Интернат, или сундук мертвеца - Васина Нина Степановна (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Илия открыл дверь и подошел к плачущей Еве, Ева приподняла веки, и Илия в который раз поразился странному сине-фиолетовому цвету ее глаз. Он наклонился очень низко над ее лицом, они почти прикоснулись носами. Ева слабо улыбнулась. Илия высунул изо рта длинную булавку, держа ее крепко зубами. Ева взяла булавку в рот, прикусила зубами и втянула в себя, запрятав быстро под язык.
Илия выпрямился, отвернулся и вышел. Ева закинула свободную руку под голову и весело посмотрела в круглый глаз видеокамеры.
Мальчик прошел мимо охранника не останавливаясь, бросив ключи на пол, захватывая пальцами голых ступней толстый ворс ковра. Один раз он невзначай повернулся и плавным движением руки забрал себе змею. Охранник еще несколько секунд испуганно соображал, как он ухитрился заснуть на посту.
Далила варила кофе на крошечной газовой плите. Почерневшая от времени и страданий турка с длинной серебряной ручкой подловила ее и выплеснула убежавшую черную пену на огонь. Запахло горелым, закашляли старики за тонкой занавеской. Далила нарезала теплый хлеб, разорвала картонную коробочку с жареной рыбой, поставила на стол разномастные чашки и почти пустую бутылку коньяка.
Она отдернула занавеску. Казимир, щурясь, посмотрел на нее, страшно изумившись. По его лицу было видно, что ночь подарила Казимиру почти реальную иллюзию на грани воспоминаний, а теперь он с ужасом понимал, что все это совсем не сон, а даже наоборот.
На драном матрасе, брошенном на пол, свернулся горбун, спрятав руки и крепко прижав согнутые ноги.
— Детка, — сказал Казимир, стесняясь своего вида спросонья, — там коньяк остался? Далила подошла и помогла Казимиру сесть.
— Что-то у меня рука, — Казимир потирал левую руку, — немеет по утрам. Я стал путать сон и явь.
— Так в детстве бывает, — сказала Далила и помогла ему пройти к столу.
— В детстве он путал быль и фантазии! — заявил проснувшийся Зигизмунд. — Все сочинял, сочинял — досочинялся! Покупает бинокли, яхты, спасает красивых проституток от смерти, вот что значит много придумывать, влип в свои фантазии по уши! И коньяк весь не выпей, оставь чуток! А вот спроси у него… — Горбун с трудом встал и сморкался у раковины. — Спроси, чем живет, где семья? Нету!
— Заткнись! — Казимир говорил грустно и беззлобно. — Ты у нас был самый реалист!
Может, у тебя жизнь получилась? Молчишь? Вот и сходи за коньяком, а этот я сам выпью, мне нехорошо. Детка, — это Далиле, — достань мое портмоне, хватит там этому реалисту на бутылку, да еще немного денег надо на еду. Купим, вдруг плавать придется дня два. В дверь постучали. Старики молчали, тяжело дыша, явно ожидая неприятностей. Далила встала. В комнату вошел красивый смуглый молодой мужчина. Он удивленно разглядывал Далилу, неуверенно улыбаясь. Что-то сказал по-турецки.
— Это матрос с яхты. — Зика сел за стол и запихивал в рот жареную рыбу. — Спрашивает, какой причал нам нужен.
— Я не знаю, какой причал. Черт его знает, хотя… Нужно же и за домом этим следить.
Казимир успел схватить крошечную серебряную рюмочку с коньяком, Далила ждала с перевернутой бутылкой, пока выльется все, потом слизала быстрым розовым языком каплю с горлышка. Зика вздохнул, провожая взглядом рюмочку, матрос завороженно смотрел в лицо красивой женщине, ослепленный солнцем в ее волосах.
В это странное мгновение мир вокруг них словно застыл. Необъяснимая болезненная реальность была так возмутительно нереальна, что все они — и старики, и молодая пара — потерялись во времени и не совсем понимали, где именно существуют в пространстве. Легко и горячо дрожал прозрачный день между ними, снизу во дворе кричала визгливо жена булочника, прогоняя грязных детишек, таскающих у нее булки, еще дальше, следующим фоном, пытался завестись мотор машины, чихал и раздражал своего хозяина до ругани, еле слышной — далеко, а над этим пространством тяжелого старческого дыхания и легкого молодого, над безумным сказочным городом непристойно орали чайки.
И вдруг в ужившихся друг с другом звуках появился посторонний — шаркающие шаги и стук палки о тротуар.
Горбун, очнувшись от всеобщего оцепенения, закричал громко и зло матросу, матрос чуть поклонился и выскочил за дверь, Казимир выпил быстрым движением свой коньяк, а Далила подошла к окну и посмотрела вниз.
Адвокат Дэвид Капа поднял голову и увидел в окне второго этажа ожившую молодую фламандку со старого полотна с растрепанными волосами.
— Там дистрофик с тросточкой и в шляпе, — сказала Далила Казимиру, убирая остатки завтрака.
— Проси, — просто сказал Казимир.
Далила высунулась в окно, адвокат все стоял в оцепенении, задрав голову. Она оперлась о подоконник, постаралась закрутить мешавшие волосы.
— Вы подниметесь? — Волосы вырвались и закрыли ей лицо.
— Благодарю вас, у меня только сообщение. Это касается сегодняшнего вечера. — Он приподнял шляпу, с сожалением оторвал взгляд от женщины в окне и ушел по узкой улице, сердито протыкая тростью выбивавшуюся кое-где между камней траву.
Далила пожала плечами.
— Значит, сегодня, — покорно сказал Казимир.
Хамиду принесли платье для приговоренной женщины. Платье лежало на подносе, свешиваясь вниз, звенело и больше напоминало изящную кольчугу. Поверх платья лежала небольшая корона и наручники. Хамид долго гладил пальцами наряд, Лиза стояла рядом и улыбалась.
— Ты всегда улыбаешься, как ящерица. — Хамид даже не посмотрел на Лизу, он все равно знал о ее улыбке.
— Я всегда заранее могу предположить, что произойдет потом. Почти всегда угадываю. Вот ваш друг недавно чаек кормил, я подумала, что он умрет скоро. Это странно, такое чувство, и все. Когда я угадала, — а угадываю я почти всегда, — я благодарю судьбу и улыбаюсь.
— Тьфу, дура ты полная, и все! — Хамид разозлился. — Что толку улыбаться, когда ты ничем не помогла?!
— Судьбу не изменить, — со злорадной настойчивостью изрекла Лиза, — а вы к тому же не спрашивали.
— Да уж!.. Что толку?
— Вот, например, сейчас. — Лиза многозначительно замолчала.
— Ну! — заорал Хамид.
— Вот я вам сейчас могу сказать. Вы только не нервничайте, я точно знаю, что она не умрет.
Хамид смотрел в сухое лицо, сжав зубы.
— Вот это видишь? — Он взял с подноса и показал Лизе толстые золотые наручники. — Я никогда моих девочек не топил в наручниках, плохо там, — он показал пальцем вверх, — им будет в наручниках, а эту не пожалею!
— Наручники можно открыть. Шпилькой, например. — Лиза больше не улыбалась, она смотрела в пол. Обиделась за крик. — Или скрепкой! Заранее спрятать во рту.
Хамид молчал, тяжело дыша. Он вспомнил булавку, большую, с чуть заржавевшей на конце иголкой, вспомнил, как снимает ее девушка Наталья с черного форменного фартучка и протягивает Феде. Они бежали из интерната через хозяйственную пристройку. В коридоре от кухни до кладовки, словно исполняя нестерпимые желания Феди и Хамида, им попалась Наталья. Синие распахнутые глаза в желтых ресницах, легкая усмешка и стакан чая — толстый ребристый стакан в красивом подстаканнике. Она несла чай отцу в медпункт.
Несколько секунд полнейшего счастья, когда можно смотреть в глаза, стоя так близко. Наталья оглядела внимательно сначала Федю, потом Хамида, от горячего коричневого чая поднимался прозрачный парок. Хамид потерял способность передвигаться, а практичный Федя просто сказал, что они приедут за ней, когда разбогатеют. Наталья смеялась. Подняла школьный фартук, одной рукой нащупала булавку и отстегнула ее. Почему она решила, что именно булавки им не хватает? Протягивая расстегнутую булавку Феде, загипнотизированно уставилась на сопящего Макса. Булавка потерялась где-то в трудных годах, пока они богатели. Разбогатев настолько, чтобы купить по золотой брошке, приехали к ней вдвоем. Она взяла брошку у Феди.
Побег начался с учителя физкультуры. Уроков по физическому совершенствованию тела малолетних нарушителей закона не было давно: эпидемия. Справившись со смертями и переполненным изолятором, руководство интерната решило учебный процесс не нарушать. Бритый налысо, немного рыхлый мужчина пугал неподвижным взглядом мутноватых глаз и всегда потными ладонями. Хамид и Федя ничего не знали о его пристрастии — они были новенькие. Поэтому, когда учитель сказал, что Хамид должен быть наказан за плохое выполнение прыжков с места и разговоры в строю, большинство интернатовских злорадно улыбнулись и переглянулись, остальные сцепили зубы и опустили глаза, но никто не посмел предупредить Хамида. Болт и Севрюга не простили бы, лиши их, удовольствия отомстить Феде с Хамидом. Последние несколько дней под ногами еще болтался огромный дебил, не отходя от двоих, друзей ни на шаг и ужасающим образом воняя.
