Удар Молнии - Алексеев Сергей Трофимович (книга жизни TXT) 📗
— Черная женщина диктует военную политику! Да и не только военную. Опять чертовщина вокруг русского престола!
Эта часть кремлевской жизни тщательно секретилась, об экспертизе «распутинских» прогнозов и предсказаний знали единицы преданных офицеров и никто из «опричнины» — основного источника скандалов и сплетен. Впрочем, «генсек» иногда сам мог проговориться, сославшись на особое мнение всевозможных специальных советников, к которым относилась и гадалка…
— Да, черная женщина, — согласился Комендант и поднял измученные глаза: головная боль грызла темя. — Вы верите, что это — очень серьезно? Чувствуете, какая опасность? Это не чертовщина!..
Сыч не ответил, лишь медленно повел своим острым взглядом из-под нависших бровей, достал видеокассету и сунул в автомобильный аппарат. На небольшом экране появились кадры, снятые скрытой камерой: похоже, гостиничные апартаменты, мягкая мебель, ковры. Появляются две фигуры, пока неразличимые, расплывчатые, со спины — одна заслоняет другую, кто-то кого-то усаживает, отходит. Почти перед глазом камеры — «Распутин», обвешанная многочисленными украшениями, в змеиных блестящих и черных одеждах, улыбается, с кем-то говорит — звук не записан, но по артикуляции кое-что понять можно. Идет беседа двух старых друзей, неторопливая, без напряжения. Гадалка иногда поднимает руку, браслеты катаются по запястью, взгляд немигающий, глаза словно нарисованные, напоминающие глаза рептилии, — видеть их неприятно даже с экрана.
— С кем она? — не сдержался Комендант.
— Смотрите, — обронил Сыч.
Через несколько минут «Распутин» подозвала кого-то из-за кадра движением кисти руки, мелькнула мутная спина, и Комендант замер, ожидая увидеть «генсека».
Однако рядом с гадалкой уселся Диктатор Чечни.
— Какая встреча, — проговорил Комендант. — Знакомые все лица…
— Обратите внимание на дату, — посоветовал Сыч.
Внизу кадра отбивался календарь: 21 сентября 1994 года, 12 часов 17 минут…
Дата была замечательная — ровно год назад вышел Указ, загнавший Россию в кризис. А сегодня — двадцать пятое…
Гадалка положила ладонь на лоб Диктатора — то ли лечила, то ли что-то внушала: губы едва шевелились, и Коменданту представлялось ее шипение. Сыч перемотал пленку вперед, фигуры попрыгали, помахали руками, отчего-то дважды поменялись местами, напоминая кукол или мультипликацию, и снова зашевелились, как полусонные. «Распутин» подала какой-то предмет, Диктатор принял, поцеловал обе руки.
— Это камень, — объяснил Сыч. Изображение исчезло, экран напоминал бездонное летнее небо.
— Все? — спросил Комендант.
— Нет, конец первой серии. Будет вторая… Вторая интереснее, в цвете и со звуком.
Комендант выключил аппаратуру, откинулся на спинку сиденья.
— Не хочу смотреть… С кем она еще встретилась?
— Спустя три часа со «Шварцкопфом». Посмотрите, любопытно…
— Нет… О чем говорили? Сыч пожал плечами:
— О делах государственных, о чем же еще? «Шварцкопф» высказывает сомнения в целесообразности начала боевых действий в Чечне, опасается за инфраструктуру, которая может быть разрушена. Особенно за нефтепровод Баку — Новороссийск. Черная женщина сказала, что нефтепровод останется цел и невредим при любом раскладе войны. Даже если Чечню придется стереть с лица земли. Ни один взрыв не прогремит, ни одного выстрела не сделают в сторону нефтепровода. Ни войска Диктатора, ни федеральные войска. Она взяла его под свою личную охрану, воздвигла над ним запретную зону.
— И «Шварцкопф» поверил? — потирая огненное темя, спросил Комендант.
— Вполне… И ручки поцеловал, приложился.
— А камень получил?
— Кажется, он не из тех, кто достоин получить камень, — предположил офицер ФСК. — С суконным рылом да в калашный ряд…
— Шаманила с ним?
— Слегка… Да вы посмотрите!
— Оставьте кассету… Сейчас болит голова, будто и впрямь навела порчу. — Комендант достал таблетку, проглотил без воды. — Считаете, вопрос войны решен?
— Безусловно. «Космос» дал «добро», все ждут начала. Особенно шакалы и маркитанты.
— Что вы предлагаете?
— Пустить встречный пал, как на пожаре, — сказал Сыч. — От вас требуется единственное: на несколько дней по сигналу блокировать всю информацию, поступающую из Кремля в Чечню и обратно. Всего на несколько дней. И этого… полковника космической службы.
Комендант сглотнул несколько раз: таблетка присохла к стенке горла и палила слизистую…
— Силами одной «Молнии»? Бессмысленно. Верная гибель, самоубийство.
— Вместе с оппозицией. Поведем к власти Чеченца. Другого выхода нет. Командир «Молнии» встретился с ним, разработали совместный план действий. Спецподразделение… в общем, уже на марше.
— Авантюра, — заключил Комендант. — «Генсек» не потерпит Чеченца у власти. Начнется новый тур, новая игра…
— Но уже наша игра! Не по сценарию этих шаманов.
— Это верно… Они боятся непредсказуемости. Но запомните, умеют все обращать в свою пользу, вынуждают бороться с самим собой. А потом… исполняют танец на крови. Вы не видели ритуальных танцев?
Сыч глянул на него с подозрительной суровостью, должно быть, усомнился в здравомыслии Коменданта. Обычно люди такого склада ума и физической мощи были не подвержены никаким воздействиям магических сил и не верили ни в Бога, ни в черта.
— Не видели, — подытожил он. — И хорошо, никогда бы не видеть. Потому что жить становится невыносимо, теряются идеалы, вера в добро, в справедливость и благоразумие мира. Взамен возникают десятки вопросов, а главный — кто управляет всей этой кухней? Транснациональные банки? «Большая семерка»? ЦРУ? Инопланетяне с летающих «тарелок»? Полковники в юбках?.. Кто? Кто меняет режим, объявляет или прекращает войны? Папа Римский? Президент США? Толковище воров в законе?
Собеседник слушал его и недовольно водил птичьим взглядом, вероятно, не готовый к такой откровенности и не расположенный к дискуссиям.
— Нет, нет, я некоторые ответы знаю, — попробовал он заинтересовать Сыча. — Кое о чем догадываюсь… Грядет эпоха власти над сознанием человечества. Отрабатываются модели, принципы, возможности психотронного оружия, готовятся религиозные войны, сталкивают лбами православие и ислам. Нет, я вижу, что происходит, только не знаю, как противостоять этому шаманству. Блокировать информацию в оба конца несложно: перекрою спутниковые каналы связи, поставлю на профилактический ремонт радиорелейную связь… А вот как остановить этого «Распутина» — ума не приложу. Я ведь ее боюсь, если откровенно, иду мимо, глаза отвожу. Скоро фиги в кармане держать буду. Говорят, эту нечисть просто так и не убьешь. Только медной пуговицей…
Комендант замолчал, ощущая резкий прилив недовольства собой. Он как бы услышал себя со стороны и неприятно поразился, какая чушь получается вместо откровения. Любой нормальный человек принял бы его за сумасшедшего, за впечатлительного неврастеника, но другими словами подобные вещи объяснить было невозможно, и Коменданту оставалось, как мастеру Левше, подсмотревшему кое-что в Англии, идти и кричать, чтобы не чистили ружья кирпичом…
Сыч же только нахохливался, хмурил брови, словно собирался ударить клювом.
Удобную позицию пришлось оставить в тот же вечер, едва в горах стемнело и прекратилось движение на дороге. Сюда он добирался на милицейской машине, захваченной в Грозном, и чтобы скрыть маршрут движения, не доезжая блок-поста на границе района, свернул на проселок, загнал желтый УАЗ подальше от глаз, бросил и к ферме уже добирался пешком. Уходить отсюда он рассчитывал только с победой и налегке, поэтому теперь тащил на себе четыре гранатомета, шарахался с дороги при виде всякой автомобильной фары и за ночь одолел едва ли пятнадцать верст.
В следующую ночь Глеб обошел стороной бывший пост ГАИ, где теперь был укрепленный пункт, контролирующий дорогу, и под утро, когда уже валился с ног от усталости, а больше от голода, наткнулся на шашлычную, видимо построенную во времена развития кооперативного движения и впоследствии заброшенную. Со вкусом выложенная из дикого камня сакля прилепилась на склоне горы, внизу же располагалась автомобильная стоянка с намеком на кемпинг — крытые беседки, туалет, смотровая яма… Место приличное, с неплохим обзором, однако с километр ровного участка дороги, где машины наберут скорость и есть опасность промахнуться; а хуже всего — в случае неудачи уходить придется по склону, открытому для огня с дороги. Глеб поднялся в шашлычную по каменным ступеням, заглянул внутрь: дверей и окон давно уже не было, как, впрочем, и пола, зато осталась крыша из рубероида и вывеска. Поскольку выбирать было не из чего, он остановился здесь и устроился на день за камнями неподалеку от сакли. Пользуясь утренними сумерками, спустился вниз к ручью и запас четыре литровых бутылки воды, подобранных тут же на стоянке. Чтобы отголодовать дней десять, требовалось окончательно промыть желудок и не есть ничего вообще, иначе замучает чувство голода. Он знал, что через три дня организм адаптируется, придет в норму и появится прилив сил, острое ощущение жизни — цвета, запаха, возникнут приподнятое настроение и ясность мысли. И главное, никаких хлопот о пище.