Не тяни леопарда за хвост - Питерс Элизабет (читать книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Расставание с Абдуллой и его несметной родней далось нам нелегко. С тяжелым сердцем прощались мы с нашими верными друзьями на каирском вокзале. Абдулла, правда, рвался проводить нас до Порт-Саида (за наш счет), но мне удалось его отговорить. Несмотря на седину, этот добродушный гигант силен, как немногие юноши, но уж больно склонен к драматическим представлениям. В минуты уныния Абдулла принимается стенать, жалуясь на беспощадную старость, близкую кончину и вечную разлуку с «Отцом Проклятий и Ситт Хаким». Чем дольше прощание, тем болезненнее. Болезненнее для нас с Эмерсоном, а не для самого Абдуллы, — как и все египтяне, тот обожает любые представления.
Благодаря моим усилиям последние наши минуты в Египте не были омрачены черной тоской Абдуллы. Все мужчины, не исключая и Эмерсона с Рамсесом, по местному обычаю устроились на корточках, и станция огласилась шутками, смехом, воспоминаниями о событиях прошедшего сезона. А когда подошло время отправления, наши верные друзья под пронзительный паровозный гудок на руках внесли нас в купе.
— Да сохранит тебя Аллах, Отец Проклятий! — многоголосым хором звучало вдогонку медленно двинувшемуся поезду. — Да будет благословение Всевышнего с тобой и твоей ученой женой, Ситт Хаким! Да пребудет всегда мир в ваших сердцах!
Ах, что это были за трогательные мгновения!
Признаться, морская часть путешествия меня слегка тревожила. Точнее, не столько само путешествие, сколько путешествующий без постоянного надзирателя Рамсес. Юноша, исполнявший эту нелегкую обязанность, вынужден был покинуть свой пост в силу сложившихся обстоятельств. Чтобы не утомлять вас подробностями, читатель, скажу лишь, что гувернера Рамсеса арестовали по обвинению в предумышленном убийстве, но нам удалось вытащить его из-за решетки. Прямо со скамьи подсудимых молодой человек вместе с невестой отправился в Англию. Еще одно юное чувство благодаря мне расцвело пышным цветом.
Однако как ни счастлива я была соединить два любящих сердца, отъезд мистера Фрейзера причинил нам массу неудобств. Видите ли, я не понаслышке знаю, какую серьезную угрозу для пассажиров, команды корабля и навигации в целом представляет Эмерсон-младший, оставленный без присмотра. О нервах родителей и говорить не стоит. Любящий папуля наотрез отказался разделить нашу каюту с сыном. Только поймите меня правильно, читатель! Эмерсон просто обожает Рамсеса, но... "время от полуночи до восьми утра — не в счет". Вы наверняка узнали автора цитаты.
Редчайший случай. В кои-то веки Рамсес не доставил нам никаких хлопот. Вечерами все внимание малолетнего экспериментатора занимали попытки мумифицировать лягушек, а при свете дня (как ни прискорбно, но факт) это самое внимание переключалось на сборник арабской поэзии, который папуля, изнемогая от усталости после арабских опытов, однажды забыл сунуть под матрац. К несчастью (или к счастью — это уж как кто сочтет), интерес Рамсеса к не совсем традиционной поэзии обнаружился лишь при подходе к Лондону, поскольку наш сообразительный отпрыск всякий раз аккуратненько возвращал книгу на положенное место.
Едва устроившись на борту парома, я зарылась в свежую прессу. Свежую — это громко сказано, но все же газеты были значительно свежее тех, что ждали нас в каирском отеле. Обратите внимание на мою предусмотрительность! Заполучив газеты, я первым делом вырезала все статьи по интересующему меня вопросу, и правильно сделала. К величайшему возмущению пассажиров, Эмерсон отправил все остальное за борт. Я же, прихватив вырезки, подыскала подходящий шезлонг (подальше от моего благоверного) и вникла наконец в дело зловредной мумии.
Как и следовало ожидать, комментарии Эмерсона в ванной можно было вовсе не принимать во внимание, как несерьезные и даже не соответствующие действительности. Справедливости ради замечу, что в этом не было его вины: только человек, способный читать между строк, добрался бы до сути искаженных, перевранных репортерами фактов.
Во-первых, сам роковой футляр для мумии, вызвавший ажиотаж в Британском музее и во всем Лондоне, египтолог назвал бы точнее — деревянным внутренним саркофагом. Спрашиваете, к чему такие подробности? Проще было бы отослать вас, читатель, к монументальному труду профессора Эмерсона «Эволюция способов погребения в Египте от додинастического периода до упадка Двадцать шестой династии...» и т.д. Одно название занимает полстраницы. Однако будем смотреть на вещи трезво. Даже самые любознательные из вас вряд ли променяют роман на историческую монографию, а потому я позволю себе краткое отступление.
Самые ранние из египетских саркофагов представляли из себя грубые деревянные коробки — чаще квадратные, чем продолговатые, поскольку своих усопших египтяне хоронили в позе младенца в утробе матери. Гораздо позже на внутренней и внешней поверхности саркофагов появились резные или рисованные узоры — магические и религиозные символы. Во времена Среднего царства загробное ложе египтянина изменило форму, стало более вытянутым, и в одном саркофаге хоронили только самых бедных. Сколько-нибудь значительный член общества мог рассчитывать на два саркофага, а уж знать находила успокоение в трех, каждый из которых вкладывался в чуть больший, точно китайские коробочки. Комплект из трех саркофагов нередко помещали еще и в каменный футляр. Теперь вы представляете, каких усилий стоило захоронение особы голубой крови. Вот до чего довела этих очаровательных, но наивных язычников страсть к сохранению плоти! С этой целью, кстати сказать, куда проще было отдавать умерших на волю жаркого солнца, сухих ветров и горячих песков Египта.
В одной из газетных статей приводился рисунок, вырезанный на стенках злополучного саркофага. Доскональное знание трудов профессора Эмерсона позволило мне определить возраст мумии — вне всяких сомнений, период Девятнадцатой династии! Все признаки налицо — причудливый парик, скрещенные на груди руки и вязь иероглифов: "О Озирис, повелитель Базириса... и т.д. и т.п. К милости вашей взывает Хенутмехит..."
Итак, судя по отсутствию титулов, усопшая много веков назад дама (именно дама — хоть это-то мы теперь точно выяснили) при жизни не была ни принцессой, ни жрицей таинственного, зловещего культа. Так с какой же, спрашивается, стати мумия жены или сестры самого заурядного египетского жреца превратилась в орудие мщения?
За ответом, как сказал бы Эмерсон, нужно обращаться к неуемной фантазии репортеров. О'Коннелл оказался не единственным из этой братии, кто набросился на сенсацию, как шакал на падаль. Некий М. М. Минтон из «Морнинг миррор» буквально наступал нахальному ирландцу на пятки, а временами и обгонял. Мистеру Минтону первому пришла в голову гениальная идея порыскать вокруг владений Сент-Джонов, и — о счастье! — он сумел разыскать особу, прислуживавшую покойному лорду. Читатели Морнинг миррор", полагаю, были в восторге от интервью с бывшей прислугой, в котором она поведала, как вся тряслась, смахивая пыль с гроба". Если верить разговорчивой девице, то в особняке творились жуткие вещи: в отведенных для мумии покоях летали вазы и фарфоровые безделушки, а в полнолуние оттуда же неслись приглушенные стоны и вопли.
Чушь, конечно. Вздор и ерунда, как и связь между мумией и несчастным случаем в музее. Но для исследователя человеческой природы — а значит, и для меня — реакция публики на идиотскую историю гораздо любопытнее самой истории. Народ повалил в музей валом. Кто-то оставлял перед саркофагом цветы или жертвовал музею деньги на те же цели, кто-то забрасывал редакции воспоминаниями о происшествиях, случившихся где-то, с кем-то, когда-то, но «все было точь-в-точь как у нас». Скандально известный лондонский медиум изрекла нечто уж вовсе смехотворное. Ей, мол, явился дух принцессы (ой-ой-ой, так уж и принцессы!). Вскипая благородным гневом, египетское привидение на чистом английском возвестило, что работники музея оскорбили честь стыдливой принцессы, выставив ее на всеобщее обозрение. (Прошу прощения, а честь здесь при чем? Мумии, возлежащей в наглухо закрытом гробу, да еще в оберточной ткани для сохранности, абсолютно нечего стыдиться. В отличие, кстати сказать, от многих дам, явившихся на нее поглазеть.) Далее привидение потребовало вернуть себя в склеп. Адрес склепа, хотя бы приблизительный, никому не известен, так что вздорное требование «принцессы» осталось без ответа. Впрочем, я сомневаюсь, чтобы даже такой идиот, как Уоллис Бадж, всерьез отнесся к просьбам с того света.
