Ниязбек - Латынина Юлия Леонидовна (мир книг txt) 📗
– Чересчур горец, – угрюмо сказал полпред.
Ну если хочешь. Чересчур горец. Но можно было разогреть ситуацию до такой степени, чтобы Асланов в это поверил. И он поверил. Он полетел в Кремль. Как ты думаешь, Слава, почему Иван Витальевич не позвонил тебе ночью? Почему он позвонил только утром? Потому что ночью он дожимал Асланова! Представляешь, сколько он выжал? Два миллиарда долларов ежегодно, из них половина уходила на счета в саудовских банках, и так в течение последних восьми лет! Сколько денег лежит на счетах, если в Доме на Холме миллионы валяются на полу? А? Это тебе не триллион рублей наличными в железнодорожном вагоне. Панков вздрогнул.
– Ты хочешь сказать?
– Да. Тот триллион тоже ушел Ивану Витальевичу. Следующий вопрос сорвался у Панкова с губ раньше, чем он осознал, что спрашивает:
– Скажи, Арзо, а почему ты служишь нам? Мы искалечили твоего сына. Мы убиваем твой народ.
Чеченец сидел напротив Панкова. Подтянутый, прямой, с легкой сединой в волосах, и вдруг Панков понял, что знает ответ, и знает его от самого Арзо, который перед обменом всегда калечил русских солдат. Не потому, чтобы получить удовольствие, а потому, чтобы нанести максимальный ущерб врагу. Ведь самый страшный ущерб – это не мертвец, про которого все забыли. Самый страшный ущерб – это калека, который не может работать, просит милостыню и сеет в обществе боязнь, страх, и нелюбовь к попрошайкам. «Он помогает нам калечить друг друга, – вдруг понял Панков. – Один калека в Кремле с ампутированной совестью – это в тысячу раз страшней миллиона безногих в метро. Этого калеку не выдержит никакая страна. Никакая экономика».
Арзо улыбнулся и сказал:
– Какая разница? Вы лучше платите.
У Панкова было такое чувство, как будто его вывернули наружу, намотали на тряпку и этой вывернутой стороной вымыли общественный туалет.
– Иди к Ниязбеку, – сказал чеченец, – и объясни ему, что он должен уйти. Все равно толку не будет. Его объявят сепаратистом, а Дом на Холме возьмут штурмом.
– И положат при этом половину правительства?
Арзо пожал плечами.
– Тех, кого убьют, объявят сообщниками Ниязбека. А те, кто уцелеет, станут освобожденными заложниками. Это будет замечательный штурм, совершенно без невинных жертв. Все, кто умрет, будут террористы, а кто выживет, будут их пленники.
Полпред молчал.
– Он не опасен, его отпустят. Дело он сделал. Бабки заплачены. Пусть идет куда хочет. – Арзо осклабился и добавил: – А то ведь моих пошлют на штурм. Забавно, правда? Арзо Хаджиев и его федералы уничтожили террориста Ниязбека Маликова. Могло ли тебе такое присниться в том подвале?
Когда Панков и Арзо вышли из кабинета, полпред заметил, что полковник из «Альфы» держится как-то странно и пристально вглядывается в лицо чеченца.
Они вышли из здания, и тут Панков вспомнил, где он раньше видел полковника Мигунова. Это был тот самый «альфовец», который сопровождал Арзо по московским ресторанам в девяносто девятом году.
Мигунов бесстрастно посмотрел вперед, туда, где Арзо отдавал короткие злые приказания своим бойцам, и Панков вдруг понял, что Мигунов его тоже узнал.
– Я ошибаюсь, – спросил полковник, – или это тот чечен, которого мы охраняли? Он еще рассказывал про вас и про погреб.
– Это он.
– Да? А кто же тогда террористы?
– Вообще-то ими руководит тот человек, который тогда вытащил меня из погреба, – ответил полпред.
Прошло полсуток с тех пор, как Панков был в захваченном здании первый раз, и ручеек из сортира стал еще больше. Кто-то содрал ковровую дорожку, по которой он тек, и положил по мрамору кирпичи, и ручей теперь с шумом тек между кирпичей к лифтовой шахте.
Лифт работал.
Ниязбек встретил его там же, где раньше, – в кабинете президента Асланова. Он выглядел спокойным и подтянутым, и под распахнутым воротом камуфляжа Панков заметил чистую белую майку. Короткие влажные волосы были недавно вымыты, и упрямый подбородок Ниязбека был гладко выбрит. На одном из стульев лежал сложенный вчетверо молитвенный коврик, и при виде этого коврика Панков вспомнил, что не мылся со вчерашнего дня.
В кабинете, кроме друзей Ниязбека, были еще Дауд и мэр Торби-калы. Они смотрели какое-то видео и цокали языками. Пленка была явно снята скрытой камерой, и Панков вдруг сообразил, что в сейфах здесь хранили не только деньги. Бог знает сколько компромата взяли мятежники в этом здании.
– У тебя невеселый вид, Слава, – сказал Ниязбек.
– Я хочу говорить наедине.
Ниязбек помолчал, потом, кивнув головой, вышел в комнату отдыха. Панков пошел за ним. Следом за ними пошли Хизри и Джаватхан.
Панков сел в широкое кожаное кресло, а Ниязбек так и остался стоять у входа. Приклад автомата за его плечом почти задевал притолоку. Хизри, улыбаясь, отошел к стойке бара и рассматривал дорогие бутылки с безразличием вегетарианца, глядящего на витрину с вырезкой.
– Я сказал – наедине.
– Считай, что мы одни.
Панков понял, что Ниязбек не хочет, чтобы про него говорили, что он о чем-то договорился с русским один на один.
– Президент Асланов не уйдет в отставку. Тебе лучше уйти отсюда, пока дело не кончилось резней. Я готов обещать тебе что угодно. Расследование в Харон-Юрте. Наказание всех виновных. Я взял под арест Шеболева. Я уволю Арзо. Ты будешь героем. Но Асланов остается.
Ниязбек помолчал.
– Почему?
– Потому что… в Кремле считают, что только он может справиться с ситуацией.
– Потому что он заплатил деньги за должность, ты хочешь сказать.
Панков поднял глаза.
– Да. Он заплатил деньги за должность. И если тебе интересно узнать, когда ты захватил Дом на Холме, ему пришлось выложить вдвое больше. Ты сильно помог заработать моему начальству, Ниязбек Все молчали.
– Послушай, Ниязбек, – сказал Панков, – там, внизу, десять тысяч человек. Уже больше, наверное. И они там не оттого, что ты враждуешь с Аслановыми. Они там оттого, что у них пропадают родные и близкие. С этой проблемой будет покончено. Ты будешь героем. Тебя никто не тронет. Ты…
– Я даже буду полезен, – сказал Ниязбек. – В следующий раз, когда Асланов заупрямится платить, можно будет снова натравить меня на него. Может, дашь телефончик, Слава? Чтобы связаться напрямую, если будет задержка в платеже? Я в следующий раз могу захватить что-нибудь другое. Гольф-клуб, например. Или резиденцию Гамзата. Когда он ее снова отстроит.
– Что ты хочешь, Ниязбек?
– Отставки президента.
Панков поправил очки. Они почему-то запотели. Он скосил глаза и заметил желтую грязную кайму по воротничку своей рубашки.
– Если ты не хочешь ничего для себя, подумай о своих друзьях! Вы можете требовать все! Хизри, ты еще не утвержден главой «Авартрансфлота»? Ты его получишь. Завтра. Сегодня. Через час. Магомедсалих, я уволил тебя из министров? Завтра тебе вернут пост. Хочешь, его вернут твоему брату? Хочешь, ассигнования на строительство увеличат вдвое? Хочешь, их выплатят наличными?
Ниязбек молчал.
– Аслановы – негодяи, – сказал Панков, – но Аслановы не убивали твоего брата, а это для тебя самое главное, не так ли?
Ниязбек молчал.
– Подумай, Ниязбек! Все, что хочешь! Компенсации за убитых! Любую должность тебе! Все, что решаю я, я готов тебе дать. Но не я снимаю президента Асланова, а в Кремле решили, что каждый, кто требует снятия Асланова, – бросает вызов России! Что скажешь?
– Я скажу, что Ваха был прав, – спокойно ответил Ниязбек – Дело действительно не в президенте Асланове. А в том, что, когда неверные правят мусульманами, из этого не происходит ничего, кроме позора.
Панков осекся.
– Что?
– Уходи.
Панков молчал.
– Уходи, – проговорил Ниязбек, – пока я не принял другого решения. Во имя того, что ты пытался сделать для нас, – уходи, русский.
– Я остаюсь, – сказал Панков.
– В таком случае ты останешься на правах заложника.
