Купание голышом - Хайасен Карл (электронная книга TXT) 📗
– Ну…
– А потом я подумал, что вы, наверное, звоните адвокату, – сказал детектив, – потому что некоторые адвокаты любят такие штуки – заставляют клиентов звонить из автомата.
– Почему?
– Потому что отель не запишет исходящий звонок, – объяснил Ролвааг. – Ребята насмотрелись дрянного кино.
– Я ни с одним адвокатом даже не знаком, – сказал Чаз.
– Ну ладно.
– Я звонил нашей уборщице. Надо было сообщить ей код от сигнализации, потому что она в понедельник придет, а меня не будет дома. Я вспомнил только в лифте, по дороге в бар.
– Да уж, вам о многом приходится думать, – сказал Ролвааг.
– Ее зовут Рикка, если хотите проверить.
– Это лишнее.
– Рикка… а как же ее фамилия-то? – пробормотал Чаз как бы себе под нос.
Они уже вышли на пляж и месили ногами мягкий песок, шагая к пристани. Чаз был доволен: звонку нашлось объяснение, детектив вроде съел.
Внезапно Ролвааг остановился и тяжело положил руку на плечо Чаза:
– Посмотрите-ка, мистер Перроне.
Долгое, ужасное мгновение Чаз боялся поднять глаза. Очевидно, прогулка была не так уж случайна – детектив грубо заманивал его в ловушку. Колени Чаза подогнулись, будто их вывернули из суставов.
Но оказалось, что Ролвааг указывал не на прибитый к берегу раздувшийся труп Джои, как боялся Чаз. Детектив ткнул пальцем в мерцающие очертания круизного лайнера неподалеку от берега. Нос корабля нацелился в море.
– «Герцогиня солнца», – сказал детектив. – Ее продержали в порту лишних два часа, чтобы завершить поиски. Чаз медленно вздохнул, пытаясь скрыть головокружительное облегчение.
– И никаких признаков моей жены на борту? Ничего?
– Боюсь, что нет.
– Значит, она точно в воде, – сказал Чаз.
– Логичное предположение.
– Джои пловчиха – то есть, типа, чемпионка. Нельзя прекращать поиски, если всего пара дней прошла. Нельзя.
– Я понимаю ваши чувства, – произнес Ролвааг.
– Так что мне делать? – Голос Чаза убедительно сорвался – результат многих тайных репетиций. – Что, к чертовой матери, мне теперь делать?
Они повернули обратно к отелю, и детектив сказал:
– У вас есть священник, которому можно позвонить, мистер Перроне? Близкий семье?
– Дайте подумать, – сказал Чаз.
В душе он смеялся, как шакал.
Четыре
Мик Странахэн привязал белую искусственную муху к лесе и забросил удочку с пристани – терапия, а в качестве бонуса – свежий люциан на ужин. На острове уже давненько не водилось женщин, и Странахэн толком не знал, что делать с этой.
У него не было повода сомневаться в ее истории, равно как и верить ей. Естественно, ввязываться не стоит, чревато осложнениями – скажем, придется чаще бывать на материке, а для Странахэна каждый миг, проведенный в городе, был сущим страданием. Головная боль, которую он привозил оттуда, терзала, как железнодорожный костыль, забитый прямо в темечко.
Сейчас он ездил в Майами, только чтобы пополнить запасы провианта и обналичить чек по нетрудоспособности – сомнительную плату за то, что застрелил продажного судью, который первым пальнул в Странахэна при аресте. Инвалидом Мик Странахэн отнюдь не стал, но офис прокурора штата нуждался в благовидном предлоге, чтобы уволить полицейского в преклонном возрасте тридцати девяти лет. Огнестрельная рана – далеко не худший повод.
Странахэн не хотел уходить с работы, но ему предусмотрительно объяснили, что по политическим мотивам прокурор штата не может держать следователя (пусть даже весьма эффективного), который убил законно избранного судью (пусть даже насквозь прогнившего). Так что Странахэн принял смехотворные откупные и приобрел старый деревянный дом на сваях в заливе Бискейн, где и жил несколько лет по большей части в мире и спокойствии, пока ураган Эндрю не разнес его дом в щепки.
Ту ночь Странахэн провел в Коконат-Гроув у сестры, чей бесполезный муженек был слишком занят с проститутками на юридической конференции в Бостоне, чтобы слетать домой и установить ставни. Через два дня, в удушливо жаркий штиль, Странахэн завел свой ялик и поплыл среди обломков обратно в Стилтсвиль. Там, где некогда стоял его дом, Странахэн нашел восемь голых свай. Он совершил вокруг них круг почета и направил ялик на юг.
В конце концов он причалил на острове – точнее, просто куске коралла, – где еле-еле помещался скромный домик в форме буквы «Г». Бетонное строение замечательно перенесло ураган, хотя приливные волны выдавили все окна и унесли прочь содержимое обоих этажей, в том числе смотрителя. Мик Странахэн с удовольствием занял его место.
Дом принадлежал любимому критиками мексиканскому писателю, чья сложная личная жизнь временами вынуждала его искать прибежища под иностранной юрисдикцией. За восемь лет он посетил остров всего четырежды и ни разу не оставался дольше нескольких дней. В последний его приезд Странахэн отметил его мучнистую бледность и изможденность. Когда Странахэн спросил писателя, не болен ли он, тот засмеялся и предложил сразиться на локотках на миллион песо.
Однако Странахэн предвидел, что настанет день, когда на лодке приплывет егерь и скажет, что старый писатель умер, а остров продан Службе национальных парков. Тем временем Странахэн собирался жить в бетонном доме, пока официально не выселят.
Его единственным верным спутником был доберман-пинчер, которого выкинуло на берег во время тропического шторма года полтора назад. Странахэн решил, что полуутонувшее животное выпало за борт чьей-нибудь лодки, но за псом так никто и не приехал. Пес оказался тупым и упрямым, как грязевой поток, поэтому Странахэн назвал его Сель. В итоге Сель усвоил два навыка, для которых доберманы запрограммированы генетически – лаять и брехать, и из него получился бы пристойный сторожевой пес, если бы не плохое зрение и неуклюжесть. Странахэн часто привязывал Селя к кокосовой пальме, иначе этот болван порывался сползти с мола при малейшем намеке на проходящую мимо лодку.
Странахэн сочувственно посмотрел на пса, который дрых в жалкой тени пальмы. Три толстых мангровых люциана шумно бились в корзине, но доберман не шевелился. Он похвально игнорировал большинство устремлений Странахэна, включая рыбалку и случайные связи. Дамочек Сель небрежно обнюхивал, после чего практически не замечал. Сель будто понимал, что надолго они тут не задержатся, а значит, не имеет смысла налаживать контакт.
Вопреки мнению пса, Мик Странахэн не считал себя чудаком или отшельником, хотя в пятьдесят три года жил на острове на краю Атлантики, без телефона, спутниковой тарелки или персонального компьютера. Но, как ни печально, следует признать: женщины редко задерживались на острове дольше нескольких месяцев – неизменные мир и покой доводили их до ручки. Странахэну жаль было их отпускать, но это любезнее, чем на них жениться, как он обыкновенно поступал, еще живя на материке.
Странахэн ничего не знал о Джои Перроне, но ее хладнокровие и сила его впечатлили. Многие пловцы отрубились бы или бессвязно бредили, проведя слепую ночь в море, но Джои убедительно говорила и быстро соображала.
Странахэн был склонен дать ей время, как она просила. Он знал, что такое выжить после покушения на убийство, если это на самом деле с ней произошло.
Отчасти ему инстинктивно хотелось узнать больше, совать нос, копаться во всем этом, как в старые добрые времена. Внутренний голос мудро советовал плюнуть и забыть: миссис Перроне и кризис ее супружества скоро покинут остров, и копы сами разберутся.
«В конце концов, я в отставке», – напомнил себе Странахэн, снимая с крючка очередную рыбину.
В отставке.
Столько лет прошло, а до сих пор звучит нелепо.
– Кстати, а что ты там делал? – спросила Джои.
– Где?
– В океане. В этой твоей утлой лодочке. Странахэн обмакивал кусочки рыбьего филе во взбитый
белок, один за другим.
– Во-первых, там, в общем, не океан, – сказал он. – Всего полмили от Эллиот-Ки. А я охотился на тарпона.
