Неугомонная мумия - Питерс Элизабет (электронные книги бесплатно TXT) 📗
– Ну-ну, Пибоди, не надо бранить юношу. Вчерашний камердинер не привык иметь дело с гробами.
– Верно. Прошу прощения, Джон.
– О, мадам... – Джон осекся, издав булькающий звук; глаза его, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Эмерсон занес нож над грудью мумии. – О, сэр... Боже мой... сэр...
– Не хочется трогать обмотки, – объяснил Эмерсон. – Та ткань, что ближе к телу, все равно, наверное, спрессовалась в твердую массу. Послышался хруст разрезаемой ткани.
Джон взвыл и закрыл глаза руками.
– Вот стержень из синего фаянса... Где-то поблизости должен быть сердечный скарабей... Ага, есть, и довольно неплохой образец. Зеленый полевой шпат.
– Эмерсон ищет амулеты, – пояснила я Джону. – Это такие магические предметы. Их кладут в обмотки. Этот стержень символизирует постоянство, сердечный скарабей гарантирует, что сердце не заберут демоны. Эти два амулета почти всегда находятся в области груди...
– Не надо мне об этом говорить, мадам, – взмолился Джон, плотнее прижимая руки к глазам.
Эмерсон отложил нож:
– Расчленять дальше нет необходимости. Наверняка здесь найдутся еще амулеты и украшения, дамочка, похоже, была не из бедных, но, думаю, смысл уже ясен.
Я кивнула:
– Мумия и ее снаряжение так же ничем не примечательны, как и гроб. Какая досада! Ну-ну, Джон, профессор Эмерсон закончил; хватит строить из себя натурщика, позирующего для статуи воплощенного ужаса.
Джон открыл глаза, но упорно отводил их от мумии.
– Прошу прощения, мадам... Это просто... она выглядит такой настоящей...
Я взяла покрывало и набросила на древние останки, оставив открытой лишь голову с портретом.
Джон испустил вздох облегчения:
– Спасибо, мадам. Можно отнести ее в кладовую?
– Джон, – сурово сказал Эмерсон, – ты никогда не станешь археологом, если будешь позволять себе сантименты.
– Спасибо, сэр, но я не хочу быть археологом. Это не значит, сэр, что этот труд бесполезен, но, думаю, я для него не гожусь.
– Боюсь, ты прав, Джон. Жаль, что ты не можешь брать пример с меня. Мумии – это всего лишь образцы, у них нет личности, их следует изучать с колодной бесстрастностью, и ни в коем случае нельзя предаваться сентиментальности. – Он протянул руку, чтобы убрать портрет, но замешкался. – Закрепи-ка его, Амелия, не то упадет и разобьется.
Было бы проще положить портрет в отдельную коробку, но я не стала перечить. Пристроила дощечку на мягкой подушечке и примотала полосками ткани. Осторожно укутав мумию покрывалом, Джон поднял ее на руки.
Я отправилась с ним, чтобы посветить. Сцена была достойна кисти самого Рембрандта. Мрачный силуэт разрушенного монастыря, одинокий круг яркого света и мужчина, прижимающий к груди белую фигуру. Я хорошо понимала настроение Джона, но в душе тлела надежда, что свою страсть к Черити он не перенесет на эту истерзанную мумию. А такая опасность существовала: Черити отнюдь не собиралась поощрять Джона, а отвергнутые влюбленные, как известно из романов, обожают предаваться страданиям по поводу своей безответной любви. И разве есть на свете любовь более безответная, чем к женщине, что скончалась почти две тысячи лет назад...
Заперев хранилище, я поблагодарила Джона и отпустила его. Он нерешительно сказал:
– Если вы не сочтете это за неудобство, мадам... можно мне немного посидеть с вами и профессором?
– Конечно, Джон, вы же знаете, что мы всегда рады вашему обществу. Но я думала, что вы штудируете Библию.
– Ох, мадам! Боюсь, мне не удастся осилить Числа.
– Не падайте духом, Джон!
Честно говоря, я подбадривала Джона скорее по привычке. Его любовные и религиозные проблемы начали мне надоедать, да и голова была забита более неотложными делами.
Проходя мимо двери Рамсеса, я заметила, что из-под нее выбивается полоска света. Странно, что он не выглянул и не спросил, чем мы занимаемся, ибо любопытство нашего отпрыска не знает границ.
Я постучалась.
– Гаси свет, Рамсес. Тебе уже давно пора в постель.
– Еще только полчасика, мамочка!
– Над чем ты там корпишь?
Последовала пауза, потом неохотный ответ:
– Над манускриптом.
– Ты испортишь зрение, если будешь изучать выцветшие коптские буквы при свете лампы. Хорошо, полчаса, но не больше.
– Спасибо! Спокойной ночи, мамочка. Спокойной ночи, Джон.
– Спокойной ночи, Рамсес, – отозвался Джон.
– Интересно, как он узнал, что вы со мной? – задумчиво спросила я.
Когда мы вернулись в гостиную, Эмерсон собирал бумаги с пола.
– Какой беспорядок! Вечно ты, Пибоди, все разбросаешь... – ворчал он. – Джон, ты мне не поможешь?
Джон поспешно бросился на подмогу. Когда бумаги вновь были разложены на столе, он с готовностью спросил:
– Могу я что-нибудь еще для вас сделать, сэр?
– Нет, спасибо, Джон, возвращайся к своей Библии. Надеюсь, чтение доставит тебе удовольствие.
Джон умоляюще посмотрел на меня.
– Почему бы Джону не посидеть с нами, Эмерсон? Садитесь, Джон.
Он послушно сел на краешек стула, сложил руки на коленях и устремил взгляд на Эмерсона. Работать под надзором этой безмолвной статуи было невозможно, так что Эмерсон вскоре отложил перо и сказал:
– Что-то ты какой-то неприкаянный сегодня, Джон. И вид у тебя нездоровый. Тебя что-то беспокоит?
Нелепый вопрос. Неужели он ждет, что Джон поведает ему свои сокровенные секреты?.. Это после того, как бедняга выслушал град насмешек по поводу романтических настроений и внезапного увлечения религией. Вообще-то Эмерсон сам склонен к романтическим порывам (уж я-то знаю, поверьте!), но на людях никогда этого не демонстрирует.
Джон почесал голову.
– Ну, сэр...
– Юная дама, я полагаю. Брось, Джон! Здесь тебе ничего не светит, она отдала свое сердце братьям Дэвиду и Иезекии, а еще Иисусу, хотя не обязательно в этом порядке.
– Эмерсон, ты ведешь себя грубо.
– Я никогда не веду себя грубо! – с негодованием отрезал Эмерсон. – Я всего лишь хочу утешить Джона и помочь ему трезво взглянуть на положение вещей. Если он пожелает упорствовать в своей нелепой привязанности, никто не станет мешать. Разве я когда-нибудь ему мешал? Разве запрещал таскаться каждый вечер в эту нелепую миссию? Чем ты там занимаешься, Джон?
– Ну... мы разговариваем, сэр. Брат Иезекия называет это «часом общения».
Эмерсон расплылся в едкой ухмылке. Я многозначительно кашлянула. Перехватив мой взгляд, он воздержался от комментария, а Джон продолжал:
– Брат Иезекия рассказывает о своем детстве, сэр. Его мать была настоящей святой. Знаете, сэр, он не может даже подсчитать, сколько раз она истязала его розгами, выбивая из него бесов. Я рассказываю о том, что происходит здесь...
– Сплетничаешь, значит? – вопросил Эмерсон страшным голосом.
Джон вздрогнул.
– О нет, сэр! Я никогда не стал бы сплетничать о вас или миссис Эмерсон. Я рассказываю лишь о мелких происшествиях да о похождениях юного господина Рамсеса... Брат Дэвид разъясняет мне Писание...
– а о чем говорит Черити? – поинтересовалась я.
– Она не говорит, мадам, она сидит и шьет – рубашки для детей и брата Иезекии.
– В общем, скука смертная, – заметил Эмерсон.
– Нет, сэр, я бы не назвал наши разговоры скучными, хотя и веселыми их назвать, наверное, нельзя.
– Ага! – Эмерсон рассмеялся. – Возможно, Амелия, для этого парня еще не все потеряно. Джон, ты бы лучше проводил вечера с Абдуллой и работниками, совершенствуя свой арабский. Их разговоры куда веселее.
– Нет, сэр, я не могу. Честно говоря, сэр, я беспокоюсь за братьев. Обратившихся в их веру в последнее время стало меньше. Один из детей на днях даже швырнул в мисс Черити камнем.
– Камнем?.. Ты подтверждаешь мои опасения, Джон. Надо что-то предпринять. Ну, юноша, я рад, что ты облегчил душу. А теперь ступай спать, мы с миссис Эмерсон подумаем, что делать с миссией.
Проводив Джона взглядом, Эмерсон проговорил:
– Я знал, что его что-то гложет. Видишь, Амелия, немного такта, немного сочувствия – вот и все, что надо, чтобы добиться доверия такого простодушного парня, как Джон.
