Когда ангел играет на арфе… (Из цикла «Рассказы старого антиквара») - Кларов Юрий Михайлович (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
— Его нет и не будет.
— Но почему? — удивилась Коловрат-Краковская.
— Видите ли, графиня, — сказал старый парфюмер, — я знал некоего живописца, картины которого ныне украшают стены многих дворцов. Это был преуспевающий художник, но он умер в нищете. Никто, кроме меня, не знал, куда исчезли заработанные им деньги. Между тем нищим его сделало неуемное тщеславие. Он всю свою жизнь приобретал шедевры мирового искусства. Нет, не для того, чтобы преклонить колени перед творениями великих гениев. Он хотел вырвать у времени тайну их мастерства. По ночам он слой за слоем соскабликал краски с бесценных полотен Тициана, Рафаэля, Рембрандта… Он губил полотна великих мастеров, чтобы самому превратиться в великого мастера.
— И что же? — спросила Коловрат-Краковская.
— Через какое-то время он познал все тайны техники и секреты красок. Он узнал всё, но так и не стал ни Тицианом, ни Рафаэлем. Он умер, как и жил, обычным модным живописцем. И поверьте, графиня, умирать ему было тяжело. Потому-то я и не взялся за эту работу. Я знаю все составные части «Весеннего луга», но разве это что-нибудь значит? Для того чтобы создать точно такие же духи, а не их жалкую копию, нужно быть метром Менотти.
— Видимо, графиня была разумной женщиной, — заключил Василий Петрович. — Во всяком случае, говорят, что она больше никогда не пыталась раскрыть секрет «Весеннего луга».
А этот флакон, один из тех легендарных пяти, я приобрёл в антикварном магазине в Дрездене. Для продавца это был обычный, ничем не примечательный флакон времен Людовика XV. Действительно, сам по себе он не заслуживает внимания. Флакон как флакон. Им бы, пожалуй, даже не заинтересовались и наши любители хрусталя. Хрусталь-то не из первосортных…
Не обращая на нас внимания, вырезанный на флаконе ангел продолжал усердно музицировать на арфе.
Судя по его безразличной физиономии, его совсем не занимала эта давняя история, свидетелем которой он некогда был. «Грёзы Версаля», «Весенний луг» или «Шипр» — не все ли равно? Не задело его и замечание Василия Петровича о качестве хрусталя. Ангел не хотел ни во что вмешиваться, предпочитая роль стороннего наблюдателя.
Что ему косметика и парфюмерия, метр Менотти, Блонд, мадам Помпадур, графиня Коловрат-Краковская, маг Фальери и мосье Каэтан?
Суета сует…
— И больше никто не пытался разгадать секреты Менотти? — спросил я Василия Петровича.
— Не знаю. Но разве это так уж существенно?
— Пожалуй, нет.
Я машинально вынул из флакона остроконечную гранёную пробку…
Нет, мне не почудилось. Я явственно ощущал запах настоянных на солнце роз, фиалок и жасмина.
— «Весенний луг»?!
— Нет, — улыбнулся Василий Петрович, — создать духи, которые сохранили бы свой аромат двести лет, не мог даже Лоренцо Менотти.
— Но запах?
— Это запах истории, голубчик. Истории свойственен свой аромат, особенно если это история парфюмерии…
