Тайны Васильков, или мое нескучное лето (СИ) - Филимонова Лина (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Борис молча озирался по сторонам, разглядывая старинную мебель, картины в овальных рамках и кованую люстру с лампочками, стилизованными под свечи. Странно, что сегодня Степан Пантелеевич усадил нас в гостиной. Обычно все наши заседания проходили в его кабинете, и гостиную мы видели только краем глаза. Может быть, это потому, что нас стало больше? Или это означает, что сегодня — просто светский визит и делами мы не занимаемся?

Я встала и подошла к окну. То, что я там увидела, меня просто потрясло. Никогда бы не подумала… Неужели Орлиный Глаз сам всем этим занимается? Окно выходило в огород, расположенный за домом. Этот огород вполне мог претендовать на то, чтобы его взяли и целиком перенесли на какую-нибудь выставку малых агрономических форм. Это был не огород, а просто картинка: безупречные грядки с ровными параллельными рядами моркови, редиски и еще каких-то корнеплодов, линии молодого укропа, петрушки и салата, кусты помидоров, привязанные к деревянным колышкам зелеными ленточками, грядки огурцов, кабачков и тыкв, тоже очень аккуратные, несмотря на склонность этих культур к беспорядочному разрастанию. И все это — небольшое, даже миниатюрное, этакий небольшой островок геометрического порядка посреди буйных зарослей разросшегося кустарника и подступающего к забору леса.

Только я оглянулась на Ваню и Бориса, намереваясь поделиться с ними своим открытием, как вошел Степан Пантелеевич, и не один. С ним был полноватый и очень представительный мужчина с седыми волосами, обрамляющими круглую блестящую лысину и небольшой бородкой более темного, чем волосы, оттенка. У него на носу были очки в тонкой оправе, почти такие же, как у Степана Пантелеевича, смотрел он поверх них, внимательно, и даже, как мне показалось, придирчиво.

— Добрый день, молодые люди, — ответил он на наши приветствия глухим низким голосом. — Думаю, не ошибусь, если скажу, что вы и есть внучка Екатерины Андреевны, — сказал он, обращаясь ко мне.

— Да, — пролепетала я, глядя на него во все глаза.

— Это Павел Юрьевич, мой давний друг, — представил гостя Степан Пантелеевич. — Я очень рад, что он приехал меня навестить.

— После того, как ты мне буквально нож к горлу приставил, — беззлобно проворчал Павел Юрьевич. — Но я рад, что все же бросил все дела и выбрался к тебе в лес. Я, кажется, даже, начинаю понимать, почему ты здесь поселился…

— Но ты бы здесь не выжил, — сказал Степан Пантелеевич.

— Ты меня хорошо знаешь, — согласился гость. — Пара дней на природе — это одно, но жить здесь по нескольку месяцев кряду… Это надо быть очень большим оригиналом. Или…

— Сумасшедшим, — подсказал Степан Пантелеевич.

— Заметь, это не я сказал.

Я чуть ли не подпрыгивала на диване от нетерпения. Ясно, что этот Павел Юрьевич появился здесь не случайно, тем более это ясно из его слов о моей бабушке. Но почему же они так беззаботно беседуют на посторонние темы, как приятели, встретившиеся за кружкой пива, как будто бы нет более важных дел и более интересных тем, чем причины, по которым Орлиный Глаз здесь поселился?

— Ну, не буду испытывать ваше терпение, — произнес Степан Пантелеевич. — Я заставил этого страстного горожанина приехать ко мне не случайно. У него есть, что вам рассказать. Он был знаком и с Екатериной Андреевной, и с Федором Ивановичем и я взял на себя смелость предположить, что Екатерина Андреевна доверила ему свой секрет.

Я удивленно смотрела на этого лысого мужчину преклонных лет и ничего не понимала. Кто этот человек? И почему бабушка могла рассказать ему то, чего она не рассказала никому из своих родственников?

— По профессии я ювелир, — ответил Павел Юрьевич в ответ на мой откровенно вопросительный взгляд. — В последние годы занимаюсь только антиквариатом. Это моя страсть. Через мои руки прошли сотни и даже тысячи ювелирных изделий, изготовленных в прошлых веках. Я могу, лишь взглянув на кольцо, подвеску или сережки, сказать, когда они были сделаны, с точностью до года, и каким мастером, если к этому приложил руку какой-то из известных ювелиров.

Это все, конечно, здорово, только совершенно непонятно, к чему это он так расхвастался. Я, конечно, надеюсь найти сокровище, но, во-первых, я совершенно не уверена, что оно будет старинным и ювелирным, а, во-вторых, оно все еще не найдено и неизвестно, будет ли найдено вообще. По Ваниному взгляду я поняла, что он думает примерно то же самое. Борис смотрел на ювелира и не смотрел на меня, поэтому о его мыслях я не могла даже догадываться.

— Именно об этом меня и попросила Екатерина Андреевна, — неожиданно сказал этот профессионал по антиквариату.

— О чем? — вырвалось у меня.

— Об оценке. Это моя обычная практика. Люди, владеющие антикварными украшениями, часто плохо представляют себе их реальную ценность. Кому-то что-то перешло по наследству от бабушки, кто-то что-то купил по случаю, думая, что делает удачное вложение… Обычно они преувеличивают историческую и ювелирную ценность своих милых вещичек. Если колечко было куплено прабабушкой в начале прошлого века, это еще не значит, что оно стоит миллионы. Скорее всего, это изделие массового производства, которое, хотя и имеет какую-то ценность по причине своего возраста, но ценность эта вовсе не чрезмерна.

Понятно. Орлиный Глаз с помощью своего друга хочет меня предостеречь, чтобы я не слишком раскатывала губу. Да я и так, собственно… Разве для меня важна ваша ювелирная, а, тем более, историческая, ценность?! Мне бы только клад найти, а что именно в нем будет — не так уж и важно. Главное — что это хотела мне передать моя бабушка. Да пусть это будет хоть оловянное колечко, если оно было дорого ей, то оно будет также дорого и мне. Даже еще больше.

— Но тут был другой случай, — веско сказал Павел Юрьевич и замолчал.

Я встрепенулась. В размышлениях об оловянном колечке я чуть не потеряла нить его повествования.

— Это было чудо, — произнес ювелир. Мне показалось, что его голос дрогнул. — И я вынужден был молчать об этом, потому что дал слово. Считалось, что эта вещь давно утеряна, а оказалось, что она цела и невредима, и вот уже два века переходит по наследству по женской линии. Екатерина Андреевна не разрешила мне ее сфотографировать, к сожалению. Впрочем, я ее прекрасно понимаю.

Зато я не понимала абсолютно ничего. Я посмотрела на Степана Пантелеевича. Он выглядел чрезвычайно довольным, прямо-таки светился от удовольствия. Ваня и Борис были серьезными и сосредоточенными.

— Она была очень удивлена, когда я назвал ей цену, за которую эту вещь можно продать. Она знала, что это ценный предмет, но не думала, что настолько. И, конечно, она не догадывалась, что ее пара сохранилась.

— Какая вещь и чья пара? — не выдержав, воскликнула я. — Я ничего не понимаю.

— Разве я не сказал? — Павел Юрьевич удивленно поднял брови. — Вещь — это сапфировая сережка восемнадцатого века. Чрезвычайно большой камень. Просто уникально случай. Два таких камня, почти неотличимых на первый взгляд… Одна из этих сережек всплыла во Франции еще в конце девятнадцатого века. В закрытой частной коллекции. Она несколько раз меняла хозяев, пока не оказалась в России, уже в наше время. Сейчас ее владелец — очень влиятельный, но не очень известный широким массам банкир. Я знаю, что за вторую серьгу он готов выложить целое состояние. Но все считают, что она безвозвратно утеряна. И только я знал, вот уже девять лет… но я молчал.

— То есть вы хотите сказать… — я была ошарашена. — Что эта вторая сережка… — сапфировая, кажется? — была у моей бабушки?!

— Именно это я и говорю.

— Но… — сказала я и замолчала.

— Странно, что никто ничего об этом не знал, — подал голос Борис.

— Действительно, странно, — сказал Павел Юрьевич. — Но очень правильно, с моей точки зрения. И Екатерина Андреевна, по всей видимости, хорошо это понимала. Ваш дедушка, конечно, знал. Но он мало что смыслил в ювелирных украшениях. Он считал, что это просто какая-то золотая безделушка. Но выполнил просьбу Екатерины Андреевны никому о ней не рассказывать.