Удар Молнии - Алексеев Сергей Трофимович (книга жизни TXT) 📗
— Докладываю! Хочу обойтись без услуг Участкового и его внутренних войск. А для этого я должен сам посмотреть и понять, что это за оппозиция нарождается? Что за люди ею управляют? Каких взглядов, какого толка? Можно ли доверять? Можно ли повести ее за собой вместо желторотых пацанов из полков МВД? Пусть сами разоружают банду, пусть сами наводят порядок в республике. Им легче будет между собой договориться.
— А ты понимаешь, что, если завлаб узнает о твоих переговорах с руководством оппозиции, об этом узнают все? Он же обязательно узнает, гарантирую. Потому что уже месяц ведет какие-то переговоры сам.
— Какие? С кем? — уцепился генерал. — И это мне важно. Даже очень. Прежде чем я пошлю своих мужиков, мне надо точно знать раскладку сил. Завлаб трус, у него глаза бегают. Таким людям верить нельзя. Он может только навредить, сбить с толку нормальных, мыслящих людей в оппозиции. По заданию «генсека» сделать врагами всех неугодных.
— Сережа, я в самом деле отвечаю головой за операцию. Перед «брандмайором», перед тобой и перед своей совестью. Это серьезно. Если что с тобой случится…
— Не каркай!
— Тебя могут подставить! Завлаб в одной компании с Мерседесом и Участковым.
— Это мне известно…
— Зато другое не известно… — Сыч не поднимал глаз. — Не хотел тебе говорить… По непроверенным пока данным, один из помощников Мерседеса ведет переговоры с Диктатором и готовит встречу на высшем уровне со своим шефом. Мне не нравится эта двойная бухгалтерия. После каждой поездки в Чечню Завлаб бежит к Мерседесу.
— Понятно, — медленно проговорил дед Мазай. — Прием известный. Они хотят разорвать оппозицию, поссорить лидеров, наплести интриг. Только не пойму, зачем это нужно? Самоубийство политиков? Больно уж оригинальное… Вот и это придется выяснить. Коля, это не страшно. В восемьдесят четвертом мы приехали в Ботсвану, менять президента и правительство. Там тоже разодрали с таким трудом созданную на наши деньги оппозицию. Правда, там было интересно, потому что работали американцы. Классно работали, запустили своих негров, а те перекупили лидеров. Но очень уж по-американски, за деньги, за чистоган. Не учли психологии. Гражданин этой страны больше ценит предмет, реальную вещь, а не бумажки. Мы же им привезли оружие, много, и предложили купить за эти же доллары, по символической цене. В результате американские денежки оказались у нас в кармане, а оружие, как и положено, начало стрелять. В одну сторону.
— Чечня — это Россия, генерал. Воюет с империей больше четырехсот лет. А за это время напиталась психологией великого народа, коли в состоянии воевать с великим. Это только Сталину удалось за одну ночь укротить ее и вывезти, вырвать из собственного космоса. Диктатор, считай, русский генерал. Так что драться нам придется с самим собой. Смирить же себя труднее всего. На время можно задавить, загнать в горы…
— И в этом я должен разобраться! Если получу положительный результат, возможно, не придется использовать вертолеты, — заминированные снаряды…
— Ты обольщаешься! — не сдержался Сыч. — Если бы Диктатор был сам собой, не исключаю мирного исхода. Он исполняет чью-то волю.
— Чью? — ухватился дед Мазай. — А-а! Пока неизвестно… А чью волю выполняет оппозиция? Одни гипотезы!.. Известно, спецслужбы режима пытаются минировать ядерные объекты, готовятся к войне, создают криминальные структуры, владеют мощными связями с мусульманским миром. Какова цель? Во имя чего? Возможно такое, что исполняют одну и ту же волю? Вместе с оппозицией? Система политической разведки разрушена… Кто ответит мне на эти вопросы? Так что поеду без оружия, попробую создать там свою политическую разведку.
— Значит, мне пока подождать? Когда ты там разберешься?
— Ни в коем случае! Делай все, как договорились, — генерал помедлил, глядя на тлеющие, белесые от пепла угли. — Все изменилось в мире. Все стало иначе. Другие взгляды на жизнь, на ценности, в том числе и на ценность человеческой жизни. Даже Ботсвана уже не та… И «Молния» должна быть не та, что была. Остановили же мы бойню в Доме Советов? Остановили. Это как в деревне: ребятня схватится драться — клочья летят. Но выйдет здоровый мужик, покажет кулак — и драка вся распалась. Переподчинить бы нас Конституционному суду. В силовых структурах нам делать нечего.
Возродив «Молнию», дед Мазай теперь боялся того, чему раньше не придавал значения. Прежде он не предполагал угрозы, не чувствовал опасности, связанной со спецподразделением. Однако едва ощутив повышенный интерес к нему со стороны «опричнины», генерал понял, что к «Молнии» скоро потянутся многие жадные руки и она может стать опасной бритвой в руке маньяка, безумца или обыкновенного дилетанта.
«Тройка» Отрубина устроилась в Грозном, можно сказать, в условиях благодатных, в надежном и довольно безопасном месте, — в музее прикладного искусства. Двухэтажный особняк, спрятанный в глубине тупиковой улочки, в восьмидесятых поставили на капремонт, одели в леса, забили железом окна и вскоре напрочь о нем забыли по причине недостатка финансирования. Ободранное снаружи и изнутри здание не привлекало внимания, больше напоминало склеп, хотя на первом этаже, в двух небольших комнатах, жили сторожа — две русские бабушки, божьи одуванчики, бывшие сиделицы музея. Через них и удалось поселиться в этом доме под видом реставраторов, которые и в самом деле жили здесь два года и куда-то исчезли два месяца назад, оставив свои инструменты и вещи. Все экспонаты вывезли в хранилища краеведческого музея еще до начала ремонта, поэтому тут и грабить было нечего, а леса могли послужить удобным средством, чтобы в любой момент уйти незаметно сразу со второго этажа и точно так же вернуться. Впрочем, хранительницы музея хоть и присматривались поначалу к новым постояльцам, однако радовались, что в доме поселились три здоровых русских парня: старым людям жить в пустом музее было страшно, ночами по городу рыскали банды, иногда стреляли просто так, по светящимся окнам. Бабушки вряд ли могли что подозревать, а несколько странное поведение жильцов, само их появление легко списывалось на общую обстановку в городе — все чем-то промышляли, чаще всего незаконно, ибо в Чечне к тому времени законов уже не существовало.
Четвертым постояльцем в музее стал Глеб Головеров, явившись сюда средь бела дня. Это уже было слишком, однако предстояло прожить здесь несколько дней, пока не подыщется другое место. Вербовкой агентуры и резидентской работой в основном занимался майор Цыганов, спокойно разъезжавший по всей республике, Отрубин с Тучковым вели электронную разведку: слушали телефонные кабели, стекла в окнах бывшего обкома партии, который теперь назывался президентским дворцом, отслеживали визиты официальных и неофициальных лиц, изучали системы охраны и обороны госучреждений — одним словом, вели широкий поиск и сбор информации вплоть до местных газет, листовок и объявлений. Департамент государственной безопасности режима, кажется, больше занимался выявлением и преследованием оппозиции, чем контрразведкой, поэтому «тройка» Отрубина без напряжения вживалась в среду и постепенно развертывала свою деятельность. Город был открыт, дороги контролировались лишь милицией, от которой всегда можно было откупиться, даже не предъявляя документов. Но с наступлением темноты улицы вымирали, вместо множества легковых машин появлялись БТРы с вооруженными людьми на броне, КамАЗы с военными; все это куда-то проносилось на большой скорости под вой сирен милицейских машин, потом где-то в пригороде слышалась мощная стрельба, вспыхивали пожары, и, судя по радиоперехвату, появлялись чьи-то убитые и раненые. Кто и с кем воевал, можно было понять лишь по отдельным обрывочным телефонным разговорам: все кабели связи, как и по всей России, были совершенно не защищены, а правительственная связь оказалась испорченной еще в девяносто первом году, да так и не была восстановлена.
С первого же дня Головеров засел за анализ всей полученной Отрубиным информации, особенно касаемой Вооруженных Сил и мест дислокации частей, однако внимание привлекло странное совпадение: две недели назад в аэропорту Северный приземлился самолет Як-40 с единственным пассажиром на борту, которым оказался известный московский предприниматель и банкир по прозвищу «Кастрат», видимо прозванный так за тучность, высокий голос и полное отсутствие растительности на бабьем лице. Кастрата встретила охрана Диктатора и отвезла во дворец. И в тот же день на самолете с опознавательными знаками Азербайджана прибыл человек арабской внешности, личность которого установить было невозможно. Встречали его точно так же и тоже доставили во дворец. Спустя четыре часа их вдвоем с Кастратом проводили в аэропорт, рассадили по самолетам и помахали ручкой. Лично сам Диктатор. Одного этого уже было достаточно, чтобы запустить Кастрата в оперативную разработку, выявить все связи, в том числе и зарубежные, и не спускать с него глаз. Однако помимо всего прочего, он был еще и депутатом Государственной Думы, имел всяческий иммунитет и популярность на телеэкране. Отрубин передавал эту информацию по своим каналам, но она почему-то не дошла до штаба «Молнии», завязла в ФСК, где ее, видимо, посчитали не имеющей отношения к планированию операции «Дэла».
