Следствие ведут дураки - Жмуриков Кондратий (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
– Ну ладно, вы тут пока поговорите, а я пока пойду перекушу, – сказал Ансельм и вышел.
– Да-а, – задумчиво протянул Ваня, посмотрев ему вслед, и снова глянул в упор на своего родственничка, – мы должны были сразу догадаться, кто это над нами шутит. Потому что только один человек в мире способен польститься на Осипово сало и на мой початый йогурт, и этот человек должен быть жаднее песка в пустыне Сахара. Мой драгоценный дядюшка, Степан Семеныч Гарпагин! А что ж енто ты, дядюшка, завещал мне половину своих денег? Подшутить решил надо мной и Осипом? Дескать, все равно приписку никто не выполнит, потому что о том, кто убил Жака и спрятал сейф, знает только один человек, а именно – ты? «Покойный» завещатель собственной персоной!! Да, кстати, – проговорил Иван Саныч, поворачиваясь к Осипу, – а где этот чертов сейф? Ты же говорил, что вы поймали милого дядюшку за тем, как он выкапывал свое сокровище из земли?
– Ну да, сегодни ночью, – подтвердил Осип, густо икнув.
– Сегодня ночью?
– Ну да! А ты думаешь, с чаво я с такого бодунища сиводни проснулся? Да мы с Якличем вчера на радостях обжабились… то есть енто я обжабился. А Яклич раза два выпил. И со мной на брудершафт выпил из этих двух раз… раза три. Или четыре. Я как насмотрелся на Гарпагина в «Арагви», так и подумал, что рано или поздно он появится в Париже, и именно здесь, в Сен-Дени. И чаво ж? Появилси, сучара бацильная… появилси!! Покойник… ик!.. хренов! Кстати, он так расстаралси, что даже дочке своей лапши на уши навешал! У нево дохтур в ентой больнице знакомый, так что он взял да и оформил Степан Семенычу енто самое… схвидетельство о смерти. Уж больно перепугалси бедный-пребедный Степан Семеныч, что его замочат енти Жодле с Магами или же мы с тобой, Саныч. Потому он…ик!. сам решил всех убрать и, нечаво сказать, преуспел в ентом. А нас с тобой укокошить не получилося только потому, что, как говорится, оно не тонет! Чаво ты, Саныч, и доказал, провалившися в канализацию!
И Осип захохотал. Ему было весело. Еще бы ему не было весело: он чрезвычайно удачно опохмелился, его злейший враг был пойман, все загадки счастливым образом сняты, и перед ним открывался путь к руке и сердцу Лизы Гарпагиной, то есть деньгам, титулу и процветанию.
Но вот обо всем этом задумался Ваня Астахов. Он нерешительно взглянул на Осипа и произнес:
– Погоди, Савельич… а как же нам теперь быть? Сейф-то предъявить можно, а как насчет убийцы Жака и Николя? Ведь не предъявлять же нам моего милого дядюшку? Тогда и завещание нужно пересматривать, коли он жив, и в таком случае… думаю, нам вряд ли что-либо достанется.
Осип озабоченно поскреб в затылке: верно, такое соображение еще не приходило ему в голову. На зеленовато-сером лице Гарпагина зазмеилась предательская улыбка, и он проговорил:
– А я сижу и жду, когда же до них наконец дойдет! А то ишь как разгубастило… так и думают, что мои денежки уже у них в кармане! Да нет, не такой уж я дурак! Вот старый «Рено» и бра – это пожалуйста! Вы, кажется, в права наследования уже вступили. А насчет всего остального – извините-подвиньтесь!
Осип помрачнел. Он покосился на Ивана Саныча и проговорил:
– Вот что, Ваня. Сходи-ка в комнату, где мы водку пили, и принеси свой пистолет, который ты, стало быть, у арабов покупал. Я думаю, надо вернуть нашего черного человечка, любителя сала и ебуртов, туда, откуда он ненадолго отпросился, на летние каникулы, наверно – а именно в ад!!
Кажется, к Моржову на несколько мгновений вернулось то жестокое красноречие, которым он потряс Ваню в питерской забегаловке, когда говорил о том, что никогда, никогда уже больше не будет жить как свинья – лучше уж и вовсе не жить. Обычное косноязычие Осипа разметалось, как одуванчиковый пух под ветром.
– Подождите! – воскликнул Гарпагин.
Ваня остановился на самом пороге.
– Подождите, не надо, – повторил тот. – Может, решим дело полюбовно? У меня есть один вариант, при которым, как говорится в русской поговорке, и волки сыты, и овцы целы.
– Ты овца, что ли? – злобно пробасил Моржов. – Ты даже на волку-от не похож… санитара леса. Ты… ты – шакал, вот ты кто!
– Ну, о биологической принадлежности можно еще поспорить, – сказал Гарпагин. – Но есть у меня предложение… интересное предложение… – Он огляделся по сторонам, воровато понизил голос и сказал негромко и вкрадчиво: – Жака, оно конечно, я прибрал, был грех, но так Николя-то, моего сына, этот падла Ансельм порешил! Может, на него и свалим все, вы получите деньги, выделите мне, скажем, пятую часть, и я уеду навсегда из Европы, скажем, в Америку и начну новую жизнь. А если вы будете на меня давить, убьете, то все равно… лучше вам не будет. Вас все равно найдут эти питерские бандиты, и мало не покажется. А если бы вы послушали меня, то я бы посоветовал вам, как лучше быть.
– Так ты ж, дядя, сам на нас этих питерских бандитов, выходит, и натравил, – свирепо сказал Астахов. – А теперь тут разводишь антимонии!.. Торгуешься!
– Погоди, Саныч, – перебил его Осип. – Может, он дело говорит. А? Ну, ты давай балакай дальше, Гарпагин, пока у нас еще есть желание тебя-от слушать. Говори, говори!
– А тут особо и говорить нечего, – быстро проговорил тот, – Ансельм – еще более продажная сука, чем… ну, чем даже я. Мне можно доверять. То, что я вас чуть не убил, это потому, что у меня просто другого выхода не было там, в Питере. Старые грехи на дно тянули. И неужели вы мне будете в укор ставить, что я убил этих отморозков Жодле и Магомадова, этого недочеловека Рыбака и вообще… Никому нельзя верить. Мне – можно. А Ансельм вас не пожалеет. Я-то хорошо знаю гэбэшную кухню. Он вас сдаст, поверьте. Или просто замочит. Он моего Николя только за то убил, что, видите ли, у него были подозрения…
– Короче!
– А короче некуда. Ансельма нужно выводить из игры. Думаешь, он забыл, как ты чморил его вчера вечером, Осип? Такие, как он, ничего не забывают.
– И я его чморил, – задумчиво произнес Ваня Астахов, предрасположившийся к рефлексии водкой и словами Степана Семеныча, – он тоже, может, не забыл.
– Не забыл, не забыл!
– Ну что ж… – начал было Осип, который, по всей видимости, был впечатлен словами Гарпагина не в меньшей степени, чем Ваня Астахов. Начал, но тут же осекся, потому что в комнату вошел Ансельм.
– Я там трапезу сотворил, – сказал он. – Пойдем перекусим. – Хватит с этим ублюдком болтать, потом договорим. Будет время еще.
– Ну, Яклич, даже не знаю… – заговорил Осип. Ансельм повернул к нему голову, и вдруг Гарпагин, вскочив с кровати и одним движением сорвав с подоконника массивный горшок с кактусом, оказался за спиной Селина.
Трррах!!!
…Горшок разлетелся вдребезги, с такой силой Гарпагин ударил Ансельма по голове. По все стороны полетели комья земли, черепки, а также брызги чего-то мягкого и теплого, что, верно, следует грустно поименовать «утечкой мозгов за рубеж» в самом что ни на есть буквальном и жутком смысле этого выражения.
Ансельм упал с раскроенным черепом, Осип и Ваня Астахов окаменели, насколько быстро и неожиданно это произошло, а Гарпагин отряхнул руки и тихо произнес:
– Будет время, говоришь, Анатолий Яковлевич? Нет у тебя уже времени. Не будет.
– Ну ты, Гарпагина… – наконец выдохнул Осип, – как же ты так, сволочь… быстро…
– А чего копаться? Он тоже меня не пожалел бы, будь уверен. Он же меня почти отправил на тот свет, когда взорвался мобильник Жака.
Гарпагин, кажется, начинал чувствовать себя хозяином положения. Он говорил быстро, громко и уверенно, на его нездоровом зеленовато-сером, с землистого оттенка щеками, лице проступили красные пятна.
Он был заметно взволнован.
И тут Ваня Астахов понял, что в эти минуты решается все. Действительно – все. По какому пути пойдет вся дальнейшая жизнь, пойдет ли вообще, или же остановится, забуксует, как автомобильный одр на отечественной грунтовке, зароется колесами в грязь и будет выть и дребезжать, сотрясаясь до основания всем своим дряблым корпусом и чахлым литровым моторчиком.
