Пять рассерженных жён - Милевская Людмила Ивановна (список книг txt) 📗

Его легко понять, было слишком темно. Фонари во дворе не горели. Причём, по странному стечению обстоятельств не горели они именно в этот вечер.

А машина, которая привлекла всеобщее внимание, по иронии судьбы принадлежала именно этому соседу.

— Я всегда её там ставлю, — сказал он. — Никто не возражает, и мне очень удобно.

— А куда же она делась среди ночи? — спросила я.

— Сын работает в ночную смену. На ней он и уехал.

Просто, как и все в этой жизни.

Глава 13

Я пришла домой, рухнула и заснула. Евгений пытался требовать объяснений, но я их дать никак не могла по чисто физическим причинам.

Бессонная ночь, окровавленный труп, его исчезновение, изматывающее общение с жёнами, нависшая угроза смерти — все это сказалось для Евгения самым печальным образом: я проспала до вечера. Все это время он мучился и изнывал от невозможности устроить мне скандал.

Зато как он «оторвался», когда я проснулась!

Передать не могу как громыхал он на меня, как обвинял во всех грехах, о которых я даже не слыхивала, не говоря уж о том, чтобы их совершать. Евгений же убеждал меня, что я и не на такое способна. Особенно, почему-то, он ополчился на покойного мужа Тамарки. Он безмерно возмущался приходом в наш дом Фрола Прокофьевича и дальнейшим моим с ним уходом.

Я же Евгению не прекословила, а помалкивала, забавляясь чёрным кофе со сгущёнкой (сливок в доме не оказалось, лучше бы он об этом подумал) и сигаретами. Курила одну за другой.

— Это твой последний день рождения! — грозно постановил Евгений.

Мне сделалось дурно — неужели погибну?

— Больше к этому ублюдку не пойдёшь! — несколько мягче пояснил свою мысль Евгений, и я успокоилась, уже понимая, что он имеет ввиду несчастного Фрола Прокофьевича.

— Само собой, — охотно согласилась я. — Для него это тоже был последний день рождения.

— Почему? — опешил Евгений.

— Потому, что Фрол Прокофьевич убит, — между короткими глотками кофе обыденно сообщила я.

— Так ему и надо, — так же обыденно обрадовался Евгений, наливая кофе и себе, хотя сам дырку мне в голове проделал, убеждая, что пить кофе на ночь вредно. — Так ему и надо, — бормотал Евгений, щедро заправляя кофе сгущёнкой, — будет знать, как приставать к чужим жёнам… Постой, — наконец дошёл до него полный смысл сказанного мною. — Как это убит? Вы что, не доехали? Где же ты тогда была почти сутки?

«С ума можно сойти какая ревность! — внутренне ужаснулась я. — Бешеная ревность! Причём, без всякой причины! Раньше этого не было. Раньше ревновала я. Но я-то хоть делала это с некоторыми основаниями — Евгений младше меня на пять лет. А он-то почему бесится? Может права Тамарка? Может это все потому, что я слишком тяну со свадьбой?»

— Успокойся, любимый, — проворковала я. — Мы доехали, и я была там, куда и направлялась — на дне рождения Фрола Прокофьевича.

— Где же тогда его убили? Только не сочиняй, что прямо на дне рождения!

— Женечка, тут мне и сочинять не надо, потому что именно так все и произошло. Кто-то без меня постарался — сочинил. Теперь даже хоронить нечего. Тамарка безутешна, — на всякий случай приврала я, чтобы размягчить ожесточившееся сердце Евгения.

Он чуть не подавился кофе и рявкнул:

— Ничего не пойму!

— А что тут понимать, — скучая, вздохнула я. — Только сели за стол, только поздравили, подарили подарки, выпили, закусили и…

Я сделала жест, недвусмысленно передающий, что Фролу Прокофьевичу уже ничем нельзя помочь.

— Что, совсем? — спросил Евгений.

— Абсолютно, — живописно закатывая глаза, заверила я.

Евгений сразу прекратил ненавидеть Фрола Прокофьевича и забеспокоился:

— Что, разрыв сердца?

— Хуже, — сказала я. — Разрез. А может быть и прокол. Крови-щии!

Евгений растерялся:

— Нет, правда?

— Ну конечно.

— Ты не шутишь?

— Кто этим шутит? — обиделась я.

Он заёрзал на стуле и потянулся к моим сигаретам, окончательно забыв про свой здоровый образ жизни, которым пытал меня уже несколько месяцев.

— Так что же там произошло? — слегка раздражаясь, поинтересовался он. — Скажешь ты или нет?

Я глубоко задумалась.

— Вообще-то, дорогой, — ответила я после длительной паузы, которую Евгений, к его чести, выдержал стоически, — перед тем, как расстаться, все мы (я имею ввиду себя и жён покойного) дали друг другу клятву никому о происшедшем не рассказывать, а я сижу и треплюсь своему мужу.

— Думаю, в их домах происходит то же самое, — заверил меня Евгений.

— Ты что? — испугалась я. — Те мужья понятия не имеют, где всю ночь были их жены. Многие думают, черти что!

Зря я это сказала.

— Например? — насторожился Евгений.

— Например Татьяна своему мужу наплела, что она у матери. Изабелла поступила аналогично. Это я одна такая дура, которая выложила всю правду разом.

— Потому, что совсем обнаглела, — возмутился Евгений. — Потому что тебе плевать на моё мнение! Именно поэтому ты и дрожишь за свою свободу!

Почему я дрожу за свободу из его слов было абсолютно не ясно, но не это волновало меня. Мне стало обидно другое: жизнь моя, можно сказать, повисла на волоске, я в одном шаге от смерти, а со стороны близких такая чёрствость.

— Знаешь что, — выпалила я, — с того момента как был убит Фрол Прокофьевич лично я за свою жизнь не дала бы и копейки!

Евгений (а выкрикивая обидные для меня слова, он вскочил со своего места) где стоял, там и сел.

— Лично я за твою жизнь не дал бы и копейки ещё до убийства Фрола Прокофьевича, — спокойно сказал он. — Потому что жизнь твоя праздна и бездарна. Вместо того, чтобы заниматься делом, ты бегаешь по подругам и сплетничаешь с вечера до утра, а в свободное от этого время ты самовлюбленно разглагольствуешь перед читателями и предаёшься обжорству, которое почему-то называешь диетой.

— Это уже оценка! — вскипела я. — И за неё ты ответишь! Если ты такого плохого мнения обо мне, зачем тогда тянешь меня в загс?

— Хочу тебя спасти, — с чрезвычайно важностью сообщил Евгений.

Не знаю, может где-то есть на свете чуткие заботливые люди, не способные к несправедливым замечаниям и вредным поступкам. Не знаю, может они и есть где-то, но мне такие почему-то ни разу не попадались. Мне, почему-то, все время встречаются вот такие, как этот Евгений. Что он делает? Я сообщила ему о смерти Фрола Прокофьевича, потом о возможно скорой своей кончине, а ему хоть бы хны. Он продолжает меня пилить. И как противно он это делает!

— Почему тебе на все наплевать? — мучительно страдая, спросила я.

— Потому, что иначе я не выживу, — отрезал он и добавил: — Рядом с тобой.

— Ах так!

Я вскочила со своего места и подлетела к нему.

Евгений насторожился, словно я собиралась его бить. Он вжал голову в плечи и, якобы глядя прямо перед собой, все же опасливо косил на меня.

— Ты слышал, что Фрол Прокофьевич убит? — ставя руки в бока спросила я.

— Слышал, — недовольно буркнул Евгений.

— Ты слышал, что и со мной скоро произойдёт то же? — дрожащим то ли от слез, то ли от гнева голосом спросила я.

Евгений, наконец, осмелился посмотреть на меня.

— Каждый раз, когда ты возвращаешься с очередной гулянки, я слышу истории, холодящие кровь и шевелящие волосы. Извини, но привык.

— Интересно, что ты скажешь, когда Тамарка пригласит тебя на похороны.

— Ты же сказала, что как бы нечего хоронить, — напомнил Евгений.

— Да, труп пропал, но когда-то же он найдётся. Я уже иду по следу.

И я зарыдала, вернувшись на своё место.

Слава богу против этого у моего Евгения ещё не было иммунитета. Он смягчился и спросил:

— Почему ты плачешь?

— А как мне не плакать? — воскликнула я, как тот зайчик из сказки про лубяную избушку. — Когда у других мужья как мужья, а мой полнейший истукан, которому все, ну буквально все по барабану.

Евгений окончательно растаял, даже погладил мою голову.