Стенка на стенку - Сухов Евгений Евгеньевич (чтение книг .TXT) 📗
Его сожительница имела хобби – снимала богатеньких лохов на Невском проспекте, что давало им возможность три раза в год оттягиваться где-нибудь на Канарах. О тайной страстишке своей сожительницы Артем знал, но, похоже, ее приключения его интересовали мало. Не исключено, что у них была взаимная договоренность: когда его подруга коротала время в ресторанах и гостиницах, он веселился в оздоровительных клубах, где мастерицы высокого класса делали эротический массаж.
" – Я с тобой не согласен, Козырь, – гудел Паша Орлов. – Ты бы лучше у полковника спросил, куда наши премиальные деваются. Он же на деньгах сидит, как курица на яйцах. С него и спрос… Я это давно уже просек.
Козырев громко хмыкнул:
– А что, и спрошу!"
Баринов выключил магнитофон. Козырев вчера передал ему эту кассету с записью. Теперь ясно, откуда у Гаврилова появился «добровольный доброхот». Паша стучит. Да, блин, ну и жизнь, мать ее! Просто как в банке с пауками – всем мало, каждый норовит друг дружку укусить побольнее да исподтишка башку оторвать… Ну ладно, сержант Орлов, мы с тобой разберемся не хуже, чем ты разобрался с Лехой Красным.
Глава 44
Девушка под грохот рваной ритмичной мелодии легко скользила между столами. После каждого аккорда она откидывала голову назад, отчего волосы пшеничными волнами разлетались по ее плечам. Всем своим видом она напоминала горячую лошадку, которую хотелось взнуздать и оседлать. Наверняка ее спина еще не знала властного седока. Приятно было бы почувствовать себя ковбоем, который сумел укротить норовистого мустанга.
Глаза у девушки были огромные, черные. В отличие от большинства танцовщиц стриптиз-балета, она умела смотреть на клиента немигающим и откровенным взглядом: зрители, встречавшие ее дерзкий взгляд, готовы были щедро отблагодарить ее за танец.
– Какая милашка, – промурлыкал Баринов. – Хоть и не молод я уже, а нашел бы силы, чтобы погарцевать на тебе.
И сунул девушке за резинку трусиков две двадцатидолларовые бумажки. Та сделала вид, что не расслышала слов, и только лукавая искорка, вспыхнувшая в черной бездне ее глаз, засвидетельствовала ее отменный слух.
Баринов еще не составил мнения об этой девице. Она не обращала внимания на озорные щипки разгоряченных зрителей, и стоило кому-то из них выскочить к ней на сцену, как молчаливые парни в черных смокингах, застывшие в проходах равнодушными истуканами, мгновенно крутили наглецу руки и выводили из темного зала. Танцовщица была удивительно сложена. Соблюдены все пропорции тела, абсолютная гармония. Ни дать ни взять Венера Милосская. Такие же исполненные гармонии тела – застывшие в камне – украшают дворцы Рима и парки Парижа.
Странно было видеть эту богиню во плоти и крови в простом стриптиз-баре.
– Ты только посмотри, какая кожа гладенькая, – кивнул Баринов в сторону танцовщицы. – Оливка да и только!
– Девка что надо, – согласился Хруль и, повертев соломинку в руках, сунул ее в высокий коктейльный стакан. – Такую бы только пилить и пилить.
Баринов усмехнулся. Для подобного подвига нужна была недюжинная смелость. Другом этой танцовщицы был не кто иной, как Леша Краснов, который часто приезжал сюда к концу представления, чтобы забрать эту диву в свой «мердесес». Да где теперь Леша…
Танцовщица подошла к другому столику. На ней были только узенькие полупрозрачные трусики, крупные серьги, которые едва не касались плеч, да красные туфли на невероятно высоких каблуках. Оставалось только удивляться, как это за все время танца она ни разу не споткнулась, – Когда она раздевалась, – громко сообщил Хруль, – я даже решил, что это она делала исключительно для меня. А у вас не было такого ощущения?
– Было, – честно признался Баринов и, отпив из высокого бокала, произнес:
– Жаль, что с нами сейчас нет Андрея Антоновича. Он-то уж большой ценитель женской красоты. Посмотри, как у нее между ног все подстрижено, ну прямо как английский газон, – хохотнул отставной полковник. – Просто не верится, что такое может быть. И как это ей удается!
– Однако удается, товарищ полковник! – Хруль продолжал тянуть через соломинку хмельной коктейль.
В этом стриптиз-баре все было хмельным – спиртное, танцовщицы, музыка.
– Послушай, Семен, у меня к тебе серьезный разговор, – неожиданно брякнул Баринов.
Хруль напрягся: он предполагал, что разговор будет не из приятных. Не в правилах Баринова было водить своих подчиненных по дорогим кабакам и выкладывать за один вечер столько, сколько иной работяга не зарабатывает за месяц усердного труда. А коли уж это случилось, так, значит, разговор обещает и впрямь быть нешуточным.
– Я внимательно вас слушаю, Яков Степанович, – в подтверждение своих слов Семен даже отставил в сторону недопитый коктейль.
– Для начала я хотел тебя спросить: как ты относишься к Андрею Гаврилову?
Хруль даже не попытался скрыть удивления: его лоб собрался в кривые складки, нижняя губа поджалась, отчего подбородок пошел мелкими морщинами. Он откинулся на спинку стула, но высказался сдержанно:
– А как я могу к нему относиться? Кто я и кто он? Мне порой кажется, что Гаврилов меня не замечает. Он большой босс.
Музыка смолкла, танец закончился. Девушка, победно выбрасывая вперед длинные ноги, побежала за кулисы.
Яков Степанович с сожалением отвел взгляд от удаляющейся фигурки и печально изрек:
– Ну конечно, как же еще может относиться преданная псина к своему хозяину? Ты это хотел сказать?
Хруль неопределенно пожал плечами:
– Ну что-то вроде того.
– А если я тебе скажу, что ты сам можешь вдруг сделаться большим боссом.
Как тебе такая перспектива?
– То есть? – опешил Хруль.
– Скажу тебе откровенно, Сема. Гаврилову пришел конец. Каюк!
– Откуда такие данные?
– Все очень просто: если его не прибьют местные блатари, так обязательно достанут чекисты. Грешков-то за ним числится немало. Он же отъявленный бандит.
Ты со мной не согласен?
Хруль с шумом потянул через соломинку коктейль. Сейчас напиток уже не показался ему хмельным.
– Согласен, Яков Степанович, – посмотрел он на полковника. – Слишком круто он берет. Особенно в последнее время…
Вновь заиграла музыка. На сцену вновь скользнула танцовщица. Теперь она была в темно-зеленом длинном платье. В этом платье она выглядела олицетворением целомудрия. Именно в таких нарядах барышни в начале века чинно прогуливались по Невскому и, подметая длинным шлейфом тротуар, мечтали о героях-любовниках из французских романов.
Неожиданно медленная музыка сменилась быстрым фокстротом. Танцовщица легко закружилась по сцене, напоминая проворную ящерку.
– У него есть одна отрицательная черта: он не сдерживает своих обещаний.
Разве не так? – пытливо поинтересовался полковник.
– Так, Яков Степанович. Мне вон обещал оклад удвоить после аукциона. И молчит…
– Если не можешь выполнить обещанного, так нечего трепать языком. Разве не так? Ко мне бойцы подходят и спрашивают, где же тачки, что были обещаны? Где квартиры в центре? Через руку Гаврилова проходят миллионы долларов, а мы получаем крохи… У него уже из ушей прет, а он все гребет и гребет под себя!
– Андрюшка просто больной человек, – смело предположил Хруль и посмотрел на сцену.
Танцовщица быстро крутанулась раз, другой, потом дотронулась до алой броши, закрепленной на воротничке, – и платье неожиданно упало к ее ногам.
Девушка повела сначала одним плечом, потом другим. Теперь стало ясно, что даже у самых целомудренных женщин под платьем имеется то же самое, что у обыкновенных жриц любви.
– Как только Андрея грохнут… а его грохнут – помяни мое слово… его империя развалится, – вещал отставной полковник. – Нам с тобой придется искать новое место работы. Но это далеко не самый худший вариант, я допускаю, что и за нас очень крепко возьмутся.
– Кто?
– А хотя бы ребята из ФСБ! Эти ребята не зря получают свою зарплату, поверь мне!
