Закон-тайга - Ахроменко Владислав Игоревич (книги онлайн полные версии TXT) 📗
Вертолетные лопасти еще по инерции вращались, вздымая вокруг боевой машины настоящую метель. А к кабине уже бежал какой-то долговязый тип, его фигура показалась Чалому до боли знакомой.
— Корзубый, бля. — Астафьев злобно плюнул на приборную доску и потянулся к автомату покойного караульного; Иннокентий, вспомнив о правилке, которую он, по понятным причинам, прогулял, решил, что это посланец Астры. Хотя авторитет родного ИТУ наверняка был мертв, его воли никто не отменял.
Но сейчас Чалый явно ошибался…
Корзубый был полон искреннего восторга и прямо-таки лучился радостью: достаточно было одного беглого взгляда на хозяина кочегарки, чтобы понять — о приговоре сходняка ему еще ничего не известно.
— Ну, бля, я смотрю на «вертушку» и прикидываю: никак «мусора» в патруль вылетели, — неуклюже пошутил Корзубый.
Чалый внутренне напрягся и, искоса, нехорошо взглянув на недавно откинувшегося товарища, со скрытым подозрением кивнул:
— Здравствуй, братан, мир твоему дому.
— А про вас тут такое базарят!.. — Корзубый взахлеб принялся пересказывать содержимое последней передачи хабаровского телевидения "Их разыскивает милиция". — Надолго в наши края? А то давай ко мне, в кочегарку, у меня полбутылки водяры осталось, а заодно фуфлом угощу, мне не в падлу.
Видимо, одичавший за время таежных странствий, Чалый понял мысль собеседника немного не так, как имел в виду хозяин кочегарки:
— Чьим же это?
Хозяин кочегарки нахмурился:
— Ты че же это такое думаешь, а? Да у меня тут акробат свеженький появился, чурка правда, но нежный-нежный, ласковый-ласковый. Я ж к тебе, Чалый, как к брату родному, с дорогой душой, я бы с тобой даже оленьим жиром поделился, он у меня вместо вазелина.
Возникшее было напряжение требовало разрядки, и потому Астафьев, небрежно кивнув в сторону кабины, в свою очередь предложил:
— Да у меня у самого классный петушила есть. Непроткнутый, но ничего, мы с ним быстро справимся. Столичный, из самой Москвы. Из Театра моды… То ли Елдашкина, то ли Вафлюшкина… С заячьими ушами, — на всякий случай соврал он, по-дружески желая, чтобы Корзубый как следует возбудился.
Спустя несколько минут старые друзья сидели в кочегарке на замасленном топчане, а петухи, и проткнутый и непроткнутый, жались в углу.
Менты и гарнизонные патрули мало интересовали Чалого: кочегарка находилась на самом краю поселка, на небольшом возвышении, и все подходы отлично просматривались. Конечно же, можно было поставить на крышу Малинина в качестве дозорного, но теперь относительно этого урода у Иннокентия созрели совершенно другие планы…
Задумчиво пожевав во рту папиросный мундштук, разомлевший от выпивки и тепла Чалый взглянул на собеседника и спросил:
— А кто он?
Корзубый махнул рукой с явным пренебрежением.
— Да «утюг». — Так на блатном жаргоне издавна именуют фарцовщиков. — Мелочь, дешевка, так себе, ничего особенного. Трындел что-то о любви к своей мелкой узкоглазой родине — мол, надоело ему здесь жить, холодно, рис не растет, бабы наши для него слишком большие… Да и не нужны ему те бабы.
Чалый оживился:
— Как так?
— Да петух он голимый, в натуре! В «духовку» нога влезет… Вообще, странно: такой мелкий, а фуфло, как нора барсучья.
Перспектива лететь в Китай в компании с двумя акробатами, один из которых к тому же импортный, повергла Чалого в состояние эйфории.
— Ну, бля, удружил, дружбан Корзубый, — коротко хохотнул Чалый. — Я как посмотрю — везде одни акробаты, скоро нормальных пацанов совсем не останется, все заголубеют.
— Что ж, жисть такая стала, — философски заметил старший истопник. — Закона не знают…
— Вот-вот, — кивнул Иннокентий, пытаясь сообразить, почему это вдруг так резко начался этот базар: на всякий случай он, идя в кочегарку, захватил с собой острую заточку, спрятав ее в голенище сапога.
А Корзубый продолжал задумчиво и проникновенно:
— "Мусорам" направо-налево продаются. Понятия наши херят. Приходится их петушить волей-неволей. Я-то думал, им это в западло, а им — в кайф, в натуре. Так и не знаешь, что для такого паучины лучше: протыкать или не протыкать? — горестно посетовал знаток блатной этики.
— Ну и где твой китаеза?! — с большей поспешностью, чем следовало, воскликнул Иннокентий; слова о всеобщей ссученности неприятно резанули ему слух.
— Да щас, только свистну, мигом примчится. — Поднявшись, он кивнул своей помощнице. — Эй, чуркоза, гони в поселок за этим…
После чего, присвистнув, сделал обеими руками характерный жест.
Ли Хуа, то и дело оборачиваясь, шагал по направлению к вертолету. При этом в каждой клеточке его тщедушного тельца звучали торжественные аккорды Первого фортепьянного концерта Петра Ильича Чайковского.
"Ну, теперь точно представят к очередному званию, объявят благодарность от имени компартии, направят в какую-нибудь более цивилизованную страну, Уганду или Танзанию…" — звучало в такт мощным фортепьянным аккордам.
Чалый и Малина шли сзади, при этом взгляд Астафьева похотливо скользнул по поджарому заду китайца.
— Слышь, ты, узкоглазый, Ли, или как там тебя еще? — послышалось шпиону сзади, и он, послушно остановившись, проблеял:
— Моя — Ли Хуа, твоя — Чалая, твоя друга — Малина, да?
Кеша хмыкнул и, очень нехорошо улыбнувшись, предложил:
— А хочешь, и ты будешь моя подруга? — Не дождавшись ответа, он сразу же завершил любовную прелюдию и перешел к более конкретному предложению: — Давай, забирайся в кабину, понежу своим садильником.
Казалось, невозмутимого китайца трудно было удивить каким-то там садильником — за свою бурную шпионскую жизнь он насмотрелся всякого.
— Хоросо, товарища, в Китаю прилетаем, все тебе там будет. — Для большей убедительности Ли Хуа принялся загибать пальцы, перечисляя: — Рыночная социализма будет, а значит, и риса будет, и водка будет, и тушеная дракона будет, и Ли Хуа будет…
То ли Чалый пребывал в слишком возбужденном состоянии, то ли близость новой родины способствовала эрекции, то ли порыв ветра сильно исказил последние слова китайского «утюга», но он сразу же впал в амбицию.
— Кого-кого ты послал? — окрысился блатной. — Кому не будет? Да и вобще, на хрен ты мне сдался: акробат у меня уже есть, «адика» дружбан Корзубый отлил… Давай, я тебя по-быструхе трахну, тем более целяк ломать не надо, и вали в свой поселок…
— Вот-вот, — неожиданно встрял Малина, понявший, что если Чалый удовлетворит свое плотское желание, то он, Сергей Арнольдович, сохранит свою девственность еще минимум на сутки, — у вас в Китае хреновая демографическая ситуация, на кой там столько китайцев? И так уже там миллиард с чем-то. А то еще забрюхатишь от Чалого, тройню родишь, риса на вас не напасешься, да и вообще: сколько вы нам, русским-то, задолжали? — Неожиданно непроткнутого акробата охватил порыв благородного патриотизма.
Китаец оглянулся: сзади с беспечным, хотя и откровенно вызывающим, видом шагали двое отпетых подонков, организм которых наверняка был подорван наркотиками, денатуратом и долгими годами «командировок». Впереди заманчиво блестели пуленепробиваемые стекла совсекретного военного вертолета, угон которого мог стать венцом шпионской карьеры китайского агента.
Теперь Ли Хуа словно бы преобразился: куда делся тот щуплый, тщедушный «утюг», служащий посмешищем всего Февральска!
Теперь он больше, чем когда-либо, напоминал героя гонконговских фильмов-каратэ — плавные, вкрадчивые движения, напряженный взгляд хитрых маленьких глазок…
Резкий крик «кий-а-а», удар ноги — и предполагаемый партнер по несостоявшемуся гомосексуальному акту отлетел в сугроб.
Этот удар наверняка бы убил насмерть быка, но только не русского уголовника, организм которого, наоборот, был закален наркотиками, денатуратом и долгими годами «командировок». Поднявшись из сугроба, Иннокентий удивленно посмотрел на тщедушную фигурку пидора и протянул пораженно:
