Братва особого назначения, или Демьян и три рекетера! - Черкасов tm Дмитрий (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Она открыла верхний ящик комода, убедилась, что там, рядом с непременным томиком библии, лежит фен, и направилась в ванную комнату, на ходу скидывая одежду. Пора бы привести себя в порядок.
Алла долго принимала ванну. С особенным удовольствием, понимая, что простая горячая вода в Париже стоит столько же, сколько в Москве — боржом или нарзан… — набросала в воду кучу разных пенных шариков, а потом долго лежала в благоухающей пене мыльных пузырей, наслаждаясь и нежась. Взяла с собой в ванну пару бутылочек из бара — все равно за все Геракл платит… Любимый «Хеннеси» и «Джонни Уокер» с чёрной этикеткой. Кто сказал, что смешивать их нельзя? Поплескалась… Выкурила сигаретку… Помечтала о тех временах, когда, накопив денег, уедет, наконец, из России и поселится где-нибудь… Может, даже и в Париже, чем черт не шутит?
Закончив туалет, Алла подсела к старинному телефону и набрала парижский номер давней подруги — Светы, танцевавшей с ней ещё в «Паре гнедых».
Оказалось, Светка уже год сидит без работы. Вылетела из «Крэйзи Хоре» за наркотики. Сказала, что это их импрессарио, грек Сахиниди, из ревности ей подбросил. Врёт, наверное!
Но, тем не менее, снимала Светка хату на Сен-Жермен-де-пре. Маленькую, но свою. И даже с кухонькой и ванной.
Мужик ей, наверное, хатку оплачивает!
Встретились. Слово за слово…
И напились они со Светиком по-чёрному, как в старые добрые времена в «Паре гнедых». Утром Алке так плохо стало, что жить не хотелось! Пришлось снова звонить подруге Светке. Опохмелившись, они навели кое-какой марафет, взяли такси и поехали к Маринке.
Та оказалась замужем. И ребёнок у неё был от мужа-алжирца. Все как надо.
Маринка за столом хвастать начала, что у неё мужик, хоть собой и чёрный, зато мужик!
— Помните, девчонки, мы такую песню ещё в «Паре гнедых» непристойную пели? Помните? «Хочу мужа, хочу мужа, хочу мужа я, принца, герцога, барона или короля…» А там ещё куплет такой был: «Пусть муж мой чёрный как ворона, и рожа измазана углём, но коль носил бы он корону, то в Африке считался б королём!»
Подруги весело засмеялись, совсем как тогда, когда были ещё молоденькими танцовщицами из кордебалета городского ресторана.
Одно смутило Аллу Замоскворецкую, так это то, что ни Светка, ни Маринка, три года живя в Париже, друг с дружкой не виделись… И даже не перезванивались… И, кабы Алла не приехала, вряд ли они вообще бы встретились, хоть и жили в одном городе.
Подруги, называется.
В общем, с Маринкой они уже не так сильно, но тоже выпили. И мужик её — араб, когда с работы явился, тоже с ними за стол уселся, хоть Аллах и не велит, но на халяву, должно быть, разрешает! Тем более что Замоскворецкая угощала. Притаранила из ближайшего к метро магазина два пакета выпивки — и «Хеннеси» неизменный, и водочку любименькую «Столичную», и шампусика ихнего… Не «Дон Периньон», а ординарное какое-то по сто франков за бутыль…
А потом Алла потащила всех в ресторан.
Аида, девки, гуляем! Дескать, вы-то думали: уедете — богато жить будете, а я вот в России осталась, да покруче вас всех на земле стою и теперь вас в ресторацию за свой счёт веду!
Поехали, естественно, в «Максим», куда же ещё?
Есть ли в Париже русские места покруче «Максима»? Нету! То-то же, тогда только в «Максим», и никуда не сворачиваем.
Метрдотель, едва трех красоток увидал, — сразу же повёл их к столику прямо у самой сцены. Ну, понятное дело, весь ресторан только на них и пялился. А Светка с Маринкой, будто вспомнив молодость в «Паре гнедых», вышагивали гордо, важно — спина как струна прямая, походка — от бедра. Глаза блестят!
Уселись, взяли услужливо поданные меню, переплетённые в натуральную кожу, и давай пальчиками водить: и то хочу, и это.
Водка, икра, осетрина… Кулебяки и гурьевская каша, блины и солянка московская… Водка «Smirnoff», брют «Клико»… И девочки в кокошниках на сцене под балалаечный оркестр.
А пока официанты подавали аперитив, вспоминали старое.
— Я когда в первый раз в Париж приехала, ещё совсем соплячкой была, — начала Светка. — Меня тогда зампред райкома партии товарищ Гриша Симоняк с собой взял. Ни он, ни я по-французски ни бум-бум. Со всеми знаками общаемся. Целый день по городу шатались, есть захотели. Гришка и говорит:
— Пойдём в ресторан.
— Как же мы, — говорю, — еду заказывать будем?
— Что-нибудь сообразим.
Зашли мы в первый попавшийся ресторан. Сели за столик свободный. Официант подошёл, а Гриня ему так по-простому, по-французски, и говорит:
— Принеси-ка, милейший, ля мясо, свининку, ля кортошечку-фри, ну, там ля салатики, ля хлеб, и ля вино, можно водку, но тогда с ля солёненькими огурчиками…
— Официант, наверное, со смеху коньки отбросил? — рассмеялась Маринка.
— Ни фига, не отбросил. Слушайте дальше. Прошло минут двадцать, несёт наш официант все точно, как заказывали: салатики, огурчики, водочка, свининка в кляре…
— Вот, Светочка, как важно иностранные языки знать, — сказал Гришка, после того как официант от столика отошёл.
Поели мы от души, а когда уходить стали, официант этот нам и говорит по-русски:
— Спасибо. Приходите ещё. Ресторан «Максим» всегда к вашим услугам…
— То-то я подумала, сразу, уж не русский ли француз вам тогда попался, — сказала Марина.
— Эх, девчонки, а помните, как мы номер «Русский сувенир» проверяющим из отдела культуры райкома партии показывали? Помните? Ты, Светка, тогда с голой задницей, да в кокошнике… А тот партийный аж слюной подавился! И кричит: «Это же стриптиз, это же порнография, запретить!» — Алла зашлась задорным смехом.
— А председатель исполкома ему на это сказал: «Ну что вы, что вы! Это же для интуристов — экспортно-импортный вариант! Нам же надо в город интуристов привлекать! Да потом все это в духе времени…» И прочая лабуда! — вспомнила Света, отмахиваясь от сигаретного дыма.
— Помню, помню! — вставила Марина. — Кончилось тем, что номер утвердили только для спецобслуживания интуристов, а в обычные дни, когда наш «совок» в кабаке сидит, — то же самое, но в сарафане.
Официант с шумом откупорил бутылку «Клико» и разлил пенистый напиток в широкие бокалы на манер вазочек, в каких русские бабушки малиновое варенье к чаю подают.
— Ну, девочки, за нас, за «Пару гнедых», за нашу молодость! — сказала Алла.
Выпили, причмокнули смачно — эх, хороша шипучка…
— А как теперь твой мент этот… Сушёный? — спросила Светка, подхватывая сразу два ломтя осетрины. Давно, видать, осетринки не пробовала. — Наверное, полковник уже, Жорка твой?
— Не знаю, давно его не видала, — ответила Алла и переменила тему. — Давайте лучше водочки тяпнем, а то у меня что-то от шампусика в последнее время на мужиков аллергия.
И пошло-поехало.
Балалаечники грянули «Калинку». И подруг понесло совсем не по-взрослому. Алла, Светка и Маринка, вдрызг пьяные, выскочили на сцену и с криком: «Вот так надо!» давай закидывать ноги аж выше головы. Так, чтобы всё было видно. И все в ряд, все в такт! Школа Вагановская — она и в Париже школа!
— Давай, давай, девки, помните, как мы в «Паре гнедых» «Калинку» на манер канкана из Оффенбаха делали?
Давай, давай, жги!
Посетители ресторана, все как один, повернулись к сцене и ну, подругам аплодировать — подбадривать. А те и рады стараться. И балалаечники наяривают так, что душа поёт.
Какие-то американцы даже попытались стохи баксов Маринке со Светкой в вырез платьев засунуть…
В общем, оттянулись подруги в тот вечер в «Максиме» на славу.
А утром следующего, уже третьего в Париже, дня Замоскворецкая с большим мешком, наполненным льдом и приложенным к больной голове, что так и норовила расколоться пополам, смотрела в номере телевизор. Вдруг симпатичный диктор-брюнет повторил неколько раз: «РУССКАЯ МАФИЯ, РУССКАЯ МАФИЯ, РУССКАЯ МАФИЯ». Алла, до того лежавшая в полусонном состоянии, встрепенулась, и, с напряжением вслушиваясь в едва понятные французские слова, стала внимательно глядеть на экран…
