Гибель и возрождение - Пирс Йен (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
— А что он должен был сказать? Вы совершили промах и, чтобы оправдаться, начали громоздить обвинения на кристально честного человека. И он еще должен вам помогать? Человек пониже рангом просто накатал бы на вас жалобу и на этом успокоился.
— Я чувствую, вы все тут полные идиоты.
— Простите?!
— А вы еще больший идиот, чем все остальные. Мы делаем самый обычный запрос в греческую полицию, ответ на который обычно занимает несколько недель. Не проходит и суток, как нас приглашает на встречу чиновник высочайшего ранга из греческого разведывательного управления и пытается направить наше расследование в другое русло. Вы не находите это странным?
— Нет.
— Я готова признать, что человек, арендовавший машину, и семидесятидвухлетний миллионер — разные люди. Но в таком случае сегодняшняя встреча не имела смысла. В чем заключалась помощь этого вашего грека? Ну?! — грозно спросила Флавия.
В ответ дипломат только пожал плечами и распрощался. Флавия и Альберто вышли в пустынный коридор.
— Кретин, — сказала Флавия, захлопнув дверь кабинета. — Только время зря потратили.
— Ты ему поверила? — спросил Альберто. — Я имею в виду Фостиропулоса?
— Я поверила тому, что он сказал. Но меня больше волнует то, что он не решился сказать. Боюсь, от греков нам помощи не дождаться. Придется работать самим.
Они спустились по лестнице и отстояли очередь в бюро пропусков, чтобы подписать их на выход.
— Это оставили для вас, синьорина, — сказал дежурный, забирая у Флавии пропуск и протягивая ей конверт.
Она открыла его и вытащила записку:
Уважаемая синьорина ди Стефано!
Надеюсь, вы окажете мне честь, встретившись со мной в «Кастелло» в шесть часов вечера.
Фостиропулос.
— О-о, — застонала Флавия, — только этого не хватало. Мало того что потратила на него все утро, так я еще должна угробить на него и весь вечер!
— Не ходи, — предложил Альберто.
— Нет, уж лучше пойду. Кто знает, зачем он меня позвал. Если опять не скажет ничего путного, я им все-таки устрою инцидент. Вообще, ненавижу все эти встречи в верхах. Тем более как сегодня — когда это просто пустая перебранка.
— В полиции в принципе нелегко. Во всяком случае, теперь ты понимаешь, почему они так много платили Боттандо.
— Ты уже слышал?
— О да, слухами земля полнится. Надеюсь, это не приведет к слишком большим переменам? Как поступят с тобой?
— Мне предложили занять место Боттандо.
— Я впечатлен, мадам. — Он галантно склонил голову.
Флавия засмеялась.
— Как ты думаешь, я справлюсь?
Он задумался.
— Ну же, говори, — подтолкнула она.
— Конечно, справишься. Только если ты будешь всем грубить так же, как этому дипломату, народ взмолится, чтобы вернули Боттандо.
— Ты считаешь, я вела себя очень грубо?
— Недипломатично.
— Ох. Я немного волновалась.
— Когда в следующий раз захочешь сообщить кому-нибудь, что он кретин и имеет мозги размером с горошину, постарайся хотя бы кокетливо улыбаться.
— Думаешь, это поможет?
— Немного. Флавия кивнула:
— Может, ты и прав. Я попробую.
— Это должно войти в привычку.
— А теперь скажи мне: чем ты намерен сегодня заняться?
Альберто застонал:
— Можно подумать, ты не знаешь. Сейчас приду, и начнется вся эта тягомотина: проверка гостиниц, аэропортов и кредитных карт, бесконечные допросы… Я уж не говорю о том, что мне придется писать объяснительную, почему мы задействовали шесть спецмашин и тридцать пять человек в полной боевой амуниции для того, чтобы арестовать одного-единственного человека в гостиничном номере. Нас уже обвинили в том, что мы чуть не развязали гражданскую войну. И все это мне придется рассказывать огромному количеству людей, профессия которых заключается в том чтобы учить других, как нужно делать то-то и то-то, при том что сами они ничего этого делать не умеют. Своей бурной деятельностью они пытаются убедить общественность, будто стоят на страже ее интересов. Флавия кивнула:
— Так и есть.
— Ну а ты чем займешься?
— Трудно сказать. Сначала съезжу в больницу — узнаю, не пришел ли в себя отец Ксавье и можно ли с ним поговорить. Если окажется, что можно, — послушаю, что он скажет. Если нет, боюсь, придется весь день просидеть за рабочим столом, ломая руки в томительном ожидании новых сведений.
Джонатан Аргайл был далек от сомнений и колебаний Флавии. Напротив, в это утро он имел все основания надеяться, что сумеет добиться четкого результата. Преступление как таковое никогда не интересовало его в том смысле, в каком оно волновало Флавию. В его обязанности не входило сажать людей за решетку. Как всех нормальных людей, Джонатана гораздо больше интересовали причины преступления. Он полагал, что следствие может превратиться в весьма увлекательное занятие, если вести его, отталкиваясь от причины. Конечно, такой подход нечасто приводит к аресту преступника, но Джонатана это не волновало. В конце концов, как украли икону, более-менее ясно. Ее просто взяли и унесли. Легко. Вопрос, кто украл картину, был более интересен, однако и он предполагал только два варианта ответа, судя по тому, что ему рассказывала Флавия. А вот выяснить, зачем ее украли, — это уже задача для настоящих интеллектуалов, для людей с нестандартным складом ума.
На протяжении нескольких веков эта икона, якобы принесенная ангелами, не привлекала к себе никакого интереса. Сегодня утром Аргайл проснулся с твердым намерением выяснить, почему ситуация вдруг изменилась, И был готов потратить на это весь день. Даже неделю, если понадобится: он задал студентам эссе, над сочинением которого им придется покорпеть не один день.
Флавии Джонатан ничего не сказал — он любил преподносить сюрпризы в законченном виде. У него появилась одна идея: попытаться узнать, почему Буркхардт вдруг заинтересовался маленькой «Мадонной».
Явившись в монастырь, он объяснил цель своего визита отцу Жану.
— Пожалуйста, вы можете посмотреть архив, если считаете, что в этом есть смысл, — с готовностью откликнулся отец Жан.
— А у вас нигде не отмечено, какие именно документы он смотрел?
— Кто — он?
— Буркхардт. Убитый, которого нашли в реке. В своей статье он ссылался на ваш архив — значит, он воспользовался его материалами. Это очень важно — узнать, что именно он смотрел.
На этот раз удача отвернулась от Аргайла. Отец Жан отрицательно покачал головой:
— Сожалею.
— Вы не ведете такие записи?
— Нет. В тех редких случаях, когда к нам обращаются с просьбой воспользоваться архивом, мы просто отдаем ключ от помещения, и все.
— У вас есть каталог имеющихся документов?
Отец Жан улыбнулся:
— В некотором роде, но вряд ли он вас удовлетворит. Он никуда не годится.
— Он даст мне хоть какое-то представление.
— Боюсь, что нет.
— Отчего так?
— Архивом заведовал отец Чарлз, он знал его вдоль и поперек.
— Но отец Чарлз, как я понял, умер.
— О нет, он полон жизни, но ему уже за восемьдесят, и голова у него уже не та, что раньше.
— Он сошел с ума?
— Боюсь, что так. У него бывают просветления, но все реже и реже.
— И он не составил каталог?
— Нет. Мы планировали заняться им, но когда отец Чарлз перенес удар, пришлось отказаться от этой идеи. Без его подсказки нам пришлось бы начинать с нуля. В настоящий момент мы заняты более насущными делами.
— Да, это сильно осложняет мою задачу. А нельзя ли мне с ним повидаться?
— В принципе можно. Только я сейчас не смогу вас к нему проводить. У нас возникли большие проблемы.
— Какого рода?
Отец Жан сокрушенно покачал головой:
— Мы столкнулись с подъемом религиозных чувств у местного населения.
— Вас это не радует?
— Говоря откровенно, я пока не знаю, как к этому отнестись. Наш орден уделяет столько внимания больницам и школам, что братья забыли, что такое истинное религиозное чувство, и не знают, как им быть в такой ситуации. Тем более что вера местных жителей основана, на мой взгляд, на суеверном страхе.
