Плач - Сэнсом К. Дж. (читать книги полностью без сокращений txt, fb2) 📗

Королева, внимательно рассматривающая портрет, прислонившись к спинке стула, сказала:

— Превосходно.

— Портрет говорит все, что нужно, — согласился Томас Кранмер и, повернувшись ко мне, тихо проговорил: — Я слышал ваши последние новости, Мэтью. — Что в том кружке был шпион и теперь он мертв. Его хозяин, скорее всего, кто-то очень важный, член Тайного совета, но мы не знаем кто.

— Да, милорд, — сказал я и добавил: — Мне очень жаль.

— Вы сделали все, что могли, — сказал архиепископ, эхом повторив слова Барака.

Я посмотрел на Екатерину. Она выглядела озабоченной и опечаленной, и в ней ощущалась некоторая скованность, в которой я увидел признак напряжения. Королева ничего не говорила.

— По крайней мере, этот кружок анабаптистов уничтожен, — сказал лорд Парр. — Я бы хотел увидеть их на костре!

— Подкупленный Лиманом дворцовый стражник и тюремщик Милдмор должны быть высланы за границу, — твердо проговорил Кранмер. — Для нашей безопасности.

— Вы бы тоже сожгли их, милорд архиепископ, — прорычал лорд Уильям, — если б не необходимость их удалить!

— Только если б усердные проповеди не смогли заставить их отказаться от ереси! — с гневом проговорил Томас. — Я не хочу никого сжигать.

— Вы оказали нам огромную помощь, Мэтью, — сказала Ее Величество, — с этими сведениями Лимана о Бертано.

— Значит, это оказалась правда? — спросил я.

Парр посмотрел на Кранмера, а потом на королеву, которая кивнула, и с суровым видом проговорил:

— Это только для ваших ушей, Шардлейк, и мы говорим вам это только потому, что вы первый сообщили нам это имя и нам интересно ваше мнение. Про Бертано знаем только мы четверо. Мы не сказали ничего даже брату и сестре королевы. А вы не должны ничего говорить тем мужчине и юноше, работающим у вас, — добавил он угрожающим тоном.

— Мы знаем, что вы полностью им доверяете, — мягко вставил Томас.

— Расскажите ему, племянница, — сказал Уильям.

И королева, вяло и неохотно, заговорила:

— Неделю назад, днем, Его Величество принимал кого-то в своих личных апартаментах. Все слуги из его покоев были удалены, — добавила она. — Обычно он говорит мне, если приезжает кто-то из-за границы, но накануне вечером он сказал, что об этом визите должен знать он один, и я осталась у себя. — Екатерина потупилась и замолчала.

— А потом? — мягко подтолкнул ее дядя.

— Я знаю, что встреча прошла не очень хорошо. После нее Его Величество послал за мной, чтобы я сыграла ему, как он иногда делает, когда ему грустно и тяжело. Он был в злобном настроении и даже ударил по голове своего шута Уилла Соммерса и велел ему убраться — ему было не до шуток. Я посмела вопросительно посмотреть на него, поскольку бедняга Соммерс ничем не заслужил побоев, и король сказал:

— Кое-кто хочет заполучить власть, данную мне Богом, Кейт, и посмел прислать человека с такой просьбой. Я отослал его с ответом, какого он заслуживал. — Тут он ударил кулаком по подлокотнику кресла с такой силой, что затряслось все его тело, вызвав страшную боль в ноге. — Королева глубоко вздохнула. — Он не взял с меня клятвы, что я буду хранить его слова в тайне. Поэтому, хотя, строго говоря, это противоречит должному почтению к мужу, по причине страшного затруднительного положения, в котором все мы оказались, я рассказала об этом моему дяде и архиепископу.

— А теперь мы рассказали вам, — без лишних церемоний сказал лорд Парр. — Что вы об этом думаете?

— Это усиливает подозрения, что добытые Вандерстайном на материке сведения верны, — ответил я. — Кто-то просит у короля полномочий, данных ему Богом. Это может означать только верховное главенство над Церковью, и потребовать его мог только папа.

Старый лорд согласно кивнул.

— Так мы и подумали. Если Бертано — посланник папы, то, похоже, ценой примирения был отказ от его главенства над Церковью в Англии.

— И, судя по словам короля, послание должно было быть отослано обратно папе? — уточнил я.

— Я думаю, оно уже отправлено. Если так, то его отослали через Пэджета, — сказал Кранмер и с необычной мрачностью улыбнулся. — А вчера Пэджет заявил Тайному совету, что после визита д’Аннебо король с королевой отправятся в небольшую поездку — всего лишь в Гилдфорд, — и огласил список членов Совета, избранных сопровождать его. Все они — сторонники реформ. Гардинер, Норфолк, Рич и прочие наши враги останутся в Лондоне дожидаться возвращения Его Величества и обеспечивать, чтобы правительственные колеса продолжали крутиться. Так что все окружающие короля люди, имеющие доступ к его уху, будут нашими союзниками.

Лорд Уильям поднял руки и сцепил пальцы.

— Все сходится.

Томас улыбнулся:

— Оставленные в Лондоне не выразили радости по поводу услышанного в Совете. — В его голосе слышалось удовлетворение, а также облегчение.

— Но остается «Стенание», — напомнил я.

— С этим уже ничего не поделать, — прямо заявил лорд Парр. — Остается только надеяться, что укравшие его понимают, что упустили свой шанс и что дело католиков проиграно, и — извини меня, Кейт — избавились от книги. Король больше не изменит своей политики, — добавил он.

Кранмер категорически замотал головой:

— С королем этого никогда нельзя исключать. Но я согласен, охота за книгой — уже не такое горячее дело.

Я посмотрел на королеву:

— Поверьте, Ваше Величество, мне жаль, что я не смог найти ее. Простите меня.

— Господи, хватит это повторять! — резко прервал меня Парр. — Вы сделали что могли, даже если этого оказалось недостаточно. А теперь от вас требуется лишь молчать.

— Клянусь, я буду молчать, милорд.

— Ваши усилия на службе Ее Величеству не будут забыты, — заверил меня архиепископ.

Это был намек, что мне пора уйти. Я немного изменил позу, чтобы поклониться без боли в спине, так как она все еще ныла с тех пор, как Николас повалил меня на землю, спасая от стрелка с аркебузой. Но тут поднялась с кресла королева.

— Мэтью, прежде чем вы уйдете, я бы хотела снова немного поговорить с вами. Пойдемте — вы уже видели мою галерею, но не при дневном свете. Давайте походим там. Мэри Оделл сопроводит нас.

Она кивнула Кранмеру и лорду Парру, которые низко поклонились, и, шурша шелком, направилась к двери. Я последовал за ней.

Теперь, когда через высокие окна внутрь лился свет, показывая пышные краски во всей красе, галерея королевы была великолепна. Птички в клетках прыгали и пели, а Ее Величество медленно шла мимо. Я почтительно отстал на шаг-два, а Мэри Оделл, которую позвали с нами, замыкала шествие. Ее полное лицо ничего не выражало, но, оглянувшись, я заметил в ее глазах настороженность.

Королева остановилась у ниши, в которой на мраморной тумбе стоял инкрустированный драгоценностями ларец. В нем хранились золотые и серебряные монеты с изображениями давно умерших королей и императоров. Некоторые монеты стерлись почти до полной гладкости, другие ярко сверкали, как только что отчеканенные. Екатерина поворошила их длинным пальцем.

— Меня всегда интересовали древние монеты. Они напоминают нам, что мы всего лишь пылинки среди веков. — Она осторожно взяла одну монету. — Император Константин, установивший в Римской империи христианство. Эту монету несколько лет назад нашли близ Бристоля.

Королева подняла голову и посмотрела в окно — оно выходило на берег Темзы ниже дворца, и было видно, что вода уходит с отливом. Я проследил за ее взглядом, и мои глаза привлекла куча выброшенного из дворца в грязь мусора — овощная ботва, кости, свиная голова… Над кучей кружили и кричали чайки: время от времени они садились и что-то клевали. Ее Величество отвернулась.

— Попытаемся взглянуть на другую сторону.

Мы перешли на другую сторону галереи. Окно там выходило на маленький дворик с лужайкой между двумя зданиями. Там, о чем-то разговаривая, шли два человека, и я узнал их. Один из них был епископом Гардинером, крепко сбитым, с красным лицом и снова одетым в белую шелковую сутану. Другой, помоложе, широкоплечий и угрюмый, с черной бородой, был Джоном Дадли, лордом Лайлом, командовавшим в прошлом году морскими силами при Портсмуте. Его оборонительная стратегия помогла отразить вторжение. Значит, теперь он вернулся из своей миссии за границей — еще один старший советник, благосклонный к радикалам. Все шахматные фигуры были теперь расставлены. Я видел, что Гардинер что-то воодушевленно говорит и на его грубом лице появилось вежливое выражение. Что-то в положении тел и осанке этих двоих говорило, что епископ защищается. Лорд Лайл наклонил голову. Вот как, подумал я, происходит действительная борьба за власть: разговорами в углах и садах, киванием, пожиманием плечами, наклонами головы… Но ничего не записывается.