Слово авторитета - Сухов Евгений Евгеньевич (мир книг txt) 📗
– Лежать, скоты! Мордой в пол! – как приговор объявил Половцев.
Второй попытался подняться, но капитан коротко ткнул ему в солнечное сплетение прикладом автомата и, схватив за волосы, дернул вниз.
– Лежать, падла, пока мозги не вышиб! – коротко, без изысков приказал капитан.
Сцена никак не отразилась на аппетите Хана, он взял небольшую булочку, намазанную икрой, и начал жевать ее с большим чувством.
– Встать! – глухо произнес Половцев, подавляя в себе клокочущий гнев.
– Я за вора, – коротко и не без достоинства представился Ханов.
– А я за капитана милиции! – Перед его самообладанием следовало приподнять шапку.
Удар пришелся Ильсуру Ханову в грудь, он опрокинулся со стула, а голова безвольно и с глухим стуком ударилась о стену.
Медленно, не сводя тяжелого взгляда с Половцева, стоящего над ним, правой рукой Хан потянулся во внутренний карман пиджака.
Лязгнули затворы, и три ствола, направленные в вора, сурово ощетинились.
– Не дури, – почти дружески посоветовал капитан, – если жить, конечно, хочешь.
– Маску сними, я тебя, гада, все равно урою! – пообещал Ильсур.
Стоявшие рядом собровцы слаженно подступили к Хану. Первый, не особенно церемонясь, ткнул ствол «каштана» прямо ему в лоб, а двое других привычно заломили руки за спину, заставив его взвыть от боли.
Капитан похлопал по его карманам и, вытащив из пиджака «ствол», удовлетворенно протянул:
– «Вальтер»!.. Пакуйте его!
Майор Усольцев с интересом рассматривал Ильсура Ханова. Даже скованный наручниками, он излучал откровенную угрозу. И это сейчас, когда преимущество майора было подавляющим, а что говорить о колониях, где на него взирали, как на апостола.
Сильная личность, слов нет. Он как будто бы не смотрел, а испепелял собеседника огнем.
Все эти крики и давление на психику не для него. Закаленный человеческий материал, прошедший через горнило самых строгих тюрем. Такого колоть не в радость.
– Откуда у тебя «вальтер-ФП»?
– В сортире валялся, начальник, не пропадать же добру. Вот я и подобрал.
Где-то в кабинетах столицы идет нешуточное оживление в московской коллегии адвокатов. А как же! Выловлен один из самых состоятельных законников Первопрестольной. И полным ходом уже шла нешуточная закулисная борьба, кому же следует отстаивать его интересы. Уже более дюжины элитных адвокатов предложили свои услуги вору, и Хану только осталось осуществить свой выбор.
– Интересная деталь, ведь эта модель в Москве большая редкость, и человек, который ею владеет, не только понимает толк в оружии, но и обладает немалыми связями в оружейном мире.
Усольцев сел напротив. Яркая лампа освещала лицо вора – немного усталое, подернутое на скулах мелкими дряблыми морщинами. Свет выдавал его возраст, в ресторане он выглядел значительно свежее.
Едва заметно дернулся правый уголок рта.
– А какое отношение это может иметь ко мне?
– В общем-то, действительно никакого, – неожиданно охотно согласился Усольцев, – если бы не одна деталь… на затворе и на патронах отпечатки твоих пальцев.
– Ах, вот ты о чем. – Кожа на лице Хана натянулась в доброжелательную улыбку. Ильсур не был лишен обаяния. – Ты же знаешь, майор, каждый мужчина в глубине души всего лишь мальчишка. Как увидит хорошую игрушку, так начинает непременно играть с ней в ковбоя. Да убрал бы ты, гражданин начальник, эту лампу, а то у меня уже глаза слезятся! – чуть раздраженно произнес Хан.
Усольцев слегка повернул настольную лампу.
– Такой интерес может обойтись тебе несколькими годами тюрьмы.
– Гражданин начальник, ты меня сроком не пугай, я ведь не малолетка. Всякое повидал, отсижу, выйду.
– Хорошо, три года для тебя не срок, – согласился Усольцев. Его взгляд остановился на ладонях Хана. На безымянном пальце правой руки сверкал перстень с огромным бриллиантом. Такие камни Усольцеву приходилось видеть только в Алмазном фонде под пуленепробиваемым стеклом да еще при усиленной сигнализации. А здесь просто так глядишь, и душа радуется. Можно даже попросить разрешения дотронуться до уникальной вещицы, и наверняка вор не откажет в подобной любезности. А у Хана никакого почтения к бриллианту – от скуки он крутит свой перстень, небрежно постукивает им по столу и совсем не задумывается о том, что носит на пальце целое состояние. Если его продать где-нибудь в Европе, а деньги положить в банк, то можно будет наслаждаться жизнью обеспеченного рантье. И ведь расхаживает с таким сокровищем по улицам, и ни у кого даже желания не возникает отнять его у владельца, хотя к нему полагается целое отделение автоматчиков. – Как у вас говорят, это всего лишь экскурсия… А пожизненное заключение где-нибудь на острове Огненный тебя устраивает?
Лицевой нерв дрогнул, выдав некоторое беспокойство.
– Пургу гонишь, гражданин начальник, не на чем меня прижать.
– Не на чем, говоришь, а налет на вохровцев с двумя трупами разве не твоих рук дело? Да еще оттуда исчезло несколько ящиков с оружием.
– Я чист, начальник, можешь пробивать, где угодно, но с Текстильщиков эти «стволы» не я брал.
– Ай-яй-яй. – Голос майора Усольцева звучал сочувственно. – Как же ты, такой опытный урка, так легко попался. Разве я тебе говорил, что это на Текстильщиков? Теперь я тебя до конца расколю!
Хан не знал, что ему делать со своим украшением: он то начинал его вертеть, а то вдруг зажимал в ладони. Неожиданно стянув с пальца, принялся рассматривать бриллиант. Свет от лампы преломился на его идеально ровной поверхности, брызнув изнутри радужными огоньками, и совсем не желал уходить из прозрачной прохладной глубины.
– Не по адресу лепишь, гражданин начальник! Я уже завтра на волю выйду, а ты мне в спину еще извинения орать будешь.
– Скажу тебе, Хан, как есть, – устало протянул майор Усольцев. – Думаешь, что ты у меня один такой? У меня текучка, масса всевозможных мероприятий, я не вылезаю из управления, на меня все давят и требуют, чтобы я шевелился и побыстрее раскрывал преступления и закрывал дела. Так неужели ты думаешь, я буду тебя дожидаться, пока ты расколешься? Ни в жизнь! Фактов у меня достаточно, а если что, так я подтасую, не побрезгую. Придется тебе, Хан, в дармовую лямку тянуть.
Лицо Ильсура Ханова оставалось безмятежным.
– Не посмеешь, гражданин начальник. За это спросить строго могут.
Лицо майора Усольцева исказилось злобой:
– Еще неизвестно, кто кому больше насолить сможет. По большому счету мне все равно, кто из вас поплывет на остров Огненный. Ты или кто другой! В том, что ты попался, тоже есть божье провидение, где-то ты крепко вляпался, а сегодня наступает расплата. Что я могу тебе посоветовать? Грешить надо меньше.
– Я пойду в отказ, – глухо протянул Хан.
– Это тебя не спасет. – Голос Усольцева стал значительно мягче. Он почувствовал крохотную перемену в поведении Хана. Его глухая оборона дала едва заметную трещину. Следовало поднажать, возможно, совсем немного, чтобы через брешь, капля за каплей, просочились признания. Усольцев поднял листки бумаги, исписанные с обеих сторон мелким почерком. – Вот здесь показания свидетелей, которые видели тебя в тот час у здания ВОХРа. Как я достал эти показания? Какая тебе разница, меня больше интересует цель. Пойми меня правильно, Хан, у меня нет времени возиться с тобой. Я и так уже здесь с шести часов утра. А сейчас почти десять вечера! Приду домой, выпью бутылочку прохладного пива и брякнусь на жену. Надо же как-то мне стресс снимать, а утром опять буду колоть таких, как ты. На адвокатов надеешься? Напрасно! Я знаю, кого ты хочешь привлечь. Ткачук водку пьет, а потом к соседкам молодым пристает. Мы сумеем найти на него управу, будет сговорчивее. Понимаешь ли, своя рубашка ближе к телу. Другой, Проклов, по притонам шастает, и все ему пятнадцатилетних девочек подавай! Эстет, твою мать! Как будто бы у половозрелых баб все по-другому устроено. Когда он хату переступит, то его бродяги сразу к «Параше Ивановне» определят. Она – женщина понимающая, приласкает его, как положено, обогреет. Не любят бродяги, когда половозрелый хмырь малолетних девочек мучает. – На скулах Хана некрасиво и зловеще заиграли желваки. – Допрос ему устроят с пристрастием, а он на тебя сошлется: дескать, Хана я знаю. И вообще, мы с ним по жизни в корешах ходим. Не добавят тебе авторитета такие слова.
