Трезуб-империал - Данилюк Эд (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Капитан пожал плечами.
— А если на другом конце провода скажут: «Погоди минутку, у меня молоко на плите сбежало»? Или: «Извините, ее срочно вызвали в местком»? Это несколько разрушит торжественную атмосферу, не правда ли? Да и как нанести себе удар бритвой под трезвон телефона? А ведь кому бы вы ни позвонили с известием, что собираетесь совершить самоубийство, тот человек сразу же начнет вам перезванивать. Вы что по этому поводу думаете, товарищ капитан? — Киевлянин подождал ответа, но Сквира молчал.— Телефонная связь была плохой, разговор — очень коротким, так что звонить вполне мог не Рыбаченко. Не говоря о том, что после того, как звонивший назвал Ващенко «Корчагиным», а потом сказал то, что сказал, она уже не могла критически относиться к разговору. Вы согласны, товарищ капитан? Прозвище девушки Рыбаченко не являлось тайной. Да, его редко употребляли, но друзья вполне могли о нем помнить. Не так ли?
Сквира кивнул.
— Если позволите, версия с самоубийством оставляет множество вопросов. Почему Рева сбежал с юбилея столь внезапно? Куда подевались остальные два альбома с монетами? Ведь пропала целая группа монет, которую в доме Рыбаченко так и не нашли. Равно как и ангелочка с серебряной пепельницей. Где они?
Икрамов слегка нагнулся, и на его лице вдруг вспыхнул безжалостный огонь черных глаз сурового Узбека, предводителя неисчислимых монголо-татарских орд. У Сквиры по спине пробежал холодок.
— И, наконец, главный вопрос, — Подполковник четко выговаривал каждое слово, — откуда взялась золотая монета с трезубом?
Капитан с трудом заставил себя пошевелиться.
— Мы это как раз… ну… выясняем.
— Прекрасно, — киевлянин выпрямился. — Но вы этого не выясните, если будете исходить из неправильных предположений. Вы уверены, что Геннадий не был убит?
— Запертое изнутри помещение, отсутствие следов борьбы, отпечатки пальцев Рыбаченко на бритве…
Икрамов склонил голову, скептически глядя на Северина Мирославовича.
— Да, гипотетический убийца мог быть близко знаком с Рыбаченко, поэтому и не осталось следов борьбы, — буркнул Сквира. — Но отпечатки пальцев на бритве? Как оставить отпечатки пальцев зарезанного человека так, чтобы поверх них были потеки его же крови?
— Как? — задумчиво переспросил Икрамов. — Вы в перчатках или обмотали руку платком. Берете бритву, втыкаете ее жертве в шею. Что сделает тот человек?
— Вытащит бритву из раны… — пробормотал капитан, холодея.
— Да, именно так он и поступит, — кивнул подполковник. — На бритве окажутся отпечатки его пальцев. А поверх них натечет его же кровь. Кстати, это объясняет глубокие порезы на пальцах Рыбаченко. Когда вытаскиваешь бритву из своей шеи, не до того, чтобы беречь пальцы. Хватаешь лезвие, как придется, лишь бы побыстрее…
Северин Мирославович растерянно оглянулся на Козинца.
— Но брызги крови! — воскликнул он, пытаясь как-то опровергнуть эту нелепую, абсурдную версию. — От них при порезе сонной артерии невозможно увернуться. Вся одежда и обувь были бы в крови! А кровавых следов в доме не было. Да и невозможно идти по улице в залитой кровью одежде! Умыться же и почиститься там просто негде — водопровода нет, в тазах мокло белье…
— Как увернуться? — По тону Сквира сразу понял: подполковник прекрасно знает, как. — Вы заходите сзади и бьете бритвой спереди назад, оставаясь при этом за спиной у жертвы. А чтобы тот человек не встал, не обернулся или еще как-то не забрызгал вас своей кровью, вы держите его, нажимая другой рукой на голову. Держать нужно всего несколько секунд, пока он лихорадочно пытается вытащить бритву из шеи. Потом у него уже не будет сил встать.
— Но у убийцы как минимум одна рука при этом была бы в крови! — торжествующе объявил капитан и тут же понял свою ошибку.
— Мы же договорились, что он был в перчатках или обмотал руку платком, — все также медленно и рассудительно сказал Икрамов. — Потом он их снял, как, впрочем, мог снять и верхнюю одежду, если на нее попала кровь. Он даже мог разуться. И вообще переодеться, полностью, с головы до пят…
Сквира беспомощно смотрел на подполковника. Потом, подчиняясь мгновенной вспышке решительности, довольно зло произнес:
— Всему этому есть более простое объяснение. На бритве остались отпечатки пальцев Рыбаченко, потому что он сам себя ударил. Кровавых следов в доме не найдено, и по улице никто в окровавленной одежде не бегал, потому что во время самоубийства никого рядом не было. Следов борьбы не осталось, потому что Гена находился в доме один… — Северин Мирославович тяжело дышал. Решительность его иссякла, он сник и уже без прежней уверенности добавил: — Ну почему нужно притягивать… э-э-э… за уши версию с… ну… убийством! Ничего в пользу этой версии…э-э-э… не говорит…
— Ангелочка не нашли, — спокойно возразил Икрамов. — Пепельницы и двух альбомов нет. Прощальной записки не обнаружили. По возможному участию Рыбаченко в убийстве Ревы множество вопросов… — Он помолчал несколько секунд. — Да и на кухне у Геннадия творилось множество загадочных вещей… Чистый стакан и две чистые тарелки среди грязной посуды в мойке. Можете их объяснить?
— Мало ли…
— Мало ли… — кивнул Сурат Бахтиерович. — А может, убийца и убитый ели и пили вместе? Убирая посуду со стола, убийца получил возможность спокойно бродить по дому, взять бритву, зайти Рыбаченко за спину… Потом он вымыл тарелки и свой стакан, чтобы не осталось его отпечатков пальцев — есть и пить в перчатках он точно не мог. Заодно уничтожил следы своего пребывания в доме. При отсутствии чистой посуды на кухне Рыбаченко ставить чистые стакан и тарелки со свежими каплями воды на полку он не мог. Решил спрятать их среди грязной посуды… Или еще одна кухонная загадка…
— Какая? — как-то уж слишком поспешно спросил Сквира и сам от этого смутился.
— Помните содержимое мусорного ведра?
— Конечно, — Северин Мирославович неуверенно оглянулся на Козинца. Тот оторопело переводил взгляд с подполковника на Сквиру и обратно. — Скорлупа яиц, очистки… э-э-э… картофеля и две пустые консервные банки из-под… ну… кильки в томате…
— У вас по-настоящему хорошая память! — вполне благожелательно отозвался Икрамов. — А что было подо всем этим?
— Газета, — капитан не мог уяснить, к чему он клонит. — С некрологом Ревы. Видно, Рыбаченко прочитал этот некролог, и это стало последней… ну… каплей…
— Когда принесли газету?
— Когда… — растерялся Сквира. — Когда? Ну, утром, наверное… — Затем вспомнил и сник: — Около двух часов дня… Почтальон встретил в это время лейтенанта Козинца, отнесся к нему с подозрением и рассказал о нем соседу.
— Значит, за три часа до предполагаемого самоубийства? Раз газета лежала подо всем перечисленным вами мусором, то Рыбаченко чистил картошку, жарил яйца и вскрывал банки с килькой после того, как получил эту газету. Теперь понимаете?
Теперь Сквира понимал.
— Кстати, Кирилл Олегович… — Так звали подполковника Чипейко, и капитан нервно дернулся. Глаза Сурата Бахтиеровича на мгновение удивленно расширились. — Кирилл Олегович передал вам целую папку заключений экспертов. Я в машине позволил себе пролистать ее, и знаете, товарищ капитан, я склоняюсь к мысли, что с бóльшей вероятностью мы имеем дело именно с убийством. — Икрамов развязал тесемки красной папки, лежавшей на столе. — «За 15-30 минут до смерти гр. Рыбаченко пил водку и ел яичницу и жареную картошку…» Куда девалась килька в томате, кстати? Картошка в желудке, яйца тоже. А где содержимое двух консервных банок?
Северин Мирославович слегка повел плечами.
— Впрочем, есть кое-что поважнее. Время обеда. Если позволите, товарищ капитан: я не могу себе представить самоубийцу, который за пятьдесят минут до смерти чистит картошку. Не для кого-то — для себя. А вы можете? — Икрамов спокойно посмотрел на Сквиру, потом на Козинца и вновь перевел взгляд на Северина Мирославовича. — Точно так же я не могу представить себе самоубийцу, который за полчаса до смерти жарит себе яичницу. Или ест ее за двадцать минут до рокового шага. Ест и обдумывает, что сказать любимой девушке во время прощального звонка. Ест и знает, что, когда дожует последний кусок, сразу же ударит бритвой по собственной шее!
