Заговор Ван Гога - Дэвис Дж. Мэдисон (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗

– Да, – подхватил Юст Берген. – Я тоже так считаю. Понимаете, получаемый разброс дат вряд ли поможет. Что, например, нам скажет диапазон в двадцать лет? Вряд ли что-нибудь полезное, хотя я и не спорю, что иногда такая датировка существенно важна.

– Даже и не смейте сравнивать картину с туринской плащаницей, – проворчал Турн. – Ваша плащаница не что иное, как средневековая фальшивка.

Из публики послышалось несколько изумленных вздохов, кто-то присвистнул, раздались смешки. Эксперты неловко переглянулись.

– Что ж, – сказал Жолие, – мы, к счастью, собрались здесь вовсе не для решения проблемы с плащаницей.

– Она уже давно решена, – фыркнул Турн.

– Может быть, у кого-то есть вопросы? – с надеждой в голосе обратился Антуан к залу.

Встала какая-то женщина от французского телевидения и, не обращая внимания на договоренность, что пресс-конференция проводится на английском, скороговоркой выпалила в Жолие каким-то длиннющим вопросом на своем родном языке.

– Ah, oui, – ответил тот. – Peut-etre, madame [10].

– Я полагаю, – сказал Балеара, – что предварительные выводы мы сможем дать буквально через несколько дней.

Он оглянулся на своих коллег, ожидая согласия.

Креспи одобрительно махнул рукой. Берген пожал плечами.

– Если подделка, то времени обычно уходит мало, – сказал Люц.

– А если подлинник? – спросил Турн насмешливо. – Времени уйдет много?

– Мои собственные изыскания довольно продолжительны, так как они требуют работы в архивах, – ответил Люц, – однако технические методы могут сразу выявить противоречия.

– Да, конечно, – сказал Балеара. – Причем отсутствие противоречий вовсе не означает доказательство подлинности.

– О, если вы начнете противоречить мне, то окажетесь не правы, – надменно заявил Турн. – Здесь нет никаких сомнений: данный автопортрет принадлежит собранию «Де Грут».

Британский репортер снова вскочил на ноги.

– Предположим, доктор Турн прав и это действительно настоящий Ван Гог. Сколько за него дадут на аукционе?

Эксперты молча переглянулись.

– Вполне приличную сумму, – наконец сказал Балеара, и все рассмеялись, исключая Турна.

– Да, но конкретно сколько? – продолжал настаивать репортер. – Миллион евро? Десять миллионов евро? Двадцать?

– Вы должны понимать, – вмешался Жолие, – что мы не можем говорить о настроении рынка. Если у нас подлинник, то сначала требуется установить законного владельца. И именно от него или, скажем, от организации-владельца будет зависеть, продается ли эта картина или нет. А здесь наша работа не играет никакой роли.

– О, пожалуйста, не делайте вид, будто сами об этом не задумывались! Есть люди, которые очень даже заинтересованы в результатах вашей экспертизы. – Репортер показал на адвокатов Минского. – Кое-кого вы можете сделать весьма богатым человеком.

– «Подсолнухи» Ван Гога в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году были проданы за сумму более тридцати девяти миллионов долларов, – признал Жолие. – При этом, кстати, разгорелся спор о подлинности картины. Причем чуть позднее, в том же самом году, «Ирисы» Винсента принесли почти пятьдесят четыре миллиона, а в девяностом портрет доктора Гаше был продан уже за восемьдесят два с половиной миллиона долларов.

Турн вскочил на ноги.

– Искусство – не предмет для торга! – зашипел он. – Искусство гораздо важнее денег! Только идиот способен вообразить, будто его можно мерить деньгами! Вы спрашиваете, чем я могу доказать подлинность? Мне не нужно смотреть на собственную руку и задаваться вопросом, подлинная ли она! Я просто знаю! Это портрет из коллекции «Де Грут»! Он бесценен!

Его убежденность, подчеркнутая свистящей тростью, которой он размахивал как эспадроном, вызвала к жизни фейерверк фотовспышек. «Ага, пресса наконец-то получила желаемое», – подумала Эсфирь.

Хенсон обернулся к девушке и закатил глаза. Негодующий Турн уже собрался было покинуть зал, однако его остановила овация публики. Люди повскакивали с мест, и пресс-конференцию поспешили закрыть.

Хенсон с Эсфирью пересекли Паулус-Поттерстрат и пошли вдоль улицы Ван-дер-Вельдстрат в направлении гостиницы «Акка интернейшнл».

– Ну что ж, – сказал Хенсон, – похоже, у нас есть пара деньков на осмотр города.

– Ты когда-нибудь видел эксперта, готового дать заключение через пару дней?

Хенсон энергично покачал головой вправо-влево, будто разминая затекшую шею.

– Видел, – сказал он меланхолично. – Доктор Турн, к примеру.

– О, в нем может говорить простое тщеславие.

– Да, тщеславие – мать эгоизма. Или дитя убежденности. Между прочим, эгоизм вовсе не означает автоматически, что он ошибается. Думаю, наоборот, нам следует вооружиться гипотезой, что он прав. – Хенсон шагнул в сторону, пропуская между собой и девушкой потного толстяка, облаченного в защитную куртку со множеством карманчиков. – И самое главное, надо как можно подробнее проследить путь картины. А если комиссия решит, что она поддельная, то такой ответ, по их словам, мы получим очень скоро. Так что мы не очень много усилий потратим зря.

– Тогда есть смысл просто поглазеть на город за государственный счет.

– Знаешь, я ненавижу понапрасну терять время. А ты была когда-нибудь в Амстердаме?

– Ты все время забываешь, что я работаю турагентом.

– Мне консьержка сказала, что торговый квартал совсем недалеко, от гостиницы через канал.

– У меня все есть.

Он прищелкнул языком.

– Ладно. Может, тогда поужинаем в ресторане, а пока решим, где именно? Консьержка говорит, что ночная жизнь тоже неподалеку.

– Меня интересует только один вопрос. Не вернуться ли мне домой?

– Из-за матери?

Эсфирь остановилась у фонтана перед гостиницей. В зеленоватой воде тихо покачивался полуразмокший сигарный окурок.

– Что, если она услышит про Сэмюеля Мейера? У них в доме престарелых есть телевизоры. Обычно она никак не реагирует на внешний мир, даже не замечает его, но… а вдруг у нее будет шок? Нет, мне лучше вернуться.

Хенсон неподвижно стоял рядом, руки в карманах, глаза рассеянно блуждают по гостиничному фасаду. С соседней улицы донесся автомобильный гудок.

– В таком случае ты никогда не найдешь ответа на свои вопросы, – наконец сказал он и взглянул ей в лицо, словно желая проверить, не слишком ли далеко зашел в своем мнении.

Девушка скрестила руки на груди. Да, в этом-то все и дело. Она боялась узнать, что ее отец был одним из них, одним из тех, кто принимал участие в «окончательном решении» [11].

– Слушай, Эсфирь, я тут подумал… Может, завтра утром стоит съездить в Бекберг? Туда, где был музей «Де Грут»?

– Не знаю.

– Хм-м… У нас в гостинице есть небольшой бар. Не пропустить ли по стаканчику? Сам-то я пью не часто, но… в конце концов, здесь Европа и… ну… может, зайдем, а? Возьмем вина? Пива? Что-нибудь в таком духе? Мы ведь в столице пива…

Пока он говорил, Эсфирь молча разглядывала его лицо, пытаясь решить, покраснел ли он на самом деле, или это только так кажется. Нет, тут дело не в вине. Бойскаут.

– Давай вот как, – сказала она. – Я сначала пойду прогуляюсь в Вондельпарк, потом поднимусь в номер, на пару часов залезу в ванну, сделаю пару-другую звонков и лягу баиньки.

– Да ведь еще пяти нет, – удивился Хенсон.

– А завтра утром мы поедем в Бекберг. После этого я тебе ничего обещать не могу.

– Ладно, – сказал он. – Хорошо.

– Так что особо не задерживайся в Валлене.

– Ва… Где?

– В квартале красных фонарей.

– Боже упаси! – быстро выпалил он.

– Местечко там старинное. Масса интересной архитектуры.

– Я покупаю «Плейбой» только из-за комиксов.

– Ты читаешь «Плейбой»?

– Ну… не то чтобы читаю. Это просто поговорка такая.

– Бойскаут! – Она рассмеялась и направилась в парк.