Красная Шапочка, черные чулочки - Васина Нина Степановна (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
– Я уже по уши в твоих дядях, тетях, других женах первого папы, и весь ваш клубок родственников почему-то мне представляется этакой кровавой паутиной общей любви.
– Фу! – сморщила я нос, совершенно не расположенная ссориться с ним. Тем более – на ночь.
– Что – фу? – дернулся Гамлет и уронил стул. – Скажешь, у вас нормальные родственные отношения? Твоя тетя – тебе дочь, твоя сестра кипятком писает, когда видит своего родного дядю, а ее мамочка, кстати, спокойно наблюдает, как твой папочка флиртует с сексуальной извращенкой!
– Замолчи или я нарушу основное правило семейного счастья, – попросила я.
– Что еще за правило? – сразу присмирел он.
– Основное правило семейного счастья – не ссориться на ночь. Уже темнеет, а ты завелся всерьез и надолго. Бабушка сказала мне, что в постель с мужем нужно ложиться доброй и веселой, чтобы ласковыми прикосновениями продлевать друг другу счастье обладания.
– Да, кстати, о твоей бабушке!..
– Не стоит, – ласково перебила я, слегка помахивая самой большой сковородой.
Прикус притащил в кухню несколько коробок, потом осмотрелся.
– А что, микроволновки нет? – испугался он. – У меня целая коробка замороженной пиццы! А тостер?.. – перешел он на шепот, открывая один шкаф за другим. – И тостера нет?
– Зато есть шесть добытых зайцев, – заявил Макар, входя и широким жестом забрасывая свою убоинку на большой стол посередине. – Парная крольчатинка, так сказать.
– Не-е-е… – задумчиво протянул Прикус. – Я такое не ем.
– Не ешь или не умеешь готовить? Давно на гамбургеры подсел?
Во дворе раздался громкий лай. Слышно было, как по коридору пронеслись на улицу дети, потом – опять топот и радостные крики. Первым на кухню ворвался молодой светло-серый кобель с темными пятнами; за ним, тяжело дыша, – сенбернар, а за сенбернаром – жизнерадостные голодные дети.
– Гамлет! – громко приказал Макар. – К ноге!
Муж дернулся и вцепился пальцами в спинку стула. Пойнтер подошел к Макару и сел, умильно заглядывая в глаза и виляя хвостом – он явно радовался гостям. Все вдруг затихли, и я пожалела, что приехала сюда.
– Я разделываю, а ты готовишь, – толкнул меня плечом Макар.
– Веселишься, да? – не приняла я подобное извинение. – Резвишься вовсю?!
– Зайцы молоденькие, мясо будет нежным, если не пережарить, да что я объясняю, ты же мастер в этом деле… – Макар перешел на просительный тон.
Он никогда не извиняется. В прямом понимании этого слова. Я вспомнила, что он может так ходить следом и канючить по часу на разные темы грустным и умоляющим голосом. Гамлет уже смотрел на нас подозрительно. Лучше сразу показать, что извинения приняты.
– Я приготовлю жаркое. Ты занимаешься шкурками, головами и потрошишь зайцев. Агелену в этот момент в кухню не пускать.
– Вот спасибо! – Cразу же успокоившись, Макар стал надевать фартук.
– Эй! – очнулся Гамлет, когда Макар достал свой охотничий нож. – Дети в кухне! А ну брысь отсюда! Сейчас зайцев резать будут.
– Что значит – брысь? – подозрительно прищурилась Нара. – Мне племянница разрешает смотреть, как она готовит! Я уже резала курицу под ее присмотром. А если ты не можешь видеть кровь, уходи сам.
– Племянница?.. – опешил Гамлет.
– Племянница? – огляделся Прикус.
– Еда требует тишины и сосредоточенности, – предупредила я, кусая губы, чтобы не рассмеяться, потому что смотреть на напряженный в умственных потугах лоб Прикуса без смеха было невозможно. – Остаются те, кто хочет видеть, как готовится жаркое из зайца.
Ося крепился изо всех сил, но после отрезания первой головы не выдержал и ушел. Мы остались в кухне впятером.
– Давайте, что ли, я лук почищу, – предложила Нара, отводя глаза от таза с тушками.
Когда пес Гамлет с громким хрустом съел первую освежеванную заячью голову, сенбернар Отелло обнаружил в своих и без того грустных глазах с опущенными уголками такую непосильную обиду за жизнь, что я сразу же показала рукой на дверь. Только собачьего невроза мне сегодня не хватало.
Мы остались вчетвером. Пес Гамлет хрустел головами, Макар иногда откладывал свой нож с негромким металлическим звуком, Нара шуршала луком, я сосредоточенно делила тушки на кусочки, в сковороде закипало масло, а кроме этих звуков, не было ничего, что мешало бы давно непуганной тишине, заглядывающей в наши освещенные окна, постоять там подольше.
Ели в кухне. Здесь был самый большой в доме стол и двенадцать стульев к нему.
– Откуда такие тарелки? – спросила я.
– Это я купила, – ответила Агелена, не поднимая глаз. – Не нравятся?
Нара обеспокоенно всмотрелась в наши лица – она одна подслушала в этой невинной на первый взгляд болтовне боль и грусть.
– И что… – Я подбирала слова. – Все такие?
– Все. Две старые я повесила на стенку в комнате Тили.
– На стенку? – не выдержала Нара. – Тарелки?..
– Они металлические. – Теперь я не поднимаю глаза, чтобы не наткнуться на глаза Макара.
– А чего это вы шепчете? – подоспел и он к нашей грусти. – Говорите открыто! Тарелки эти, сестричка, не металлические. Они из чистого серебра!
– Мы не шепчем, – обороняюсь я.
– Но вы намекаете, я чувствую!
– Я только спросила, кто купил тарелки!
– Почему бы тебе у меня не спросить, все ли тарелки я продал?! Или что-то завалялось?
– Ты продавал тарелки? – с придыханием ужаса и страдания за брата спросила Нара. – Тебе совсем не на что было жить?
– Нетка… – потянулся было ко мне Гамлет, но я оборвала его:
– Молчи!
– Я продавал тарелки на лекарство матери. – Теперь Макар опустил голову и запрятал глаза. – Они были дорогие, из серебра.
Нара помолчала, обдумывая услышанное, и поинтересовалась:
– А мне Нефила говорила, что для мамы не было лекарства. Не изобрели еще. А ты его где-то доставал? А она умерла, когда тарелки кончились?
– Тарелки еще не кончились? – вдруг спросила Тили как-то вечером, когда мы с ней сидели на террасе и уже по-вечернему сырел воздух, становилось прохладно, но так не хотелось уходить из притихшего грустного августа.
– Тарелки? – Я поправила плед, которым она была укрыта в кресле-качалке. – Не знаю… Хотя – да, я недавно заметила, что Агелена моет тарелку, чтобы положить еду Наре, а раньше можно было мыть посуду раз в день – вечером.
– Когда кончится мое серебро, я умру, – просто заметила Тили.
– При чем здесь серебро?
– Оно уходит из дома, после последней тарелки уйду и я.
– Бред какой-то! А чашки на ножках, похожие на кубки? Они тоже серебряные?
– Бокалов давно нет. Их не стало еще весной. Сядь рядом. Вот так. Макар продает мою серебряную посуду.
– Макар?.. Продает?
– Да. Он договорился заранее с человеком в Ленинграде, с апреля раз в месяц приезжает ювелир и забирает то, что я подготовлю. Мне кажется, что в следующем месяце ему будет нечего брать. Не удивляйся, но я обещала, что никогда не буду выглядеть как больная и немощная старуха, требующая ухода.
– Ты не выглядишь как больная старуха.
– Да. Не выгляжу. Это морфий. Мое серебро ушло на морфий.
– Это… чтобы не было боли?
– Точно. Чтобы не было боли.
Все внутри меня замерло в оцепенении странного, почти бесчувственного отчаяния. Я-то надеялась, что веселая и спокойная Тили еще не подошла к настоящей болезни, а, оказывается, смерть уже караулит ее, потихоньку, по ночам, в темных углах большого дома, сгрызая столовое серебро.
– Почему ты заболела? Ну почему?
– Наверное, из-за детей. Каждый ребенок съедал меня изнутри понемногу, как и полагается… Ты же знаешь, паучихи согласны кормить своим телом потомство.
– Перестань так со мной разговаривать – я не маленькая! При чем здесь пауки?
– При всем. Я всегда знала, что умру, как паучиха. А как умирает паучиха? В бою с другой паучихой, или с большой и сильной медведкой, или отдает себя, как корм, детям. Ты что, предпочла, чтобы меня зарезала соперница в любви? Или убила завистливая хищная медведка?
