Высший пилотаж киллера - Басов Николай Владленович (читать книги без сокращений TXT) 📗
Да, он был в бронежилете, и эти чешуйчатые панцири держат «ТТ» и даже легкие автоматы. Но они не держат удара ножом, если правильно развернуть его, а именно плоскостью поперек, и ударить снизу вверх.
Я именно так развернул его и именно так ударил. А мой замечательный нож, помимо того, что выстреливал на двадцать метров летающее лезвие, тут же автоматически выбрасывал и стационарное, длиной чуть не в пятнадцать сантиметров, которого должно было хватить.
Его и хватило. По глазам моего противника, а они оказались прямо напротив моих, потому что он присел, я понял, что удар дошел. И теперь он не может ни крикнуть, ни вздохнуть, потому что мой нож пробил ему легочную мембрану. А когда она пробита, любое движение легкими вызывает такую дикую боль, что некогда даже была такая пытка, только она непременно вела к быстрой смерти, и ее в двадцатом веке забыли то ли как негуманную, то ли как невыгодную: подследственный слишком быстро умирал.
Он закатил от боли глаза и отключился.
Добив его коротким ударом под ухо, я постарался не запачкаться в его крови. Обыскал его, но ничего не нашел. Тогда я снял с первого охотничий патронташ с патронами калибра шестнадцать миллиметров, подобрал помповый «ремингтон» с пулей в стволе и со снятым предохранителем и пошел вниз.
Глава 43
Перед дверью меня слегка замутило, я знал, что ждет меня внутри, но особенно переживать было некогда. Не для того я торопился как угорелый, чтобы теперь очень уж тут припухать. Я вошел. Попетлял по тесному и узкому коридорчику, а когда наконец вышел из него, вынужден был зажмуриться. Но глаза привыкли, и я огляделся.
Передо мной был очень большой подвал, со стенами, уходящими в такую даль, что конец его был едва виден. Колонн посередине не было, так что спрятаться никто тут не мог. Центральная часть была освещена полусотней люминесцентных ламп без колпаков. Некоторые были розовые, некоторые ртутного, совершенно неживого света. От их смешения все вокруг казалось слегка диким, как на карнавале. Но только на противном карнавале.
Потому что посередине этого квадрата лежала совершенно голая девица. Я увидел ее довольно отчетливо, потому что она лежала на очень высоком столе, чуть не до плеч нормальному человеку, а я к тому же стоял на приступочке у входа.
Людей было немного, десятка три. Они стояли двумя расходящимися рядами около стола, сложив руки перед собой в жесте, похожем на индийское приветствие, только ладони их были странно вывернуты вниз. У головы девицы, по ту сторону стола, стояли две фигуры в длинных черных шелковых одеяниях. Эти чуть нервно оглядывались.
Впрочем, они все тут были нервными, возбужденными, нетерпеливыми. И негромкие причитания, сливающиеся в нестройный гул, тоже заряжали горячим нетерпением.
Я внимательно рассмотрел девицу, она была целехонькой. Ни одного пятнышка крови, ни одного синяка на ее белоснежном теле не было видно. Я с некоторым облегчением вздохнул. Потом отставил свой «ремингтон» и пошел на толпу.
Пока я шел, один из типов, стоящий у края стола, вдруг произнес низким, очень красивым басом:
– Папа, может, снимем ей повязку с пасти. Пусть хоть поорет перед удовольствием? И нам будет в радость…
Один из главных сделал успокаивающий жест.
– Придет палач, он и снимет. Не торопись, Грохот. Он скоро появится.
И он посмотрел на дверь, вторую в этом подвале, помимо той, в которую я вошел. Она была устроена в дальнем углу и освещена пятью странно мерцающими красными лампами, как в проявочной какой-нибудь провинциальной газетенки, честное слово. Почему-то именно эти красные лампы меня разозлили.
– Палач пришел, – сказал я довольно громко, снимая «узи» с предохранителя. – Только не тот, которого вы ожидали. Все – руки за голову.
Пара этих ослов сделали странные движения. Они стояли рядом, я всадил в них очередь злую, как матерная ругань на рынке перед дракой. Оба повалились снопами.
Впрочем, я ударил очередью чуть длиннее, чем было нужно. Высокий, очень сутулый парень, стоящий рядом с ними, но ближе к голове этого темного треугольника, тоже осел, прижимая руку к животу. Через его тонкие, хрупкие пальцы, которые вполне могли быть пальцами музыканта или скульптора, заалела кровь.
Я встал в центре зала, контролируя всех, даже двух главных, все молчали и смотрели на меня так, что даже мой бронежилет стал слегка нагреваться. Но окончательно раскалиться ему я не дал.
– Ну-ка, молча и в полном порядке, сначала правый ряд, потом второй – к стене. Ноги шире, руки за голову, ну да вы сами знаете, наверное. Кто не знает – пусть привыкает, на ближайшие десять-пятнадцать лет вам эта стойка обеспечена… Правые – пошли.
Один из амбалов, стоящий у самого стола, как-то замешкался. Я посмотрел на него, он смотрел на меня слишком пристально.
Я выстрелил ему в ногу, он повалился, сжимая почти отрубленную выше колена ногу. Я сказал:
– Эй, один из тех, кто стоит рядом с этой сволочью, подними его. Мне недосуг ждать, пока он доползет до стены.
– Хрен я тебе поползу… – произнес раненый сквозь плотно сжатые губы. Я вытащил «ягуар» из кобуры сзади, все-таки патроны в «узи» уже нужно было жалеть. У меня палец, как я ни храбрился, был слегка зажат, вот и не получалось отсекать очередь так быстро, как хотелось бы… Я прицелился и выстрелил. Пуля вышибла из этого героя мозги и измазала ими без того грязный пол. Потом я сказал остальным:
– Ублюдки, я только и жду, чтобы вы побольше сопротивлялись. Кто следующий?!
Правый ряд дружно, как на учениях, повернулся с руками за головой и пошел к стене. Выстроив их, я проверил левый ряд. Момент был очень тяжелый, кто-то мог и рыпнуться, а мой «ягуар» в левой руке, направленный на них, что ни говори, был слабым оружием, им следовало стрелять только прицельно. Но они были подавлены. И никто не рыпнулся.
Зато вдруг заскрипела дверь, я выпустил такую очередь в сторону освещенный красным светом двери, что даже в ушах заломило. Теперь у меня оставалось меньше, чем полрожка, и, конечно, подонки об этом тоже догадывались.
Сначала я не знал, насколько попал. Но я попал. Дверь в углу вдруг распахнулась, и вперед вывалился рожей наружу крупный малый с красным чехлом на голове. Больше там никого не было. Да, приятно брать такую дисциплинированную банду. Повернувшись к левому ряду, я сказал:
– Теперь вы, скоты. И побольше глупостей, чтобы у меня были основания закровянить тут пол.
Эти вели себя послушно, как овечки. Руки за головой, подошли к стене. Я сместился влево, держа всю кодлу на мушке. За столом оставались только эти двое. Я направил на них «ягуар» и приказал:
– Снимайте свои чехлы, но так, чтобы я видел руки. – Тот, что был повыше, делать этого не хотел. Я взял его на мушку. – Я не очень ясно говорю?
Тот, что был низким, сдернул капюшон, как будто его подпалили коровьим клеймом. Второй снял медленно.
Низкий был Джазоховым, я узнал его по тюремным фотографиям. Только тогда он был помоложе, хотя и выглядел похуже. Теперь он стал красивее, начал слегка лосниться и отпустил холеные усы. Второй оказался Запамоловым. Я, конечно, так и думал.
– Да, Папа и Духовный. – Я прицелился. – Положить вас разве что?
Кто-то из ряда у стены дернулся, я выстрелил из «ягуара», направив на всякий случай туда и «узи». Я стрелял не целясь, просто навскидку, на убой, но промахнулся. Впрочем, пуля впилась в стену совсем близко от головы виновного – парня, который попытался опустить вниз руки, вероятно, у него там было оружие. Но теперь он застыл неподвижно, руки замерли на уровне пояса, но больше не шевелились. Он решил, что я его просто предупреждаю.
– Предупреждать больше не буду, гад. Просто вмолочу меж лопаток, понял?
Он очень медленно поднял руки и медленно кивнул. Я посмотрел на главарей.
– Духовный, руки за голову и к стене. Папа – на месте.
Запамолов стал у стены рядом с остальными.
