Маньяк - Безымянный Владимир (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Терять время нельзя было не только следствию, но и тому, на кого нацелено его острие. Дичь обязана хоть ненамного, но опережать охотника. При этом особенно туго приходится дичи, которая еще недавно была в роли преследователя. Тигр, угодивший в ловушку, труднее смиряется с положением жертвы, нежели привыкшая к тому на протяжении всей трепещущей жизни лань.
В том, что с такими уликами легко из лап следствия не уйти, Углов не сомневался. Оглядываясь на свою жизнь, он трезво сознавал, что представляет собой лакомый кусочек. Кстати, и выпустили его как-то до странности легко, без особого нажима. Будто понарошку.
Шагая по улице, Углов головой не вертел. Есть «хвост» — не велика беда. Обрубить — минутное дело. И вряд ли розыск будет в открытую присматривать — знают, с кем дело имеют. Не на малолетку-первоходчика нарвались! Ведь отпустили, пусть и под расписку, но чего стоит эта филькина грамота? Чем она может грозить? Хуже тюрьмы не будет. Да и была бы реальная опасность — уже предупредил бы свой человек из райотдела. Он все знает — большой, высоко сидит, но крепко зацеплен, шутник этот. Без него и «жучка» в квартиру не поставят, побоится он, что имя всплывет в разговорах. А Углов в одиночку чалиться не будет — подвинуться «на скамейке» дело простое. И все же поглядывать надо — шнурок там завязать, в витрину глаза скосить... Нет, вроде чисто. Засветить квартиру Алены никак нельзя. Надежное логово, причем из последних. Конечно, если деньги есть, можно и без него какое-то время продержаться, только вот какое — Бог весть. Народ нынче жадный, трусливый. Будто не один у всех нас конец.
Пронырнув узкий «собачий» переулок, где шествовали в сторону парка хозяева со своими питомцами, Углов юркнул в скрытый от неосведомленного глаза пролом в бетонной стене и исчез.
Бывшая генеральская вилла уютно тонула в зелени раскинувшегося едва ли не на гектар ухоженного сада. Строено было с размахом, дармовыми стройбатовскими руками, быстро и добротно. Стройматериалы обошлись еще дешевле, чем солдатский труд. Молодняк в защитных гимнастерках хоть и «топтал» казенный харч, но генеральша нет-нет, да и расщедривалась на бутылочку. Правда, казенный спирт был тоже бесплатным. И все то время, пока шло строительство виллы, кирпич либо какой иной материал на соседние участки завозить было не с руки. Выгруженные вечером соседские кирпичи за время ночной смены нечувствительно превращались во фрагмент стены генеральского «дворца».
— Так кто же из нас вреднее: я, который накапливает деньги и в конечном итоге их приумножает, но при этом ходит под тюрьмой, или эти воры в погонах, рискующие в худшем случае выговором по службе? — седой, подтянутый, похожий на американского профессора нынешний хозяин импозантной дачи говорил без малейшей тени превосходства.
Здесь никого не унижали пренебрежением. В острых ситуациях пуля считалась более приемлемым средством улаживания конфликта. Отвлекшись от надоевших текущих дел, хозяин дачи на минуту погрузился в воспоминания.
— Да, детство — славная пора. Давненько заложили мы фундамент жизни в Баланцево. Ну, Георгий — парень молодой, здесь без году неделю, а вот мы с тобой, дорогой... Здесь ведь не стоит тебя гражданином начальником называть? Тут мы все товарищи, одно дело у нас. Это ты у себя в райотделе начальник, все Баланцево на поводке держишь...
— Да и ты, извини меня, не бедствуешь. Не только статус повыше моего на голову — как-никак председатель районного товарищества кооперативов — а уж по деньгам...
— Зачем чужое считать? Ведь я и на общак даю, да и мало ли куда еще, — добродушно подытожил благообразный Павел Петрович. — Да и крутиться приходится как проклятому: не то что какому-нибудь твоему участковому. Тому просто: закрыл глаза — получи. А ты ведь не какой-нибудь — ты у нас большой участковый. Шучу, не обижайся.
— А мне, Павел Петрович, обижаться не на что. Одно дело, как ты говоришь, делаем. И неплохо делаем, есть молодым чему поучиться. Так, что ли, Георгий?
Крепкий, словно отлитый из светлой бронзы — «кавказской национальности», выражаясь языком протокола, Георгий сверкнул открытой златозубой улыбкой, в которой не было никакого подобострастия.
— Как могу подумать плохое об учителях, старших братьях? Меня Павел Петрович в люди вывел, кусок хлеба дал. Так вот, хлебом клянусь... — замолчал, увидев выжидательный взгляд милицейского начальника. — Разве не понимаем, без вас нам никак нельзя. Как не уважать такого человека? На добро мы всегда с добром.
Однако в его голосе скользнула и некая предупреждающая нотка. Может, и помимо воли, но не настолько незаметно, чтобы чуткое профессиональное ухо ее не различило. Ссориться, однако, никому не хотелось. И в первую очередь — Павлу Петровичу, человеку почти всесильному, но от того меньше всего склонному к конфликтам, тем более по пустякам.
— Верно Георгий подметил. Без тебя, дорогой, мы не только без рук — без глаз и ушей. Ты у нас голова, наше ЦРУ. Непросто мы сошлись, да, видно, накрепко. Вместе жить, вместе и, не приведи Господь, погибать. Ну да авось вывезет. Так что там, говоришь, с Углом?
Георгий усмехнулся, услышав кличку, от которой ее обладатель взвился бы до небес, мог бы и надерзить, не посчитавшись с авторитетом. Подал голос:
— Да, Павел Петрович, может, и ошиблись мы, когда его в дело брали. Свел он нас с другом — спасибо, но теперь не нужен уже, лишний он здесь. Да и знает много, отпускать нельзя. А в серьезное его брать — с первого же шага провалил. Деньги какие зависли!
— Ну, показаний лишних он не дал, в «источники» не просился, — проговорили «глаза и уши» успокоительно.
Георгий только скрипнул зубами, нервно поглаживая, разминая сухими пальцами длинную папиросу. Павел Петрович соблаговолил пояснить то, что для своих в разъяснении не нуждалось.
— Еще бы ему ссучиться! Лучше самому в яму зарыться! Понимает, что не впотьмах живем, есть кому помочь.
— Ну, меня он знает, тут деваться некуда. И не очень мне это все нравится. Может и позавидовать, что вы... то есть мы — высоко залетели.
— Пусть соображает, что не сержантами работаем. Вернее, и с сержантами тоже, — поправился Павел Петрович. — Неплохой диапазон: от сержантов милиции до ЦК родной партии, — заметив, что милицейский друг как бы с легким недоверием поднял густые брови, добавил: — Да чего теперь скрывать! Водились и в ЦК друзья, кровью с нами повязанные. Скажу, что были такие и в Политбюро — так вы не поверите.
— Кому же и верить тогда, Павел Петрович? У крутых людей и связи крутые, и слово с делом не расходится. — Георгий не льстил, говорил с жаром, убежденно. — Не то что у этих, мастеров языком чесать да бабки брать и от наших, и от ваших. Уж наверное, писатели и актеры, которые здесь бывают, люди сортом повыше, чем все эти звонари, а какое уважение выказывают!
— К нам, сынок. К нам ко всем! — Павел Петрович выложил на стол не по-стариковски увесистый кулак, опушенный седой шерстью. — Тем мы и крепки, что держимся вместе. Все равны — и вместе. И пусть друзья у нас такие разные. Я с детства люблю разных людей. И всех стараюсь понять. Врагом можно сделать кого угодно. Но ведь и другом тоже! Есть, конечно, кое-какие люди, которых не хотел бы я иметь под боком. Ну, разве что в качестве тряпки для вытирания ног. Да я их, впрочем, и за людей-то... Был, помню, у нас в школе один хлопчик. Холеный мальчонка! Некий Владлен, отпрыск инструктора райкома. Он и одежкой выделялся среди наших, и повадками. Парикмахерский красавчик, умненький, учителя на него молятся, в комсомоле первый. Апельсины трескал, когда пацаны их и в глаза не видели. Клал на колено и отправлял в рот дольку за долькой. А кто гнулся перед ним — получал полторы дольки. Ты представляешь — не одну, не две, а именно полторы. Оставшиеся полдольки бросал на землю и затаптывал — «чтобы не было диатеза». Ну, я его маленько и потоптал... За него и первый срок схлопотал. Дошел в лагерь бакланом, ничего — не умер. Пустые байки, что только-де по воровской статье человеком становятся. Нет, человеком надо быть с самого начала. Конечно, побакланить и за решеткой пришлось — намахался колотухами, нагнуть себя никому не давал. Тут только дай себе на шею сесть — до задницы быстро доберутся. Хе-хе-хе, — рассыпался стариковским смешком Павел Петрович. — Так и пошел — спуску никому не давал, но и старшим почтение оказывал. А вот Углов, видно, об этом призабыл, — голос его зазвучал металлом. — Пропал товар — дай знать тем, кто сверху, разберемся, что делать.
