Веселая поганка - Милевская Людмила Ивановна (книги серии онлайн txt) 📗

Людмила МИЛЕВСКАЯ

ВЕСЕЛАЯ ПОГАНКА

Вместо пролога

Из донесения резидента: "Достоверные источники извещают: в Москву для организации масштабной акции экономического характера ожидается прибытие сотрудника ЦРУ, специализирующегося на макроэкономических диверсиях. Выявить установочные данные, имя, кличку агента, время и канал его проникновения в страну, а так же способ внедрения не удалось.

«Aeaaa! Он меня бросил… Меня бросил?! Бро-сил!!! И часа не живу с этой мыслью, но терпеть ее нет уже сил!»

Весенней ночью я сидела на берегу реки. В дорогом шерстяном пальто опустилась прямо на оттаявшую землю, осела на мокрую пожухлую траву. Упала и сидела. Вся в слезах. Боль отняла мои силы. Я сидела, мечтая уйти из жизни. Нет, я не приноравливалась как сделать это половчей, а просто мечтала. Неисправимая оптимистка — даже из горя пыталась извлечь радость. К тому же, расставаться с жизнью из-за какого-то там болвана, не сумевшего оценить своего счастья, казалось мне глупостью, но почему бы не помечтать.

"Вот лежу я в гробу…

Надо бы наказать Марусе, чтобы гроб был из красного дерева. И с золотой инкрустацией. У нее есть родственник, который стал крутым на этих делах, так пусть и для меня расстарается, пусть гроб доставят из Парижа по специальному заказу и платье только от Армани. Конечно, чего там мелочиться. Жила кое-как, с юности была богата, а все экономила, старалась для людей, так хоть умру со всей пышностью, какую могу себе позволить. Эх, жаль, что не хоронят у нас в шляпках, шляпки мне очень к лицу.

Да. Так вот лежу я в гробу, а он (подлец) грустный надо мной роняет слезы и весь в тоске и раскаянии…

Надеюсь у Тамарки хватит сил притащить этого мерзавца на мои похороны. Думаю он будет сопротивляться, но Тамарка, если упрется, горы свернет.

Да, так вот, лежу я себе в гробу, безмолвная (ужас! это трудно представить!) бездыханная, отрешенная, а надо мной рыдают, страдают и, конечно же, раскаиваются…

Кстати, многим есть в чем. Уж не знаю, как мой уход из жизни переживет Буранов: в истоках романа он был непростительно скуп. А Тося? Столько гадостей она сделала мне… А Тамарка? Ведь она же всегда права. Подойдет к гробу и брякнет: «Мама, ты невозможная! Взяла и умерла. Только ты на это способна.» А баба Рая скажет: «Чего еще от нее ждать, от макитры.» А Маруся завопит: «Епэрэсэтэ! Старушка! Прямо вся взяла и умерла!» А Юля…"

— Стоп! — завопила я. — Какая Тося? Какая Тамарка? Какая баба Рая? Какая Маруся? И, уж тем более, Юля!

Меня бросило в дрожь от одной только мысли, что все они узнают о моем позоре. Даже баба Рая, которая живет под боком, и та не знает (пока), что мой муж меня бросил. И не надо ей знать, пусть думает, что угодно, только не это.

Уж баба Рая с радостью рассказала бы моим подругам сногсшибательную новость. Этих дурочек по сотне раз бросали мужчины, а я только насмехалась, потому что всегда всех бросала сама, и теперь пришла моя очередь. И это лишь первая ласточка. Да-да, мой возраст верная тому гарантия. Теперь пойдет-поедет, только держись.

Чем больше я думала над этим, тем тоскливее становилось. Дальнейшая жизнь теряла смысл. Зачем? Чтобы смотреть на то, как на лице появляются морщины, а мужчины воротят от меня нос?

А баба Рая? Как она стонет по утрам, когда встает с постели. То же будет и со мной, если вовремя не приму меры. Самоубийство, конечно, грех, но болячки и морщины ничем не лучше. У этой бедной бабы Раи буквально все болит, о чем она и говорит с утра до ночи. Один раз, болезная, проснулась здоровой и как в том анекдоте с ужасом завопила: «Я умерла!» «Да тьфу на тебя!» — говорю. «Нет, Сонька, пойди глянь, я жа ж по-моему умерла! Ничего жа ж не чувствую!»

Разве это дело, до такого маразма доживать? Нет, это не по мне.

Короче, уход из жизни постепенно из мечты стал превращаться в назойливую необходимость. Ну конечно я должна умереть, если только не приспичит посмотреть на то, как радуются Тося, Маруся, Тамарка, Лариса, Юля и может быть даже Роза, хоть она и идеал.

Нет, подруги, конечно, будут меня утешать, даже подставят плечо, но я-то не могу не знать, что творится в глубинах их душ: там не обойдется без удовлетворения. У Тоси даже будет злорадство. Обязательно будет, уж такая она. А я гордая. Я этого не переживу!

Ноги сами понесли меня к мосту. Мрачные мысли о позоре подхлестывали, и я перешла на бег, спотыкаясь о кочки и путаясь в каком-то мокром сене. На сердце легла боль, в глазах застыли слезы, в голове замелькали ужасные картины, среди которых измена мужа была не самой страшной.

«Просто удивительно как я до этой минуты жила и была счастлива, когда все у меня так плохо? — подумала я, останавливаясь на середине моста. — Но как же с него прыгать? Черт! Никакого в этом нет у меня опыта. Может залезть на перила и сигануть с них?»

Я глянула вниз — безмолвная холодная река спокойно катила воды. В свете луны серели обломки нерасстаявшего льда.

«Не мог уже мой Женька изменить мне в середине лета! Прыгай теперь в ледяную воду!»

Я поежилась и отступила, но злорадно смеющееся лицо Тоси вдруг стало перед глазами, и я не увидела возможности жить. Жить униженной и оскорбленной, на бурную радость всем, кто завидовал моей красоте, моему успеху, моему уму?

Гордость призвала: умри! Тем более, что от красоты уже мало что осталось, впрочем, как и от успеха. С умом же и вовсе возникали вопросы. Всю жизнь считала, что умных женщин не бросают.

Я мужественно отправилась умирать на другой конец моста. Поближе к берегу.

«Надеюсь, там тоже глубоко,» — подумала я, усаживаясь на край моста и свешивая вниз ноги. О дорогущем своем пальто я уже совсем не переживала. Зачем мне пальто? Хоронить меня будут в платье от Армани, зато Тося вряд ли сможет злорадствовать над гробом. И у Евгения не хватит смелости признаться всем, что он меня бросил, следовательно умру я вполне замужней. И вполне счастливой.

Я положила рядом с собой сумочку с документами и водительским удостоверением, в надежде, что ее найдут и точно установят кто сиганул с этого задрипанного моста, какая яркая личность. Может когда-нибудь и памятник на этом месте соорудят.

Памятник не памятник, а в анонимности и в самом деле мало смысла, поскольку муж мой, узнав где я рассталась с жизнью, сразу должен понять, что явилось тому причиной. «Пусть до конца своих дней, подлец, мучается угрызениями совести,» — злорадно подумала я.

Сделав необходимые приготовления, я в последний раз глянула вниз на темные воды, зажмурила глаза и слегка подалась вперед, решив: досчитаю до ста и тут же прыгну, представляя, что внизу не холодная река, а роскошный бассейн с подогретой морской водой.

В том, что досчитав до ста я буду стартовать, сомнений у меня не было. Слишком хорошо я знала себя. Сомнения были насчет остального. Первый разряд по плаванию сделал свое дело: как, к примеру, я буду тонуть, когда плаваю не хуже рыбы?

Но не в ледяной же воде?

Да, это дает надежду. Говорят, больше пяти минут там не продержаться.

Ха, — пяти минут! Целых пять минут уходить из жизни — перспектива не слишком заманчивая, особенно если это делаешь в ледяной воде.

«Досчитала только до тридцати, а уже такие сомнения, — пригорюнилась я. — Что же будет, когда досчитаю до ста? Поднимусь, отряхну пальто, возьму сумочку и потопаю домой? Нет, это никуда не годится. Прыгать надо немедленно!»

Я изготовилась, ухватилась руками за край моста, собираясь с силой оттолкнуться, посильнее зажмурила глаза…

И услышала рев двигателя, приближающийся ко мне с приличной скоростью.

«Черт! — мысленно выругалась я, глядя на огни фар. — Кому это там не спится? Носятся по ночам, утопиться толком не дают. Вдруг заметят как я сиганула и возьмутся спасать?»

Такая перспектива не радовала. Вот уж Тося возликует, когда узнает, что я топилась по такой ничтожной причине как измена мужа. Самой Тосе в этом случае топиться пришлось бы раза по три на дню.