Ниязбек - Латынина Юлия Леонидовна (мир книг txt) 📗
– Хорошо. Я остаюсь на правах заложника.
Они вышли из кабинета впятером: Панков с Ниязбеком, а за ними Хизри, Джаватхан и Магомедсалих. В приемной раскорячились на ножках две телекамеры, а под ними нервничал Сережа Пискунов. На поясе Пискунова висел табельный пистолет. Рядом со станковым гранатометом, высунувшимся из окна, пистолет смотрелся как болонка рядом с волкодавом.
Кто-то сунул под нос Панкову микрофон.
– Положение сложное, – сказал Панков, – переговоры продолжаются. – Поколебался и добавил: – Во избежание провокаций я, как начальник Контртеррористического штаба, принял решение оставаться в Доме правительства, пока переговоры не будут закончены.
Пискунов поглядел на него глазами брошенной собаки.
– Езжай, Сергей, – распорядился Панков, – это приказ.
Панков позвонил своему помощнику, а потом полковнику Мигунову и коротко объяснил то же самое, что сказал журналистам. «Следи за Арзо, – приказал Панков, – если что, сверни ему шею. Пока меня нет, ты главный».
После этого Ниязбек вернулся обратно в кабинет, а Хизри и Джаватхан повели Панкова в конец коридора. Там располагалась приемная Гамзата Асланова. На мгновение Панкова охватила животная паника – он вспомнил сейфовую комнату два на два и спеленутых скотчем пленников на полу. Но Панкова просто втолкнули в комнату отдыха и заперли за ним дверь. Уходя, Джаватхан оглянулся и небрежным взмахом ножа перехватил гроздь телефонных проводов: на столике возле телевизора стояли целых три телефона, включая правительственную спецсвязь.
Пока они шли по коридору, никто – ни Джаватхан, ни Хизри – не сказал ему ни слова.
Новенький диван нежно-кремовой кожи мягко прогнулся под полпредом. Панков сел за стол и уронил голову в руки. В зеркальной столешнице, отороченной по углам золотыми вензелями «ГА», отразилось его лицо: бледное, небритое, с черепаховыми дужками очков. Из подмышек мерзко шибануло потом, и Панков подумал, что это была ошибка – приходить на переговоры, не переодевшись. Еще он подумал, что надо включить телевизор, но у него не было на это сил. Через две минуты он откинулся на спинку дивана и тут же провалился в черный колодец сна.
Панков проснулся через полтора часа. Было тихо и темно. Пока он спал, кто-то вошел в комнату и опустил на окна светонепроницаемые жалюзи. Бронированные двойные стекла отрезали звук с площади, а превосходная звукоизоляция – изнутри.
Панков лежал некоторое время и следил, как по потолку ползет одинокий луч света, пробившийся поверх жалюзи. Он включил телевизор и как раз поймал новости по Первому каналу. В новостях показали репортаж о встрече президента России с премьером Республики Мозамбик. Нашлось место и для Кавказа. В Карачаево-Черкесии случился исключительный урожай зерновых, и корреспондент показал счастливых комбайнеров, озабоченных проблемами сбыта зерна.
Панков выключил звук и понял, что голоден. В углу комнаты отдыха оказался роскошный бар, но в нем не было ничего, кроме спиртного. Водки Панков не стал пить, хотя очень хотелось. Не хватало ему сейчас только напиться на голодный желудок в стельку.
Можно было постучаться и попросить поесть, но унижаться лишний раз не хотелось. Панков захлопнул дверцу бара и заметил, что руки у него дрожат. «Все-таки ты не в подвале у Арзо», – напомнил он себе.
Он переключил телевизор, и на этот раз CNN показало репортаж из Северной Аварии. Панков увидел Ниязбека в обнимку с бронзовой статуей и услышал свой собственный синхрон о том, что он остается в здании. Последней показали толпу в кольце БТРов. Видимо, репортаж повторяли каждый час.
Панкову было очень страшно. Все последние месяцы он постепенно привыкал к Кавказу. Из странных людей, которые молятся Аллаху и по ночам режут горло русским, горцы превратились в его друзей, веселых, дружелюбных, потчевавших его хинкалом и мясом, они смеялись вместе над одними и теми же шутками, они сидели за одним и тем же столом. Вдруг выяснилось, что хладнокровный киллер Хизри превосходно умеет жарить шашлыки, похититель австрийского коммерсанта Джаватхан Аскеров оказался добродушным покладистым парнем, души не чаявшим в своей русской жене и трех малышах. И даже чемпион мира по ушу-саньда Магомедсалих Салимханов, который на глазах Панкова стрелял в человека из «беретты», оказался вполне славным человеком и любителем шахмат.
В одно мгновение все перевернулось обратно. Из старых знакомых эти люди снова стали черноволосыми мусульманами, и Панков понимал, что и добродушный Джаватхан, и улыбчивый Хизри перережут ему горло с той же легкостью, что и Ваха Арсаев – или, если на то пошло, сам Ниязбек.
Он больше не был другом – он был русским, а русские предали их.
Интересно, если он сейчас постучится и захочет уйти – его выпустят? Или втолкнут обратно, ударив прикладом автомата?
Паника овладевала Панковым слишком быстро. Когда он вызвался остаться в здании, он забыл, что уже однажды он был заложником. Три дня в подвале Арзо кончились тяжелейшим неврозом, психиатрической клиникой и кокаином. Врачи вычистили из него воспоминания, как сантехник чистит забитую фановую трубу, и Панков считал, что он все забыл, но сейчас пережитый девять лет назад ужас снова хлынул в душу, затапливая рассудок и добираясь до мельчайших уголков мозга.
Панкова заколотило. В какой-то момент он обнаружил, что сидит в углу, между диваном и баром, и сосет большой палец. Он вскочил и зашарил по комнате в поисках выключателя. Выключателя не было, только по потолку метались сполохи от телевизора. Панков бросился к окну. Рама была стальной, стекло – бронированным. За стеклом шел – оконный проем шириной в метр, а внутри проема – черные жалюзи, отсекавшие Панкова от дневного света и от толпы на площади. «А ведь им ничего не стоит заявить, что меня убили, и начать штурм», – мелькнула паническая мысль в голове, и рефреном ей откликнулась другая: «И этим ничего не стоит меня убить».
Панков вцепился в раму и затряс ее, словно хотел крикнуть: «Я здесь! Я живой!»
Мягко щелкнул выключатель, и комнату залил электрический свет. Панков оглянулся. В проеме двери стоял Хизри, и в руках у него был поднос с едой.
– Мы подумали, что ты проголодался, – сказал Хизри.
Панков приходил в себя несколько мгновений. С ресницы сорвалась капля пота и поползла куда-то к носу.
– Да, – сказал Панков, – уже и не помню, когда ел.
Хизри поставил поднос на стол. Там оказался хлеб, белый пористый сыр, зелень и мясо. Панков завернул сыр в теплую, чуть непропекшуюся лепешку и стал есть, стараясь не заглатывать куски целиком. Хизри снял с подноса здоровенный медный чайник и налил ему в стакан кипятка.
Панков ожидал, что Хизри уйдет, но хромец вместо этого взял в баре второй стакан и налил кипятка и себе. Потом сел в кожаное кресло – Хизри вообще любил удобно сидеть.
– Что ты там сказал насчет «Авартрансфлота»? – вдруг спросил Хизри.
Панков от неожиданности чуть не подавился лепешкой. Потом осторожно сглотнул, опустил в кипяток пакетик с чаем и отпил поравнявшуюся с краем жидкость.
– Я просто сказал, – проговорил Панков, – что сейчас Кремль удовлетворит любую просьбу о должности. В общем-то я не уверен, что тебя бы утвердили в должности директора «Авартрансфлота». Ты хоть, что такое нефть, знаешь?
– Знаю, – с вызовом сказал Хизри, – это такая штука, которая течет из трубы, если сделать в трубу врезку.
Ну вот. В общем-то при обычных условиях этого маловато, чтобы стать директором. А сейчас Кремль готов дать вам все. Даже наоборот, Кремлю важно, чтобы в республике ключевые посты занимали не только друзья президента, но и его враги. Я тебе гарантирую, я этот вопрос могу решить в две минуты. Хоть отсюда. Хоть сейчас. Правда, все это не имеет значения. Если вы решили объявить о независимости республики, это вряд ли имеет значение, назначат тебя главой «Авартрансфлота» или нет. Хизри помолчал.
– Я не предам Ниязбека, – неожиданно сказал он.
