Большая любовь майора Никитича - Липницкая Ольга (список книг .txt, .fb2) 📗
А он ржет!
Не, вы посмотрите, весело ему.
– Ну, Маш, я буду с тобой честен, я заглядывал в твой подвал. Нет у тебя там трупов. Так что, – Соколовский шумно вздыхает, – остается только первый вариант – тебе их принесли. И тот, кто принес, решил, что деревня должна узнать о его подвиге, – заканчивает он раздосадованно.
– Андрей, – спрашиваю я тихо, – это точно не ты?
– Точно, – выдыхает он утомленно.
– Андрюш, – тяну я жалобно. – Мне страшно…
.
Никитич
Вообще, мне завтра на работу…
Прям вот совсем-совсем на работу.
К восьми утра.
При полном параде.
Ну то есть в костюме и с табельным оружием.
Именно это я говорю своему первому заму.
– Чтобы не опозорил меня, понял! – строю, в общем-то, очень толкового мужика. – Выглядеть с иголочки, замечать все вокруг, держать все под контролем! С шефом я сам договорюсь, но если ты меня подведешь – уволю с волчьим билетом! Тебя потом даже в детский сад охранником не возьмут!
Зам мой четко отвечает: “Так точно!” Уже раз семь повторил. Аж гордость берет, как я их шикарно выдрессировал…
Отлично!
Этот вопрос решен.
Теперь можно позвонить и Михайловскому.
– Георгий Александрович!
Бодро докладываю начальнику, что сопровождение завтрашнего мероприятия полоностью подготовлено. Уточняю, не против ли он, чтобы вел все завтра мой зам, попутно спрашиваю, нет ли у него вопросов к досье, которое я собрал на его контрагента…
В общем, убалтываю его так, что он и не понимает, что меня завтра не увидит…
А ведь не увидит…
Потому что стою я сейчас на светофоре ровно у того рыболовецкого магазина, где утром цветных опарышей рассматривал. Только еду я в обратном направлении. Пошло все к черту! Внутри все кишки в пружину свернулись. Марийка чуть не плачет. А она одна! Совершенно одна! И какая-то мразь еще ее прессовать вздумала! Уж я сделаю из него опарыша! Сволочь такая! Пусть и не надеется уйти целым… Сейчас, Марий… Тут осталось-то буквально десять километров…
.
Марийка
Я даже боюсь теперь входную дверь закрыть… Мне все что-то мерещится…
Сил нет.
Глупость какая-то…
Все свои покупки распаковала, по столу разложила… Ну сделаю деду Вите мазь… Может, до него еще кумушки с новостями не дошли. Лежит старик, прикованный к своему дивану…
Оно ж, конечно, к врачу бы. Но ты пойди деревенских заставь съездить. Мои мази им ближе. А я стараюсь, чтобы они были и по заветам бабушки, и по рецептам современной медицины…
Итак… Что у нас тут из аптеки… Еще надо горчицу и гусиного жира… Гусиного, обязательно. Он вонючий, жуть какой. Хуже только курдюк. А у нас же в народных рецептах как… Чем противнее, тем действеннее!
Так…
А жир у нас в сарае…
Да…
Я такую гадость в доме не держу.
Блин…
Ну ладно.
Накидываю на плечи платок…
Фонарик брать не буду, банка сразу справа на стеллаже стоит.
Спускаюсь с крыльца, кидаю обеспокоенный взгляд на калитку…
Никого. Ну и славно.
Надо будет все-таки пса завести.
Толкаю дверь в свой сарайчик, тянусь к верхней полке и…
Бах!
Ой…
Нет! Стоп! Как?
Мамочки!
Дверь захлопнулась! Как? Это невозможно! Там же упор! И крючок! И…
Толкаю.
Нет. Ни в какую!
Еще!
– Кто-нибудь! – колочу со всей дури. – Откройте! – ору, срывая горло. – Кто-нибудь! Помогите! Помогите! – медленно оседаю по стенке, прижав к себе злополучную банку. – Кто-нибудь, – всхлипываю. – Я боюсь темноты…
Глава 6
Марийка
– Кто-нибудь!
Я уже задыхаюсь, колочу по двери руками, аж содрала кожу на ладонях.
– Помогите!
В сарае есть пара отдушин. У меня туда разве что голова пролезет. И свет не подведен! Бабуле было не нужно, а мне пока дорого…
– На помощь! – мои крики все больше похожи на всхлипы, по щекам текут слезы.
Андрей говорил… Говорил… Что эта гадость у меня в кухне не случайно. И слухи обо мне распустили не случайно… А сейчас. Тут… Я…
– Помогите!!! – кричу из последних сил и…
Дверь распахивается!
– Марийка!
Андрей!
Я просто падаю к нему в объятья!
– Марья, Мария! – он гладит меня по волосам, по спине, прижимает к себе. – Ну что ты… Все хорошо, я тут, я с тобой!
– А-андрей! – сжимаю его рубашку, утыкаюсь носом в его грудь.
– Ну что ты, маленькая… Испугалась? Все хорошо! – воркует надо мной он и вдруг…
Подхватывает меня на руки!
– Ты что, с ума сошел? Поставь немедленно! – дергаюсь я.
– В дом тебя отнести хотел, – он замирает. – Ты дрожишь вся. А что? Что-то в сарае взять надо?
– Не надо! Я вешу… – и тут я запинаюсь. – Много!
– Вот дурочка, – куда-то в сторону усмехается он, чуть подкидывает меня, перехватывая, и идет к крыльцу.
Меня на руках не носили… А вот восемнадцать лет и не носили. Как раз Андрей последний раз и поднимал… Я тогда в речку упала… Ногу подвернула… А он нес меня домой почти километр. И… И даже не смотрел на все то, что было отлично видно под намокшим платьем.
– Я потом твою поясницу лечить не буду! – рычу, хотя вся уже покраснела от смущения.
– А что-нибудь другое полечишь? – игриво спрашивает меня он, занося в кухню. – Ну… – захлопывает дверь. – Чайник твой больше не бегает? – набирает в кране воды, ставит на огонь, оборачивается. – Рассказывай, что произошло?
– Да ничего, – хмурюсь.
Я только что билась в истерике, расцарапывая руки в кровь, но тут, в уютной светлой кухне, все мои переживания кажутся глупыми и надуманными.
– Просто мне в сарай надо было, а дверь закрылась, и… – развожу руками, обиженно шмыгая. – А я темноты боюсь…
– А у тебя фонаря нет? – вырывает меня из раздумий спокойный голос Андрея.
– Что? – не сразу понимаю.
– Фонарь есть?!
– А! Да! Есть! – подхватываю со стула свою шаль, кутаюсь, пытаясь спрятаться от всего на свете. – Но там банка с жиром с краю стоит, я и не взяла, когда пошла.
– Мне дай! – Андрей упирает руки в бока.
– Кого? – совершенно не понимаю, чего он от меня хочет.
– Фонарь! – Соколовский смотрит на меня, вскинув бровь. – Я на служебной машине. В ней нет нормальной снаряги. А я хочу дверь осмотреть, пока кто-нибудь сообразительный улики не подчистил.
– А… А! – поднимаюсь, и тут до меня доходит. – Улики?! – замираю, онемев.
– Марьяш, – Андрей подходит, берет меня за руки.
Его пальцы тут же ложатся на ободранную кожу моих ладошек. Хмурится, поворачивает их, ругается сквозь зубы…
– Так… Тут надо промыть и…
– Уж тут я сама разберусь, что надо, – выдергиваю руки из его теплых больших ладоней.
Никто никогда обо мне не заботился. Бабуля в детстве, но та больше учила. А потом… Потом только я за всеми!
– Фонарь в верхнем ящике! – киваю ему на кухонный комод.
Андрей нехотя отпускает меня, шагает к комоду…
– Да, – крутит он в руке маленький домашний фонарик, который можно заряжать от розетки. – Ну хоть не свечки… – вздыхает.
– Что свечки? – хмурюсь, не понимая. – Нужны свечки?
– Да с таким фонарем все что угодно, лишь бы свет был, – вздыхает сокрушенно и, не дождавшись от меня новой порции возмущений, выходит во двор.
.
Никитич
Так…
Грубо тесанная доска.
Ну да, этот сарай еще я помню. Мы с Митькой там за половицей стыренный самогон прятали. Крепкий, зараза, был… Мы как-то хапнули по полстакана! Как взрослые! И тут же, чуть не замертво, свалились. Ох и влетело тогда!
А вот крючок и затвор железные.
Попробовать снять отпечатки?.. Все ржавое, рыхлое. Да и… Я же сам трогал тут все только что… Марийку вызволял.
Земля вокруг сухая. Никаких следов…
Хмурясь, просвечиваю дверь.
О-па…
Ниточка…
Свеженькая! Беленькая!
Так, стоп…
Хлопаю себя по карманам…
Блин! Пакеты все грязные! Вот! Я положу ее между документами.
