Господин Малоссен - Пеннак Даниэль (чтение книг TXT) 📗
XIV. ГОСПОДИН МАЛОССЕН
…неосторожный сын козла и леопардицы…
65
Да нет же, я счастлив! Конечно я счастлив! Как ты можешь подозревать меня в том, что я скуплюсь на наше счастье? Ты видел лицо твоей мамочки? Видел ты лицо Жюли, склонившейся над животом Жервезы? Каким чудовищем нужно быть, чтобы не радоваться такому счастью? А физиономию Жервезы, твоей второй мамы… Знаешь, что эта Жервеза сказала, сообщив мне, что ты вернулся через ее окошко? Что всем своим спокойствием она обязана тому, что носит тебя точно так же, как в свое время носил ее Тянь. Вот как, ни больше ни меньше. Вопрос настоящего отца был для Тяня далеко не главным. Подобное любопытство было не в его характере: он был дежурным кенгуру – и точка. (И так даже лучше, потому что, если вспомнить, какая широкая клиентура была у Жанины-Великанши, ему пришлось бы разделать всю тулонскую братию, чтобы добраться до истоков Жервезы.) Выгуливая тебя все эти месяцы, Жервеза возвращается к своим семейным традициям. Она таскает тебя, как Тянь таскал Верден, и вполне этим довольна. А носить снаружи или внутри – для нее нет особой разницы. С этой точки зрения она напоминает Жюли: не обязательно же носить малыша в своем кармашке, чтобы радоваться материнству. Как же мне не быть счастливым? И даже гордым? Одним разом составить счастье двух женщин – это ли не законное основание гордиться для любого уважающего себя козла отпущения?
…
Я мучу воду?
Как это я мучу воду?
…
Я не мучу воду! Упоминая о женском счастье, я обхожу стороной свои вполне обоснованные отцовские опасения: есть небольшая разница, правда? Ну что – счастье, счастье… в жизни ведь не только счастье, есть еще и сама жизнь! Родиться каждый может! Даже я как-то родился! Но нужно еще кем-то стать! Стать! Расти, подрастать, расцветать, набирать вес (не жирея при этом), меняться (не давая мутаций), созревать (не перезревая), эволюционировать (поднимая себе цену), набираться разума (не теряя ума), сохраняться (не плесневея), стареть (не слишком впадая в детство) и наконец умереть, не изводя окружающих… насыщенная программа, нельзя пропустить ни одного номера, ни одного мгновения… ведь возраст в любом возрасте противится возрасту, пойми! И если бы был только возраст… Есть еще обстоятельства! А обстоятельства, бедный мой малыш…
«Отец, пройди вы через все то, через что прошел я, не успев еще родиться, тогда бы вы могли мне тут еще что-то говорить».
Что ты сказал?
…
…
«Отец, пройди вы через все то, через что прошел уже я, не успев родиться, тогда бы вы могли мне тут еще что-то говорить».
…
…
Именно этого я и опасался. О да! Я догадываюсь, чем все это обернется, я уже слышу перечень твоих сыновних упреков: «Раз уж вы здесь, папочка, скажите мне всю правду: прикрываясь ссылками на вселенский разум, вы ведь не слишком жаждали, чтобы я расширил ваш семейный круг, не так ли?..»
Здесь, конечно, не обойдется без сговора с твоими дядюшками.
Ж е р е м и. Нужно признаться, Бен, ты что-то не слишком радуешься…
М а л ы ш. Это правда…
Т е р е з а. Такие настроения у отца… даже не знаю, хорошо ли это скажется на психике ребенка…
К л а р а. Перестаньте донимать Бенжамена…
Т ы. Тетушка Тереза права, папочка, мои серые клеточки до сих пор еще пропитаны едкостью ваших первых советов: «И ты, дурачок, ты тоже полагаешь, что этот мир, эта семья, это время – те самые, куда ты торопился? Еще не появился и уже в плохой компании, так?»
Ж е р е м и. Он не сочиняет, Бен, он всего лишь повторяет твои же слова.
Т е р е з а. Отличный способ познакомить его с семьей…
Т ы. Мне кажется, я даже слышал, как вы прибавили тогда: «Итак, неосторожный сын козла и леопардицы, если тебе вдруг захочется дать по тормозам еще до своего приземления, что ж, я вряд ли буду на тебя сердиться». Это именно то, что вы мне посоветовали, не так ли?
М а л ы ш. Это правда? Ты ему это советовал, Бен?
– Это был не совет, просто разрешение…
Т ы. Которое вовсе не облегчило мое внутриутробное существование.
Т е р е з а. Естественно!
Ж е р е м и. Бедный малыш…
Т ы (цитируя меня). «Оставь нас и возвращайся к райской безмятежности…»
Ж е р е м и. О, это гораздо больше, чем просто разрешение, Бен…
Т е р е з а. В любом случае, это не слишком радушный прием.
Т ы (цитируя меня). «Надевай свои крылья и улетай, никто не будет на тебя сердиться…»
Т е р е з а. Что означает, что здесь тебя никто не ждет…
М а л ы ш. Это отвратительно! Даже Джулиус считает, что это отвратительно!
– Но я ведь не только это говорил! У будущих отцов, у них же сплошные противоречия, все вверх дном! Сами увидите, когда настанет ваша очередь! То одно придет на ум, то совершенно противоположное! А мое отчаяние в тот момент, когда мы получили фальшивое письмо Маттиаса, например, это что же, не в счет?
Т ы. Еще как! Вы тогда бросились со всех ног в клинику, обвиняя себя во всех смертных грехах первые пятьсот метров, а потом свалили всё на меня.
– Я? Я свалил все на тебя?
– Да, из-за маминых страданий. Как нечего делать! Я до сих пор еще слышу сказанное за семь месяцев до рождения: «Ну вали же отсюда, не ребенок, а наказание! У тебя крылышки еще не облезли от этого горя? Да что же ты за ангел такой, черт возьми?»
Ж е р е м и. И это после того, как ты ему сам вдалбливал отправляться на небо? Ты что, хотел ему мозги наизнанку вывернуть, или как?
Т е р е з а. Нет, он только хотел сделать его виноватым, как всякий уважающий себя отец. По-моему, следует ожидать психической неуравновешенности…
М а л ы ш. А мы будем его любить. Не волнуйся, мы будем тебя любить! Джулиус, что скажешь, будем его любить, а?
К л а р а. К столу! Ужин готов, и оставьте Бенжамена в покое в конце концов!
Теперь в доме нас было двое таких, кто говорил сам с собой. Мама разговаривала с ушедшим из жизни, а я – с тем, кто только собирался появиться. Если бы мы могли свести вас с Пастором, вы бы непременно завязали полезное знакомство, но вечность устроена таким образом, что умершие и еще не родившиеся не могут разговаривать друг с другом. Они общаются через тех, кто молится о них. След печали, оставленный теми, кто уходит, становится гнездом для тех, кто прилетает, в сердце тех, кто ждет и надеется. Иначе карусель давным-давно перестала бы вертеться.
Так. Предположим, ты – заместитель Пастора в малоссеновской команде. Ты ждал своего часа на скамье запасных, и вот свисток небесного арбитра дает сигнал о замене игрока. Пастор должен уйти, а ты готовишься выйти на площадку. Во всяком случае, надеюсь, меня не станут упрекать, что я взялся объяснять тебе правила игры в такой неподходящий момент! Ты и представить себе не можешь, какие они запутанные, эти правила! Иногда начинаешь сомневаться, а вообще, существуют ли они? Думаешь, что все делаешь правильно, следуешь указателям, и вдруг, непонятно ни как, ни почему, тебя обвиняют во всех мерзостях, творящихся в этом мире.
Пример?
Тебе нужен пример?
Не мой?
Кого-нибудь другого?
Что ж, вот тебе пример другого.
Рональд де Флорентис – самый давний приятель старого Иова. Он совершенно не причастен ни к убийству друга, ни к краже его фильма. Его надул Король Живых Мертвецов, подсунув ему договор о продаже, составленный по всей форме. Человек солидный, неприступная скала с львиной гривой, он уже в колыбели владел всем, что требовалось для создания империи в джунглях кинопленки. Продюсер-дистрибьютор, сеятель картин – вот в чем состояла его роль. Ему, конечно, пришлось пройтись по нескольким головам, чтобы усесться на вершине своей пирамиды, но таковы законы жанра, и в целом, вполне честные в рамках профессии. Рональд весьма огорчился, узнав об убийстве своего друга; он огорчился еще больше, обнаружив, что его старший товарищ скрыл от него страсть всей своей жизни: съемки Уникального Фильма. Однако он утешился, оценив успех этого фильма. Он был искренне счастлив открыть гениальность Иова и вместе со всеми чествовать его, пусть и посмертно. Он радовался, видя, как эти Цезари, Оскары, Деллюки, Берлинские Медведи и прочие Венецианские Львы (весь этот зверинец кинематографических почестей) укладываются в Пальмовых ветвях на могилу бедного Иова. Повторяю, он был другом, из тех, что радуются нашим удачам: они единственно настоящие друзья. Так вот, именно этого друга пришел забрать дивизионный комиссар Лежандр, обвинив его в том, что он заказал убийство старого Иова, а также – кражу Уникального Фильма и нагрел руки на его показе. Дивизионный комиссар Лежандр, со своей неизбывной тягой к цельности, задал себе лишь один вопрос: кому выгодно это преступление, если Малоссен отпадает? Ответ: продюсеру Флорентису, конечно. Один прогон этого фильма обернулся золотым дождем дивидендов, венцом карьеры, всемирным признанием… мотив очевиден!
