Бумажная клетка - Дягилева Ирина (полная версия книги TXT, FB2) 📗
К счастью, Александр Николаевич рано ложился спать и вечер, показавшийся Пульхерии бесконечным, закончился в половине одиннадцатого. По дороге Герман держался молодцом. Даже виду не подал, что отец его обидел, фамильная гордость не позволила. Паша с Дашей собирались заехать к Герману, но Даша вдруг заявила, что у нее болит голова. Чтобы добиться своего, она была не слишком оригинальна. Зачем напрягать такую хорошенькую головку, придумывать что-то новое, если можно воспользоваться старым проверенным способом. Паша был с женой сама нежность.
– Бедняжка, надо срочно в постельку! Здоровье – дело святое.
– Павлик, не в этом дело. Папаша Гранде меня утомляет…
Высадив чету Медведевых, Герман с такой мольбой взглянул на Пулю, что у нее не осталось никакого сомнения в том, где ей предстоит провести ночь.
Глава 4
Шутка, которую неправильно поняли
Утром, поставив поднос с завтраком перед Пульхерией, Герман заявил:
– Как ты думаешь, тебе не пора перевезти вещи ко мне?
– Терпеть не могу туда-сюда с вещами мотаться, – недовольно пробурчала она и тут же пожалела. С лицом обиженного ребенка Герман, опустив плечи, вышел из комнаты.
Яростно намазывая джемом хрустящий тост, Пульхерия рассерженно думала: «Черт побери, ничего нельзя сказать, он тут же обижается. Мне что, теперь каждое слово фильтровать придется? Послал бог любовничка!»
Неожиданно Герман вернулся.
– Я забыл, что ты любишь кофе с молоком. – С лучезарной улыбкой он протянул молочник.
Но Пуля на него сердилась:
– Еще раз надуешься из-за пустяка, больше никогда меня не увидишь! Понятно?
Герман кивнул.
– Мне не шестнадцать лет. Хотелось бы напомнить, что у меня внуку уже три года. Отношения по схеме «горько поссорились – сладко помирились» мне сильно действуют на нервы. К тому же закатывание сцен – это прерогатива женщины, а не мужика.
– Я все понял, – смиренным тоном сказал Герман.
– Кстати, о маленьких детях. Даша вчера мне сказала то, что я должна была в первую очередь услышать от тебя. – Пульхерия оторвала глаза от тоста и в упор взглянула на Германа. Он отрешенно смотрел в окно и с ответом не спешил.
Пауза затягивалась.
– Ау, Герман! Ты где?
– Здесь.
– Я все еще жду ответа. Что это за тайны мадридского двора? Почему о том, что у тебя есть ребенок, я узнаю от посторонних людей?
– А что это меняет?
Пульхерия чуть тостом не подавилась.
– Не фига себе заявление! Про папашу бизнесмена ты мне в первый же день знакомства объявил, а в том, что у тебя есть ребенок, даже под пытками признаваться не хочешь! Где логика? – возмущенно проговорила она. Отставив поднос в сторону, вскочила с кровати и начала одеваться.
– Ты куда? – забеспокоился Герман. – Нам в салон еще рано.
– В какой салон?
– Я покажу тебе новое место работы.
– Работы?!
– Папа велел тебя взять главным бухгалтером…
– Насколько я поняла, это была всего лишь шутка.
– Папочка такими вещами не шутит.
– А мое мнение здесь кого-то интересует?
– От выгодных предложений не отказываются, – сказал Герман значительно.
– У меня уже есть работа, которая меня устраивает!
– Пуляша! Ты не понимаешь! Тебе сделано предложение, от которого нельзя отказываться!
Пульхерия остановилась, словно наткнулась на невидимое препятствие.
– Почему?
– Потому что его сделал мой папа, – терпеливо объяснил Герман. – Он не выносит отказов.
– Почему? – тупо переспросила она.
– Тебя приняли в нашу стаю, и жить теперь ты должна по ее законам.
– Не желаю жить ни в каких стаях, и я никому ничего не должна, – с мрачным упорством сопротивлялась Пуля.
– Ты все правильно говоришь, но мой папа…
– Что ты пристал ко мне со своим папой!
Пульхерия со злостью швырнула в Германа туфлю. Он увернулся, и она беспрепятственно вылетела в открытое окно. Пуля не тронулась с места, а Герман перегнулся через подоконник, пытаясь рассмотреть, куда она упала. Ей безумно захотелось двинуть ногой по его тощей заднице, чтобы он отправился следом за туфлей.
– Что будет, если я откажусь от его предложения?
– Ничего особенного. Его подручные позвонят твоему начальнику и потребуют, чтобы тебя уволили.
Герман кому-то радостно помахал рукой и отвернулся от окна.
– Со своим шефом я работаю уже семь лет. Чихать он хотел на твоего папочку.
– Тогда ему дадут понять, что он может потерять все.
– Найду другую работу.
– Не найдешь.
– Слушай, мне становится страшно. Неужели Александр Николаевич такой мелочный? Ему не все равно, где я работаю?
– Нет, не все равно. Ты часть нашей стаи.
– Слушай, Киплинг, ты меня достал со своей стаей! Я сейчас отправлюсь к твоему папочке и поговорю с ним по душам.
– Он в Лондоне.
– Понятно, на прием надо записываться заранее. Ну так запиши меня. – Она обреченно махнула рукой и уселась на кровать.
Дверь распахнулась. Оставаясь в дверном проеме, лишь слегка с любопытством заглядывая в комнату, пухлая женщина в белом кружевном переднике, с простоватым круглым лицом в обрамлении химических кудряшек протянула Герману туфлю Пульхерии.
– Скажи своей подружке, чтобы она в окно баретками не швырялась. Здеся люди приличные живут. Могла кому-нибудь в голову угодить.
Пульхерия автоматически отметила про себя слова «здеся» и «баретки» и сделала вывод: домработница явно из глухой провинции ближнего зарубежья не отягощена интеллектом, вкусно готовит, любит чистоту и порядок. Лет около сорока. Обручального кольца на пальце не видно, следовательно, не замужем. Наверняка окружила Германа теплом и заботой. Судя по старательно уложенным кудряшкам, в отношении него имеет грандиозные планы, которые по понятным причинам теперь под вопросом. Кстати, мадам весьма упитанная, Герман обожает пышек, и она это не могла не почувствовать. «Для нее я конкурент, следовательно, враг, и рассчитывать на дружбу не стоит», – тоскливо подумала Пуля.
– Галина Матвеевна, знакомьтесь, пожалуйста, это Пульхерия Афанасьевна.
Галина Матвеевна обнажила в фальшивой улыбке зубы, из которых четыре верхних были золотыми.
– Ну и имечко, язык сломаешь.
– Язык сломать нельзя, он мягкий, – усмехнулась Пульхерия. – Можете звать меня просто Пуля. – И уточнила: – Не бомба и не граната, а просто Пуля.
– Да уж поняла, чай не тупая.
Домработница удалилась так же внезапно, как и появилась. По ненавистному взгляду, который она на прощание кинула, Пульхерия поняла, что попала в точку – дружбы не будет.
– Не обращай внимания. – Герман присел рядом и обнял ее за плечи. – Она немного резковата, но ты же знаешь, как трудно сейчас найти хорошую домработницу.
– Откуда же мне это знать? – с иронией спросила Пуля.
– Нам пора. – Он сделал вид, что иронии не заметил.
Неожиданно Пуля поймала себя на мысли: про свою дочь он так ничего и не рассказал.
– Я пойду, но только при условии, что ты мне расскажешь о своей дочери.
Герман вздохнул, словно примиряясь с неизбежным.
– Ей шесть лет. Зовут Катя. Тебя ведь больше интересует ее мать?
– И она тоже.
– Ее мать погибла. Попала в автомобильную аварию. Мы с ней не были женаты. О том, что у меня есть дочь, я не знал. Оля была моей однокурсницей. На какой-то вечеринке я напился… Ну и… Как обычно это бывает. Я сказал, что не люблю ее и шантажировать своей беременностью не советую. Она обещала сделать аборт, но слова не сдержала, ребенка оставила. О Кате я узнал только перед смертью Оли. Она просила о ней позаботиться. Вот и все. История банальная.
– Интересно, как к этому отнесся твой папочка? Впрочем, молчи. Я сама скажу. Человек он деловой, следовательно, для начала заставил тебя сделать генетический анализ, затем долго раздумывал, испытывая твое терпение, потом при всех унизил, поиздевался вволю, вытер об тебя ноги и после этого поднял, слегка отряхнул и прижал к своему любящему сердцу. Зато твоя дочь живет теперь в золотой клетке, дедушка ее балует, носится с ней как с писаной торбой. В конечном итоге, вырастит из нее законченную эгоистку, вроде Гришеньки. Кстати, где она сейчас?
