Imprimatur - Мональди Рита (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно txt) 📗
Вконец обессиленный Атто опустился на каменную стену. Дульчибени швырнул сундучок вниз. Несколько секунд спустя послышался глухой удар.
Дульчибени воспользовался передышкой и втянул в себя мамакоки из табакерки, затем и ее отшвырнул подальше от себя победным и презрительным жестом.
Однако эта бравада стоила ему равновесия. Он слегка покачнулся и, несмотря на все усилия удержаться, накренился вправо, где стоял большой деревянный крест.
Все произошло в долю секунды. Он вдруг поднес руки к голове, словно страдал от мучительной боли или внезапного приступа недомогания, и рухнул на крест. Тут уж равновесие было окончательно им потеряно, и его тело полетело вниз внутрь Колизея, преодолев расстояние в несколько человеческих ростов. Фортуне было угодно сохранить ему жизнь и потому первый удар пришелся о кирпичную стену, наклонно идущую вниз, что смягчило его, и только потом он шмякнулся на каменные плиты, принявшие его так, как река принимает обломки кораблей, не выдержавших испытания бурей.
Без помощи молодцев Баронио нам пришлось бы очень туго, и никогда бы не перенесли мы бездвижное тело Дульчибени. Он был жив и несколько минут спустя уже пришел в сознание.
– Ноги… я их не чувствую, – были его первые слова.
Подземные жители тут же откуда-то откопали тележку, видимо, принадлежавшую зеленщику, – старую, разбитую, но все же на ходу. Конечно, мы с Атто могли бы оставить Дульчибени в развалинах Колизея, но это, по нашему единодушному мнению, было бы бесполезной и даже вредной жестокостью – рано или поздно его все равно нашли бы. А хуже всего то, что, отсутствуй он во время очередной проверки, все постояльцы снова оказались бы в затруднительном положении.
Решение спасти Дульчибени подействовало на меня успокаивающим образом: трагичная история его дочери не оставила меня равнодушным.
Возвращение в «Оруженосец» было похоже на бесконечный страшный сон. Чтобы не попасть в руки сбиров, пришлось пробираться самым причудливым путем.
Примолкшая и невеселая братия, помогавшая нам, явно была удручена мыслью, что не удалось помешать Тиракорде ускользнуть с его пиявками и что уже завтра станет известно о болезни папы. В то же время отчаянное состояние Дульчибени никому не внушало мысли выдать его: стычка со стражами порядка побуждала к соблюдению осторожности и молчанию. Для всех было лучше, чтобы о событиях этой ночи не осталось и следа, ну разве что в воспоминаниях.
Слишком многочисленный отряд неизбежно привлек бы внимание, и потому часть искателей реликвий покинула нас, попрощавшись бурчанием вместо слов. Нас осталось семеро: Угонио, Джакконио, Полонио, Груфонио, Атто, Дульчибени (лежащий на тележке) и я.
Поочередно толкая тележку, мы добрались до церкви Иисуса неподалеку от Пантеона, оттуда путь лежал по подземным галереям. И тут я обратил внимание на то, что Джакконио отстал. Я всмотрелся в него: он еле волочил ноги. Я указал на него остальным. Мы остановились и дождались его.
– Спешка для него погубительна. Дыхалка не выдерживает, – объяснил Угонио.
Но было ясно, что дело не только в крайней усталости. Он прислонился к тележке, а затем сполз на землю и оперся о стену. Дышал он с трудом.
– Джакконио, что с тобой? – с беспокойством спросил я его.
– Гр-бр-мр-фр, – пробурчал он, указав на живот.
– Ты устал или тебе плохо?
– Гр-бр-мр-фр, – повторил он свой жест, словно ему нечего было больше добавить.
Даже не задумываясь, я протянул руку и дотронулся до его балахона в том месте, на которое он указал. Там было мокро.
Раздвинув полы, я тотчас узнал неприятный, но знакомый запах. Остальные сгрудились возле нас. Атто Мелани подошел ближе всех, ощупал одежду Джакконио и поднес пальцы к носу.
– Кровь. Господи Иисусе, нужно взглянуть, что там, – и быстрыми нервными движениями развязал веревку, удерживающую полы балахона. Посреди живота зияла рана, из которой струилась кровь. Рана была серьезная, было вообще непонятно, как он столько времени продержался на ногах.
– Боже мой! Нужно что-то сделать, он не может идти с нами, – потрясенно проговорил я.
Установилось молчание. Нетрудно было догадаться, какие мысли обуревали всех. Пуля, угодившая Джакконио в живот, была выпущена из пистолета Дульчибени, который, сам того не желая, смертельно ранил несчастного.
– Гр-бр-мр-фр, – выдавил из себя Джакконио, махнув рукой вперед и показывая тем самым, что нам следует продолжать путь.
Угонио встал перед ним на колени и стал что-то говорить, скороговоркой произнося слова и несколько раз повышая голос. Джакконио отвечал привычным бурчанием, но голос его становился все слабее.
Атто догадался первым, чего следует ожидать.
– Но не можем же мы бросить его здесь! Зови друзей, – обратился он к Угонио. – Пусть придут за ним! Нужно что-то придумать, позвать кого-нибудь, хирурга…
– Гр-бр-мр-фр, – легко, но очень твердо выговорил Джакконио, это прозвучало как некая последняя и не подлежащая обсуждению воля.
Угонио нежно коснулся его плеча, после чего встал, как будто их разговор был окончен. Полонио и Груфонио также, в свою очередь, подошли к раненому и обменялись с ним загадочными и смущенными словами. После чего преклонили колени и принялись молиться.
– О нет, – простонал я, – этого не может быть.
Атто, за все время нашего знакомства с искателями реликвий не выказывавший к ним ни малейшей симпатии, тоже не сдержал своих чувств: отойдя в сторонку, закрыл лицо руками и беззвучно зарыдал, так что только подрагивающие плечи выдавали его. Было похоже, что наконец-то он излил все, что накопилось на душе: жалость к Джакконио, Фуке, Вене, самому себе – предателю, а возможно, и преданному; одиночество. Размышляя над тем, что сказал по поводу смерти Фуке Дульчибени, я физически ощущал, как между мной и Атто сгущаются тучи.
Джакконио становилось все тяжелее дышать; мы молились за него. Затем Груфонио отлучился, чтобы предупредить членов шайки (так, во всяком случае, мне показалось), и несколько минут спустя они явились, подняли бедное тело и унесли. «По крайней мере его достойно похоронят», – подумалось мне.
На моих глазах прошли последние мгновения жизни Джакконио. Угонио поддерживал голову умирающего, вокруг толпились его собратья. Жестом призвав всех к молчанию, Джакконио в последний раз проговорил: – Гр-бр-мр-фр.
Я вопросительно взглянул на Угонио, и тот, рыдая, перевел: «Будто слезинки в дождичек».
На этом земной путь несчастного оборвался.
Иных объяснений мне и не требовалось: этими несколькими словами Джакконио выразил всю скоротечность бытия: мы как слезы в дождь, с самого рождения теряющиеся в неумолимом потоке земной юдоли.
Когда Джакконио унесли, мы продолжали путь с сердцем, исполненным невыразимой печати. Я шел с низко опущенной головой, словно подталкиваемый неведомой силой. Горе мое было столь непомерно, что у меня недоставало смелости взглянуть на Угонио из боязни не сдержать слез. На память пришло все пережитое вместе: исследование подземного города, история со Стилоне Приазо, проникновение в дом Тиракорды… Я представил, сколько им довелось преодолеть бок о бок, и, сравнив свои чувства с тем, что должен испытывать Угонио, понял всю безмерность и невозвратность этой потери для него.
Сам же я горевал так, что остаток пути отошел на задний план и не слишком запечатлелся в памяти. Осталось лишь главное: спуск под землю, тяжелейший переход, перенос Дульчибени в его комнату в «Оруженосце». Чтобы спускать и поднимать его по бесчисленным лестницам, колодцам, протаскивать в люки, пришлось соорудить нечто вроде носилок из досок той самой тележки, которая послужила нам на поверхности. Так, накрепко привязанный к своему ложу, Дульчибени в бреду был доставлен нами – четырьмя членами шайки, мной и Атто – в «Оруженосец».
Уже светало, когда подземные работяги распрощались с нами и исчезли. Что и говорить, я страшно боялся, как бы Кристофано не услышал нас, особенно когда мы оказались в чулане «Оруженосца» и затем пробирались по второму этажу. К счастью, Кристофано спал: из-за его двери доносилось мирное похрапывание.
