Фея Карабина - Пеннак Даниэль (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
Мама наконец признает меня и говорит:
– Ах, это ты, мой мальчик? Ты уже знаешь? Кто тебе сказал?
И так медлительно вытирает ладонью слезы, что за это время солнце успело бы сесть.
– Что сказал, мама? Да черт побери, что стряслось?
Она кивает в сторону стола и шепчет:
– Верден.
Я, как дурак, да еще в соответствующем состоянии, залитый кровью и дождем, конечно, сначала подумал про битву под Верденом. Мне с некоторых пор все – Верден.
– Он помогал Малышу делать чистописание и вдруг упал, прямо лицом в тетрадь.
Я оставил входную дверь незакрытой. В этот самый момент сырой сквозняк взвивает страницу тетрадки, и она снова бессильно падает. В голове у меня «Верден, Верден», и слово это никак не может встать на место. Иностранцам, наверно, тоже сложно…
– Смотри, мальчик мой, ты порезался, я сейчас тебе наложу повязку. Ты не мог бы закрыть дверь, пожалуйста?
Послушный сын закрывает дверь, которая тем не менее остается открытой, поскольку я выбил стекло. Посреди страницы клякса. Как синий взрыв над Верденом.
– Вердену стало плохо?
Слава Богу, дошло. Наконец-то я понял. До сих пор не могу забыть облегчение, прозвучавшее в моем голосе:
– И все? Больше ничего не случилось?
И снова вижу мамин взгляд. В нем нет оскорбленного достоинства, в том смысле что «Боже, мой старший сын – чудовище!», нет, она смотрит на меня так, как будто при смерти я сам. Она встала, она странно невесома, как знамение (один ее жест – и все в доме беззвучно встает по местам). Она развернула огромное махровое полотенце, она вытирает меня с ног до головы, а моя мокрая одежда падает на пол. Нагой сын перед своей матерью.
– Они оставили тебя совершенно одну? Сколько жизни в полоске пластыря, налепленного на лоб!
– Его увезли в больницу Святого Людовика. Она связала мою одежду в узел и возвращается со всем необходимым – сухим и теплым.
– Им так хотелось поехать с ним. Тебе тоже надо быть вместе со всеми, наверно, ты им нужен. Вот, выпей вот это. Ты запыхался?
Мясной бульон. Из кубика. Это жизнь. Она кипит и обжигает.
***
Верден, старина Верден, и все-таки это правда: ни одна новость не принесла бы мне большего облегчения, чем весть о твоей близкой смерти. Я признаюсь тебе в этом, сидя в везущем меня в больницу такси, а ты уж, когда прибудешь наверх, защити меня со знанием дела. Ты ведь не держишь на меня зла за то, что твоя смерть оказалась для меня предпочтительнее других, ты и сам не раз видел, как пуля пробивает чужой мундир. Но Та Здоровая Шишка, что сидит наверху, ничего такого не знает, он-то пороху не нюхал, сидит себе и помыкает праведными душами, и сексом он не занимается, хотя и считается, что он сама Любовь, и потому не понимает он ничего в подлой иерархии любви, по которой выходит, что смерть какого-нибудь Вердена гораздо лучше смерти Джулии…
Ведь теперь я понял, я понял благодаря тебе, что Джулия бессмертна! Раз они так разгромили ее квартиру, значит, ее саму они схватить не смогли, если они набросились на мебель, то, значит, она выскользнула у них из рук, и это совершенно неудивительно при ее тренировке неуловимой искательницы приключений. Я сам не могу заманить ее в койку. Скажи Ему от моего имени, Верден, что наступит срок и Он мне дорого заплатит за это чувство облегчения! И раз уж ты к Нему собрался, передай еще, что Он мне дорого заплатит за грипп твоей маленькой Камиллы и за то, что Он провел тебя живым сквозь пять лет стального шквала, а напоследок дал последний залп (о Всесильный Эстет!) – эпидемию гриппа-испанки и убил твою девочку, доченьку, малышку, ради которой ты так хотел остаться в живых!
Вот такие пламенные речи я возносил из везущего меня к Вердену такси Тому, кто, если существует – доказывает, что, как некоторые и подозревали, основа мироздания – дерьмо, а если не существует, а следовательно, не виноват, то оказывается еще полезней, ибо Он такой же козел отпущения, что и я, ни в чем не повинен – но за все отвечает. Дворники гоняют потоки воды по лобовому стеклу. Можно подумать, что они – наш единственный способ передвижения. Шофер, как и я, недоволен Всевышним. Он считает, что этот потоп явно не по сезону и, наверно, Этот там со своими ангелами принял лишнего!
– Остановите!
Я крикнул так громко, что таксист ударил по тормозам и машина картинно развернулась под потоком дождя.
– Да вы что, так вас разэтак?
– Подождите секунду!
Я ныряю в дождь и бегу к маленькой скрюченной фигурке возле извергающейся водосточной трубы.
– Жереми! Ты что здесь делаешь?
Стоя на коленках посреди потока бьющей прямо в глаза воды, которая рвет из трубы так, как будто взорвалась нефтяная скважина, этот парень оборачивается ко мне и говорит:
– Не видишь, что ли, бутылку наливаю.
Абсолютно спокойным голосом, как будто у нас с ним встреча была назначена под этой водосточной трубой.
– Последняя бутылка Вердена, розлив этого года, Бен, ему надо взять ее с собой.
Оголтелое бибиканье таксиста.
– Да брось ты, Жереми, простудишься!
Руки у него синие, а бутылка наполнена едва наполовину.
– Все из-за этого хрыча из магазина! Пришлось купить полную бутылку и вылить. Даже воронки не мог одолжить, гад!
«Хрыч» – это владелец молочного магазина напротив. Он как раз подозвал жену-кассиршу, всех своих (двух) покупателей, и теперь они всем коллективом ржут, стоя у двери. Таксист мой тоже, видимо, соскучился и, опустив стекло, присоединился к веселью:
– Извините, а это впереди хирургическое или психиатрическое отделение?
Вот так всегда: человек злится на себя, а отыгрывается на других. Поэтому в три нырка я обхожу такси и сую сто франков прямо в хохочущую глотку.
***
Медсестры приемного отделения решили, что к ним высадился десант аквалангистов.
– Но в таком виде туда нельзя!
Они бегут за нами, мы бежим от них. Вряд ли нас что-нибудь остановит.
– Вы же накапаете!
– Скажите спасибо, что ласты сняли! – отвечает Жереми. Потом мне: – Туда, Бен, давай ходу!
Девицы отстают и сдаются. В глазах у них предстоящий кошмар уборки.
– За угол и в конец коридора, – заявляет Жереми.
Мы поворачиваем за угол, но посреди коридора наталкиваемся на небольшой митинг. Громче всех выступает человечек в белом халате, его голос мне знаком: это хорошо поставленный голос, который умеет вопить хладнокровно:
– Вы десятый день держите ее на наркотиках, Бертольд! Вы превратите ей мозги в белый соус, я точно вам говорю!
Он тычет пальцем в багроволицего высокого врача, а кивает в сторону палаты, где на белой койке лежит нечто, оплетенное разноцветными щупальцами.
– А я вам повторяю, что, если ее резко разбудить, она просто подохнет! Так рисковать я не могу, Марти!
(Марти! Это маленький доктор, он год назад, когда Жереми взорвал свою восьмилетку, пришивал ему палец.)
– Да вы задницу свою бережете, Бертольд, волнуетесь за свое насиженное место! Если она когда-нибудь проснется после всего, чем вы ее накачали, то вряд ли отличит вашу голову от яиц!
Медики обсуждают дозу лекарств. Остальные белые халаты – видимо, студенты или ординатура. Атмосфера накалена настолько, что они не осмеливаются смеяться даже в душе.
– Пошли вы к черту, Марти, в конце концов, насколько мне известно, это не ваше дежурство!
– Было б мое дежурство, я б вам туалеты мыть не доверил.
На этой стадии в терапевтическую беседу вмешивается Жереми, стоящий в луже воды с неизменной бутылью в руке:
– Да свалите, наконец, с дороги, что, кроме вас, всем делать нечего!
Немая сцена. Марти оборачивается:
– А, это ты!
Он берет парня за руку так, как будто они виделись вчера, быстренько осматривает палец и говорит:
– Надо же, вроде срослось. Какой очередной сюрприз ты нам готовишь? Двустороннюю пневмонию?
