Добрая фея с острыми зубками - Сахарова Татьяна (читать книги полные .TXT) 📗
Естественно, свою причастность к гибели Киселевой, равно как и к покушению на меня, Верещагин полностью отрицал, утверждая, что никого мотива у него не было. Информацию о подмене младенцев в роддоме он воспринял с изрядной долей скептицизма и потребовал представить хоть какие-то доказательства сего факта. Но в любом случае Верещагин ничего не знал о подкидышах Киселевой, поэтому измышления металлургического магната Караюшкуса совершенно безосновательны.
— А здорово вы провели меня с этой подменой. — Депутат продолжал веселиться, без смущения сравнивая нас с Мариной. — Я даже подумал, что вы сестры. А теперь Анна утверждает, что я ее родной брат. Все это бред какой-то.
— Может быть, и бред, — обиделась я, — только зачем тогда Киселева присылала вам детские фотографии? Зачем хотела с вами встретиться?
— Понятия не имею…
— То-то и оно, что не знаете и знать не хотите. А ведь все настолько очевидно! В каком роддоме вы родились?
— Не знаю.
— Но это было в нашем городе?
— Однозначно.
— Завтра поедем вместе в архив родильного дома, где работала Киселева. Посмотрим архивные записи вместе. Уверена, там найдется что-то, что развеет ваши сомнения.
— Как хотите. Только все равно это чушь собачья. — Верещагин начал раздражаться.
— Я тоже думала, что чушь, пока собственными глазами не увидела Ани Караюшкус.
Нехотя народный депутат согласился обследовать вместе со мной архив. Мы договорились пересечься завтра в одиннадцать утра, и все разъехались.
Олег Юрьевич и Валерий Григорьевич отвезли меня в коттедж и предложили оставить охрану на ночь. Но я решительно взбунтовалась. Это все уже начинает напоминать коллективную паранойю. Не могу же я жить теперь под круглосуточной охраной? Напоследок гости пожурили меня за легкомыслие, но все же уехали, оставив меня, наконец, в гордом одиночестве.
Пора закругляться с этим расследованием! Все и так ясно, как божий день. Проект моста — случайность и никакого отношения ни ко мне, ни к убийству медсестры не имеет. Оксана Киселева действительно подменила младенцев — меня и Верещагина, — желая для своих малышей сытой и счастливой жизни. Мой папа и Караюшкус в свое время раскрыли обман и вывели аферистку на чистую воду. Та пообещала хранить тайну, но, находясь при смерти, решилась нарушить слово. Поэтому прислала фотографии и назначила встречу у себя в квартире. Серебров-старший, увидев снимки, сразу смекнул, в чем дело. Он приехал к Киселевой раньше меня и попытался убедить ее молчать. Но разговор не задался, папа обезумел и затянул какой-то шнурок на горле женщины. Вот она — голая правда жизни. И хватит себя обманывать! Хватит искать других виноватых! Ни у кого, кроме Сереброва, не было ни реальных шансов, ни мотивов для убийства. Так выразилась его безграничная, всепоглощающая любовь ко мне. Во что бы то ни стало он хотел уберечь меня от стресса. Даже несмотря на то, что я уже взрослая девочка и вполне в состоянии пережить сей прискорбный факт. Родительская любовь часто нелогична… Ну, ничего, папуля, я любой ценой уберегу тебя от тюрьмы! Если понадобится, попрошу помощи у Караюшкуса или даже у Верещагина. У них связей и возможностей побольше нашего.
Пожар в доме малютки — это чья-то служебная безалаберность. То ли курили в неположенном месте, то ли плохо электропроводку чинили. А теперь пытаются снять с себя вину, выискивая доказательства поджога.
Остается еще внедорожник на лесной дороге. И что ему от меня, интересно, понадобилось? Возможно, все-таки прав был Сергей Генералов. Подвыпивший водитель решил таким образом позабавиться. У богатых, как говорится, свои причуды. Или, может быть даже, какой-то бизнесмен-извращенец устроил подпольный тотализатор, и я случайно превратилась в живую мишень.
Короче, сегодня надо укладываться спать, а завтра, надеюсь, мы накопаем что-нибудь интересное в архиве. Но уснуть у меня получилось не сразу. Не успела я лечь в кровать, как раздался звонок в дверь.
Открыв, я обнаружила на пороге Никиту Когтева. Вместо «здрасьте» он тут же попытался запечатлеть на моих губах страстный поцелуй. Мне едва удалось увернуться.
— Никита? Ты что тут делаешь на ночь глядя? — испуганно спросила я и сама же удивилась собственной глупости. Конечно же, Никита заявился на ночь глядя, чтобы переночевать со мной, то есть с Мариной, что и дал понять незамедлительно, предприняв еще одну попытку меня поцеловать.
Поскольку роман со старинным Генкиным приятелем в мои планы не входил, а объясняться с чужим любовником я сочла неразумным, то все, что мне оставалось, это спровадить Когтева восвояси, сославшись на трудный день и ужасную головную боль. Маринка эту кашу заварила — пусть сама ее и расхлебывает. Именно это я популярно объяснила ей по телефону, как только удалось выдворить Никиту из дома.
Утром я вовремя вспомнила, что приходила в роддом под видом журналистки. Пока водитель Пашка ехал за мной из города, я принялась за свою внешность. Правда, волосы на этот раз я пощадила и ограничилась очками, нахальным макияжем и ярким, немного вульгарным нарядом.
Верещагин не заставил себя долго ждать. Автомобиль привез его ровно в одиннадцать, копейка в копейку. Впрочем, я тоже была достаточно пунктуальна. Приблизившись к нему, поздоровалась.
— Доброе утро, — буркнул в ответ депутат и, скользнув по мне беглым взглядом, повернулся спиной. Все ясно — он меня не узнал.
— Нехорошо, Валентин, к женщинам спиной поворачиваться. Тем более что еще вчера вы, кажется, готовы были положить к моим ногам целое море цветов.
Он обернулся и уставился на меня с разинутым ртом.
— Ну, вы даете! Что это за бал-маскарад?! Или опять по вашей милости здесь в кустах сидят вооруженные люди? Если так, то я умываю руки. Мне такие розыгрыши уже вот где сидят. — Он красноречиво провел рукой по горлу. Странно, но раздражение было ему к лицу. Или это во мне начали просыпаться теплые родственные чувства?
— Успокойтесь! Здесь никого, кроме нас, нет. А внешность я изменила для пользы дела. Пойдемте в архив! Но там вам лучше помалкивать. В случае чего можете смело мне поддакивать.
Я схватила его за руку и решительно потянула ко входу. Моя спешка, естественно, тут же вылезла боком: мы налетели на пожилую женщину в белом халате, выходившую из-за угла. Старушка охнула.
— Простите, пожалуйста, мы нечаянно, — искренно заверила я, поправляя на женщине сбившийся платок.
— Ой, здравствуйте, Алиночка. Я вас сразу не узнала. Снова к нам? Ну, как? Вы нашли тех деток?
Приглядевшись, я узнала в старушке ту самую старейшину роддома со странным отчеством Никандровна. И вот так со мной всегда: странное отчество я запомнила, а имя нянечки напрочь позабыла. Я поспешила ответить:
— Да, мы нашли обоих. Сейчас только хотим кое-что в архиве уточнить…
— А почему вы говорите обоих?
— ???
— Оксана Киселева рожала здесь трижды, и всех малышей она бросила. Наш тогдашний главврач на третьем ребенке слег с инфарктом. Киселева нам по роддому все показатели своими отказами портила. Тогда ведь новорожденных практически никто не бросал, не то что сейчас…
— Погодите-погодите, — я отказывалась верить своим ушам, — у Киселевой было трое детей? Не двое? Вы уверены, что ничего не путаете?
— Не-е-е… Это я сейчас могу забыть, что вчера произошло, а что в молодости было, помню прекрасно. Рожала Оксанка три раза. Третий младенец появился на свет аккурат во время Олимпиады. Девчонки-аккушерки тогда открытие по телевизору смотрели, а у Киселевой как раз схватки начались.
— Какая была Олимпиада?
— Как какая? Так наша, московская…
Я вцепилась в руку Верещагина и почти силой поволокла его за собой. Значит, был еще один ребенок. Не зря я считала, что разгадка кроется где-то в старых записях.
— Почему эта женщина назвала вас Алиной? — попытался уточнить по дороге народный депутат.
— Это не имеет значения. Вы, главное, ничему не удивляйтесь и просто мне поддакивайте.
