Вист втемную - Влодавец Леонид Игоревич (читать книги полные txt) 📗
Конечно, Таран догадывался, что и в городе Москве цивилизация еще не дошла до того уровня, чтоб почтальоны оставляли посылки в подъездах. В родном городе Тарана посылки никогда не доставляли по адресам. Просто присылали извещение, и все. Хошь получить — иди на почту сам.
О том, что нынче эпоха терроризма, а потому в этой посылочке запросто может оказаться несколько 400-граммовых тротиловых шашек с часовым механизмом или радиовзрывателем, Юрка тоже был хорошо осведомлен. Тем не менее он все-таки рискнул поднять ящик и внести его внутрь подъезда, где около лифта светилась тусклая лампочка.
При свете этой лампочки Юрка сумел как следует разглядеть ящик и убедился, что он по всем почтмейстерским правилам обвязан шпагатом и опечатан коричневыми, похожими на шоколадки сургучными печатями. На крышке из прочного электротехнического картона значился адрес: и улица эта самая, и дом 23, и квартира 73, которая, по первой прикидке — Таран поглядел номера квартир на первом этаже, — должна была находиться в этом подъезде. А в квартире этой должна была проживать Матюшина Елизавета Дмитриевна. Был и обратный адрес написан: Тюменская область, район такой-то, село такое-то, Муромцеву Олегу Васильевичу.
Разглядев печати на посылке, Таран убедился: да, сургуч ляпали именно в тамошнем сибирском почтовом отделении. И летела она авиапочтой, а в столицу прибыла вчера. Сургуч был целехонький, никто его не ломал и не выдергивал из-под него шпагат. Сомнительно, чтоб террорист отправлял бомбу из Сибири авиапочтой, да еще и проставив обратный адрес. А если он, допустим, проявив великое трудолюбие, подделал все штампы и печати, то почему не вручил посылочку лично в руки г-же Матюшиной, а подбросил в подъезд между дверями? Конечно, в посылочке было верных пять-шесть килограмм, и будь это все тротил, то здешний дом восстановлению уже не подлежал бы, но все же шансов на то, что госпожа Матюшина отправится на тот свет, было бы намного меньше. К тому же посылку запросто могли заметить бдительные граждане и старушки, а потом вызвать саперов.
На всякий случай, конечно, Юрка приложил ухо к ящику и послушал, но никакого тиканья не услышал. Тем не менее стопроцентной уверенности, что внутри ящика нет ничего опасного для жизни и здоровья, это не давало.
В принципе у Тарана было до фига своих личных проблем, чтоб отвлекаться на чужие. Самое благоразумное — оставить посылку там, где она лежала, и топать своей дорогой от греха подальше. Взорвется она или не взорвется, дело десятое. Юрка не нанимался никаких разминирований проводить. Да и специалист по взрывотехнике из него покамест лажовый. Кроме стандартных армейских противопехотных и противотанковых мин отечественного производства, он еще ничего толком не изучал. Да и эти знал пока больше в теории, чем на практике. Наконец, вероятность того, что посылка заминирована, была невелика. Короче, Юрка мог с чистой совестью выйти из совершенно ненужного ему подъезда в доме 23 и отправиться в дом 19.
Однако в этот момент Тарану пришла в голову идея: а что, ежели подняться сейчас в эту самую 73-ю квартиру к Елизавете Дмитриевне, вручить ей эту посылочку, а потом вежливо и культурно попросить разрешения позвонить по телефону? Конечно, ежели в посылочке все-таки лежит бомба, оснащенная взрывателем, срабатывающим при вскрытии ящика, то есть шанс взлететь на воздух. Но Юрке в эту бомбу уже не очень верилось. Все-таки аргументов в пользу того, что посылка настоящая, было предостаточно. В общем, взорваться Таран особо не боялся. Гораздо вероятнее было, что ему просто дверь не откроют — времени-то первый час ночи! — или, забрав посылку, в квартиру не впустят.
Тем не менее Юрка взял ящик под мышку и вошел в лифт, прикинув в уме, что 73-я квартира должна находиться на четвертом этаже.
Действительно, так оно и было.
Облупленная и много лет не крашенная дверь этой квартиры выглядела так, будто пережила минимум двадцать взломов. Видать, ее по жизни несколько раз открывали при помощи топора, лома и других подручных средств. Наверняка пару раз молотком или кувалдой замок вышибали. Любой нормальный вор, поглядев на такую дверь, печально вздохнул и удалился бы восвояси, потому что ясно: отсюда уже все, что можно, вынесли.
У Юрки эта дверь вызвала нечто вроде ностальгии. Примерно так же выглядел вход в его родное обиталище, куда он не заглядывал с июля прошлого года, с того самого рокового вечера, когда ушел на свидание с Дашей, будь она неладна. Поэтому, еще не нажав кнопку звонка, Таран уже догадывался, какая публика может проживать за подобной дверью. Скорее всего такие же алкоголики, хулиганы и тунеядцы, какими являлись Юркины родители. По пьянке они часто теряли ключи от квартиры, иногда не могли в нее попасть, потому что кто-то из них уже дрых в отключке, заперев дверь так, что снаружи ключом не откроешь. Ну а потом, поскольку домой очень хотелось, — замок ломали. И сам Юрка несколько раз, оказавшись по приходе из школы или с тренировки перед запертой дверью, прибегал к решительным мерам…
Шансов, что у здешних жителей еще не отключили телефон за неуплату, было маловато, зато шансов, что откроют дверь в половине первого ночи, — вполне достаточно. Поэтому Таран довольно уверенно нажал на кнопку звонка.
За дверью послышались шаркающие шаги ног, обутых в шлепанцы, и какой-то хрипловатый голосок, который мог принадлежать и юнцу-подростку, и крепко пьющей бабе, настороженно спросил:
— Кто там?
«ПОЧТАЛЬОН ПЕЧКИН»
Вообще-то Юрке — он все-таки еще не совсем из детского возраста вышел! — после этого жутко захотелось ответить фразой из мультика: «Это я, почтальон Печкин, принес посылку для вашего мальчика!» Даже несмотря на то, что посылка адресовалась не мальчику, а Елизавете Дмитриевне. Но все-таки Юрка понимал, что в нынешней социально-экономической ситуации народ подрастерял чувство юмора и в первом часу ночи таких шуток может не понять.
— Извините, — вежливо произнес Таран. — Матюшина Елизавета Дмитриевна здесь проживает?
Отозвались не сразу. Для начала по ту сторону двери щелкнул выключатель, и в «глазке» посреди двери появилось световое пятнышко. Потом это пятнышко вновь затемнилось: кто-то рассматривал Юрку.
— А где папа? — спросил тот же голос из-за двери, не удосужившись ответить на вопрос.
Тарана этот вопрос поставил в тупик. Он насчет папы был полностью без понятия.
— Мне Матюшина Елизавета Дмитриевна нужна, — еще раз произнес Юрка с максимально возможной вежливостью. — У меня для нее посылка.
— Это я Матюшина Елизавета, — сообщили из-за двери. — А за посылкой отец ходил. Почему она к вам попала?
— Я ее в подъезде нашел, — объяснил Таран. — Между дверями стояла.
— Понятно, — сказала Матюшина Елизавета и очень неожиданно для Тарана открыла дверь. — Заходите…
На Юрку пахнуло уже позабытым малость, хотя и на всю жизнь памятным, угарно-перегарным кислокапустным ароматом. Только здесь он был, пожалуй, еще более густой, чем в родном доме, потому что ко всем запахам здесь добавлялся еще и кошачий дух.
Елизавета Дмитриевна оказалась тощей, почти налысо стриженной девчонкой лет пятнадцати, в халатике до колен и в драных — и с носка, и с пятки — войлочных, неопределенного цвета шлепанцах. Вместе с ней к двери подошла худая рыжая кошка, с некоторой надеждой поглядев на гостя: может, чего пожрать принес?
— Вот, — сказал Таран, протягивая ящик. — Посылочка ваша. Видите, все печати целы, веревочка тоже. Ничего не трогал.
— Да я верю… — сипло сказала госпожа Матюшина. — Отнеси на кухню, а? Она тяжелая!
Юрка порадовался сразу двум вещам: во-первых, гражданка была вроде не бухая, просто голос охрип от простуды, а во-вторых, не стала его сразу же выгонять и даже на «ты» назвала. Он тоже решил, что эту лысую лучше Лизой звать, чем по отчеству, — больше подходит.
Кухня выглядела так, как будто в ней была драка, перестрелка и небольшой пожар в придачу. Кроме того, когда Лиза включила свет, по всей кухне послышался отчетливый шорох, прямо-таки топот от разбегающихся во все стороны тараканов. Рыжие маломерки-прусаки удирали быстро — точь-в-точь как безместные торгаши с рынка при очередном рейде ОМОНа. А вот черные тараканы, гвардейских статей — 3–4 сантиметра в длину, не считая усищ! — группировались в раковине с горой грязной посуды, где было, выражаясь словами Галича, «много чего выпить-закусить», и никуда не спешили. Прямо как солидная братва в ресторане.
