Лабиринт Ванзарова - Чиж Антон (онлайн книга без TXT, FB2) 📗
– Может быть, вам немного отдохнуть, господин Котт? – спросил Ванзаров.
– Мы, ученые, привыкли жертвовать собой, – заявил Аполлон Григорьевич за обоих. – Не так ли, коллега?
Доктор Котт выразил согласие. Он положил экран на верхний виток медной спирали, зацепил оба медных провода, сжав их концы в кулаке. Лебедев с готовностью подложил чистый лист.
– Что будем искать, господа?
Ванзаров обратил криминалисту немой вопрос, тот ответил чуть заметным движением глаз. Они прекрасно понимали друг друга. Столько лет ловят преступников вместе, никакой машинке правды не совладать.
– Если не ошибаюсь, – начал Ванзаров, – преступление должно давать сильный выплеск психической энергии.
– Вероятно, вы правы, – ответил Котт. Он замедлял дыхание, а карандаш держал на изготовке.
– В таком случае поищите образы преступления, которое могло быть совершено недавно, да хоть сегодня ночью…
Доктор закрыл глаза. Какое-то время он сидел неподвижно, пока не вздрогнул. Карандаш ожил и забегал по бумаге. Котт дергал головой, словно его било электрическим током, карандаш носился над листом. Как вдруг грифель воткнулся в бумагу с такой силой, что хрустнул, карандаш выпал из пальцев, доктор выпустил медные провода. Он откинулся на спинку стула, будто умер.
Лебедев дал знак его не трогать. Ванзаров поднял листок. Криминалист оказался у него за плечом. В бумаге зияла дырка с грифельным ободком. В хаотичном беспорядке были разбросаны слова: «Публичка… Напротив… Фигуры… Золя… Комната… Ремень… Стул… Зеркало… Холодное тело… Шинель… Осколки… Ночь… Сапоги… Шарф… Поймать…»
Ванзаров беззвучно спросил: «Понимаете, что это значит?»
На что получил точный ответ криминалиста: «Без малейшего понятия».
– Что там, господа, получилось?
– Результат интересный, – ответил Ванзаров. – Но бесполезный.
– Отчего же? – Котт открыл глаза.
– Образов много, но где конкретно и что произошло?
– Я не знаю, господа, что записал… Автоматическое письмо не поддается логике.
– Вы не знаете, что пишете?
– Конечно, нет! – Доктор сел вполне прямо.
– Как же так: видите образы, но не ведаете, что творит собственная рука? – спросил Лебедев. – Трудно поверить.
– Господа, я всего лишь передаточное звено в цепочки психической энергии. Моя задача настолько освободить собственное сознание, чтобы чужая энергия вошла в него и обратилась в слова. Помимо моей воли.
– В таком случае, вы выполняете роль медиума, – заключил Ванзаров. – Без вас аппарат бесполезен.
Кажется, доктор приложил усилия, чтобы не разразиться возмущением. А то и криками.
– Вы правы, господин Ванзаров, – ответил он мягко. – Любым аппаратом надо уметь управлять: хоть паровозом, хоть швейной машинкой. Приемы, которые позволяют руке фиксировать образы без участия сознания, чрезвычайно просты. Я могу обучить каждого. Любого чиновника полиции. Даже вас, если немного умерите скептицизм.
– Разве графический автоматизм, как это называется, не один из приемов спиритизма или результат гипноза?
– Нет! – вскрикнул Котт, подскочив. Он вцепился руками в край стола так, что старая мебель скрипнула. – Нет и еще тысячу раз нет… Да, спириты и прочие шарлатаны показывают графический автоматизм как прием общения с загробным миром. Но это наглый обман. Да, профессор Пьер Жане проводил наблюдения над истерическими больными, у которых были проявления механического письма анестетической рукой… Да, под гипнозом люди начинают писать, не зная, что делают. Но это психическая болезнь. А мой метод – научный. Он позволяет освоить приемы психической самодисциплины и применить их вместе с аппаратом. Что вы и увидели… Я ученый, доктор… У меня снова есть пациенты… Много пациентов… Моим методом я уже помогаю больным… Больше всего я хотел бы принести пользу обществу… Искоренить зло и преступления ясновидением… Мне нужна помощь, а не презрительное сомнение… Наглотался его достаточно…
– Блестяще, коллега! – воскликнул Лебедев и одобрительно похлопал Котта по плечу, отчего того перекосило.
– Крайне признателен, Аполлон Григорьевич, – волнение не угасло, но Котт овладел собой. – Мы пока не можем проникнуть в нижнее сознание и понять, какие процессы там происходят, но мы можем фиксировать их. Мой аппарат уловил чью-то сильную эманацию, моя рука передала образы в слова, дальше вам надо разгадать ребус. Войти в лабиринт и найти выход.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Ребус, – повторил Ванзаров в задумчивости, словно в полусне, которая Аполлону Григорьевичу была знакома. В такие моменты его друг отправлялся в мыслительные дебри, из которых возвращался не с пустыми руками. – Золя… Шинель… Осколки[26]… Что их объединяет?
– Библиотека, что же еще! – от любопытства Лебедев не мог устоять на месте. – Доктор уловил образ Публички[27]. Все сходится!
– Сообщений о преступлении не поступало.
– Тогда поехали проверим! – Лебедев подхватил саквояж и пальто. – Коллега, собирайтесь, поедете с нами.
– Прошу простить, господа, не в этот раз, – ответил доктор.
– Разве вам не интересно посмотреть на реальность, которую описал графический автоматизм? Вы же ученый, а это настоящий результат эксперимента.
Котт поднялся с трудом, его пошатывало. Лицо ходило ходуном, играли желваки, а стиснутый рот вытянулся ниточкой. Доктор боролся с бешенством.
– Того, что получено, не изменить, – проговорил он хрипло. – Ошибка возможна. Поймать и разделить свободные образы – пока самая трудная задача. Могли наложиться посторонние эманации. Пока этот метод ясновидения не слишком надежен. Прошу простить…
– Отчего не проверить, – сказал Ванзаров.
– Прошу меня извинить, опыты отняли много сил, я устал… Буду к вашим услугам хоть завтра. А сейчас мне надо домой… Срочно…
Лебедев был сама любезность: помог упаковать аппарат, подал Котту пальто и придержал дверь, пожелав хорошо и весело встретить праздник. Как только дверь затворилась, услужливо-добродушное выражение слетело с лица криминалиста.
– Что думаете, друг мой? – спросил он, взяв листок с дырой и глянув через нее.
– Субъект нервный, неуравновешенный, истерический, с резкими перепадами настроения, раздутое чувство собственного величия, не признает никаких возражений, живет в большой бедности, жена за ним не следит…
– Удивляюсь, как такого к больным допускали, – сказал Лебедев, поднимая с пола сигарку и сдувая с нее мусор. – Врачебного патента у него нет, наверняка практикует на свой страх и риск, кто-то доверяет ему свою больную голову… Что его так задело? Возможно, бедняга стал раздражительным, когда его погнали из врачебного сообщества. Непризнанный гений, что ту скажешь… Странно, что не спился.
– Странно другое…
– Что именно, друг мой?
– Как легко он вошел в состояние графического автоматизма.
– Есть захочешь – не такому научишься… Пятнадцать лет тренировок дают о себе знать. Не представляю, как наших чиновников этому научить.
– Котт обещал научить даже меня. Значит, остальные справятся.
– Вы же не поверили ни единому слову уважаемого доктора.
– Как и вы, Аполлон Григорьевич, – из мысленных дебрей ответил Ванзаров. – Притворились адептом, чтобы бедняга разговорился и проболтался.
Ему погрозили пальцем.
– С кем поведешься, от того и наберешься всякого жульничества… Однако как доктор угадал ваши мысли?
– Трудный вопрос, – ответил Ванзаров. Он размял спину и руки, как перед борцовским поединком. – Поедемте, поглядим на образы ясновидения вживую. Может, станет немного яснее.
Уговаривать Лебедева не пришлось. Он стоял одетый при саквояже.
– И все же, что думаете? Не таитесь…
– Мы вошли в лабиринт, – сказал Ванзаров.
– Я говорил: не лезьте в это дело.
– Поздно сожалеть.
– Значит, готовы встретить Минотавра в глубине лабиринта?
– Всегда готов, Аполлон Григорьевич, – ответил Ванзаров. – Разыщем и поглядим в глаза чудовищу.