тысячелетия: никогда не пускать в свои угодья чужака, каким бы сильным он ни казался.
Вожак стаи — самый крупный из волков, подняв голову, угрожающе клацнул зубами и зарычал, обнажая желтоватые клыки; шерсть на холке поднялась дыбом, глаза блеснули злобным огнем…
Тигр на секунду замер, присел, оценивая ситуацию, а затем оскалил огромную пасть, заревел и стал бить себя хвостом по телу, готовясь к атаке.
Волки заняли стратегическую позицию — вожак так и остался стоять напротив тигра, а остальные медленно, не сводя глаз с чужака, стали обходить его, намереваясь напасть на него с разных сторон.
Наверняка тигр понял: эта свора сильна своим единством, а единство будет сохранено до тех пор, пока жив вожак. А это значило, что ни в коем случае не стоит ждать, пока волки нападут первыми…
Мягкий, но стремительный прыжок — пронзительный визг свидетельствовал, что страшные зубы тигра достигли цели; вожак, поваленный на бок, яростно огрызался, пытаясь вырваться, но рыже-полосатый хищник безжалостно вдавливал его в снег. Волк вертелся юлой, разбрасывая вокруг себя мириады снежинок, взрыхляя сугробы, но с каждым движением головы тигра слабел…
Но в это самое время трое других волков, словно по команде, бросились на пришельца — один повис на шее, другой вцепился в заднюю лапу, а еще один, самый молодой, не найдя себе применения, бегал вокруг свалки, стараясь укусить противника, — наконец это ему удалось, и волчьи зубы вцепились в мягкий тигриный живот.
Но это лишь разъярило полосатого хозяина тайги: мощным ударом когтистой задней лапы он отбросил одного — волк с распоротым брюхом полетел в сугроб, скуля от боли. Резкий поворот головы — и тот, что висел на шее, нелепо перевернувшись в воздухе, упал под переднюю лапу — череп его был расплющен в мгновение ока. Молодой волк на миг ослабил хватку, но этого оказалось достаточно, чтобы истинный хозяин тайги, почувствовав относительную свободу, расправился с вожаком: из перегрызенного горла фонтаном хлынула кровь, и от этой крови тигр, казалось, озверел окончательно.
Победно зарычав, рыже-полосатая кошка бросилась за единственным оставшимся в живых противником — тот, скуля от боли и страха, поджал хвост; спустя несколько секунд тигр нагнал его и подмял под себя; и уже ничто не могло спасти серого волка.
Ситуация, в которую попал Каратаев, была незавидной. Тут, в тайге, осталось немало волчьих ям: зачастую эти злобные хищники так донимают охотников, что у последних не остается иного выхода, кроме как оградить себя от волков таким незамысловатым, но действенным способом.
Волчья яма, судя по всему, была старой — в центре торчал трухлявый кол, рядом валялись пожелтевшие кости и череп: Михаил, опытный таежный охотник, сразу же по черепу и сильным, нестертым зубам определил, что тут нашел смерть матерый волчище.
Лыжи были сломаны; первое, что сделал попавший в яму охотник, — освободился от их обломков.
— М-да, попал… — прошептал он, обращаясь к самому себе; и тут же сверху послышался собачий лай, переходящий в печальный вой, — Амур не находил себе места, волнуясь за хозяина.
"Главное, не нервничать, собраться и взять себя в руки", — решил Каратаев.
Неожиданно — кстати или некстати, но, наверное, все-таки кстати — перед глазами наплывом, словно в широкоформатном фильме, возникло лицо Тани — это придало попавшему в западню уверенности.
Охотник достал нож — десантный стропорез, оставшийся у него еще со времен службы в «Альфе», и несколько раз ковырнул промерзшую стену ямы. Нож, так легко обрезавший крепкие парашютные стропы, в сильных руках Михаила едва сковырнул кусочек мерзлого грунта.
Но другого выбора не было…
Пот лился из-под меховой шапки, болели руки, и вскоре пленник скинул и белый маскхалат, и армейский бушлат. Каратаев долбил землю вот уже второй час, но, казалось, без видимых результатов.
Наверху жалобно поскуливал Амур, и хозяину то и дело приходилось успокаивать пса.
— Ничего, выберемся, — успокоительно произнес он, тяжело дыша…
Наверное, ни одна смерть за последние дни не потрясла жителей Февральска так сильно, как смерть Тани Дробязко.
Тут, в поселке, ничего ни от кого не скрыть, и жители прекрасно знали и о редкостной порядочности покойной (которую, кстати, искренне не понимали), и о ее чувствах к Михаилу.
"Он ушел в тайгу, его пока нет в поселке… Но ведь он когда-нибудь вернется. Чего же ожидать от этого таежного Рембо, когда он узнает, что мы не сберегли его невесту?.." — приблизительно такой вопрос задавал себе каждый офицер гарнизона, каждый милиционер, но никто не находил на него ответа.
Да, от этого могучего, уверенного в себе человека можно было ожидать чего угодно — Михаил был по-таежному немногословен, но решителен: пудовые кулаки, спецназовские навыки, холодный расчет и таежная закалка не оставляли сомнения в том, что смерть невесты не останется безнаказанной. Несладко будет и тем, кто это допустил…
Начштаба, узнав от сурового капитана о происшедшем, мгновенно протрезвел — он вспомнил несколько хуков, полученных в клубе от отставного капитана «Альфы», и от этого ему сделалось очень нехорошо; заныл когда-то перебитый нос, и воспоминание об экзекуции остро кольнуло циррозную печень.
— Как это могло случиться? — произнес майор, словно бы обращался не к капитану, нашедшему тела девушек, а в безвоздушное пространство.
