Миллион с Канатной - Лобусова Ирина (мир бесплатных книг .txt) 📗
Однажды, застряв в кабачке с одним газетным приятелем, Володя выдал случайным собеседникам по первое число: «премного благодарю, с вашего соизволения, позвольте полюбопытствовать» и так далее. Пораженные в самый мозг, сидящие рядом люмпены страшно перепугались и убрались из кабачка с невероятной такой скоростью.
А приятель Володи, человек вроде образованный и грамотный, только рукой махнул:
— Пристрелят тебя, дурика! Нарвешься.
— Премного возблагодарю! — отозвался Володя.
— Хоть бы пил с горя, что ли, — вздохнул товарищ, — чем так языком махать! Думаешь, большевики погладят тебя по шкуре? Как пить дать поставят к стенке!
— С Божьего соизволения, — вздохнул Володя.
— Не в ту сторону ты мимикрируешь, князь, — все еще старался товарищ.
— Князья все в Париже, благодаря Богу, — усмехнулся Володя.
— Вот и ограничился бы первой частью — про Париж, — вздохнул товарищ.
Но в Володю словно бес вселился. И когда взволнованная Алена прибежала на Спиридоновскую, крича, что хочет познакомить его со своим старшим братом, Володя перекрестился, не сомневаясь, что сейчас отсчитываются его последние часы на земле.
Брат Алены оказался невероятно толстым, с тройным подбородком, белобрысым детиной с красной мордой, косыми хитрющими глазками и залысинами, причем залысина на затылке была украшена мощной уродливой бородавкой. Было ему лет сорок, но выглядел он на все шестьдесят. Он был очень неповоротлив, ходил враскорячку и, хоть широко улыбался, смотрел исподлобья, а в глазах его сквозили неистребимая тупость, зависть и злость.
— Он на колчаковских фронтах был ранен, — шепнула Алена, когда, тяжело фыркая и дыша, как загнанный гиппопотам, брат неспешно направился к ним.
Но Володя сразу увидел, что это неправда. Это был тот самый тип «героического» красного командира, который привык отсиживаться в тылу, обдирая до нитки местных крестьян, заливаться под завязку самогоном и заедаться отобранными продуктами, посылая других рисковать — разумеется, на те самые колчаковские фронты.
— Это мой брат, Славко Патюк, — сказала Алена, и Володя, успевший уже изучить и понять украинский язык, еле сдержался, чтобы не рассмеяться, потому что в голове завертелось как бешеное «пацюк, пацюк, пацюк». Тут же мелькнула мысль, что народ был прав, давая подобные фамилии. Привстав и щелкнув каблуками, он четко произнес:
— С вашего позволения позвольте отрекомендоваться... Вольдемар Сосновский. Владимир.
— Чего? — осклабился красный комиссар. — Гы...
Алена ойкнула и закрыла лицо руками. На нем проступала крестная мука, и Володя даже ее пожалел.
— Гы... — снова осклабился братец, — самогон пьешь?
— Пью, — решился Володя.
— Ну пойдем, выпьем. Сгоним волну! — Так состоялось знакомство красного комиссара и бывшего князя. И завершилось оно к вящему удовольствию обеих сторон.
Во время застолья брат Алены признался, что невзлюбил Одессу.
— Не бабы, а сплошные кривляки, — жаловался он Володе, к которому почему-то проникся душой, — ломаются, сюсюкают. Ручки им целуй... Кобылы тощие! Не, мне таку бабу надо — просту, деревенску, шоб за курями, там, смотрела и убиралася в доме. Шоб выпить с ней можно было. Самогону хлопнуть — и на сеновал! А эти ваши ломаки городские, шо по паркету кривляются в рюшиках, — то шо, бабы? Баба гарна з села!
Володя сочувствующе вздыхал и делал вид, что глотает самогон — отвратительное пойло, воняющее сивухой и гнилыми сливами. Впрочем, брат Алены был настолько увлечен собой, что этого не замечал.
Сосновскому не составило труда быстро изучить довольно простой характер этого красного командира. Он пытался изображать жизнерадостного и добродушного человека, но на самом деле был малодушен, завистлив, труслив, обладал не очень развитым интеллектом и злобной, мелочной душой. Будучи человеком неумным, от природы он, тем не менее, обладал цепкой жизненной смекалкой, позволяющей решать примитивные жизненные задачи на вполне достойном простейшем уровне — в том окружении, где не требовалось ни культуры, ни благородства, ни интеллекта.
А потому среди красных он быстро освоился, сделал блестящую карьеру и очень скоро стал большим начальником в городе. Время благоприятствовало таким, как он.
Узнав, что Володя встречается с Аленой, ведь она порекомендовала его как своего жениха, братец осклабился:
— Тю... та когда свадьба?
— Скоро! — вспыхнула Алена.
— А то дывысь, пристрелю, гада!
— Свадьба скоро, — перепугался Володя.
— Оце гарно! Это надо отметить, — обрадовался братец.
Три дня Володя пил с этой скотиной, потерявшей человеческий облик. И клял себя, а заодно и всю свою судьбу, на чем свет стоит! Брат Алены был ему омерзителен до тошноты. Но, будучи трезвым по жизни, Володя понимал, что дружба с таким вот красным братом — это единственный для него шанс подняться наверх. Так и произошло.
К концу третьего дня, облив холодной водой из ведра свою жирную голову, брат Алены профыркал:
— Та ты писака, сестра казала?
— Журналист, — скромно подтвердил Володя, перепугавшись, что слово «писатель» будет братцу незнакомо и еще вызовет не те ассоциации.
— А шо пишешь?
— Да всё.
— Оце добре! А мине тут редахтор газетенки в городе потрибен. Говорят, газетенка нужна в городе. Ну пойдем, я тебя представлю в Ревкоме. Будешь редахтор.
И на следующее утро с абсолютно протрезвевшим братом Алены Патюком (Пацюком — у Володи был просто нервный тик от его фамилии!) Сосновский предстал перед страшным Революционным комитетом.
Едва большевики захватили в Одессе власть, как в городе моментально закрылись все газеты, выходившие при белых. Большая часть сотрудников была арестована, а затем и расстреляна. Не избежал этой жуткой участи и надменный редактор «Одесской жизни», бывший учитель гимназии. Меньшей части удалось скрыться и засесть в подполье.
Как и все власти мира, большевики не любили журналистов. Их раздражали те, кто сотрудничал в белых газетах. Но, занимаясь такими репрессиями, они вдруг стали перед серьезной дилеммой: необходимо было открывать газеты в городе, среди местного населения обязательно нужно было продолжать пропаганду, а где взять сотрудников? Кто будет это делать? На этом фоне Володя Сосновский показался настоящим подарком судьбы.
Кроме того, он не сотрудничал с белыми газетами. Этот факт члены Ревкома проверили очень тщательно. Даже бывший редактор «Одесской жизни» показал на допросе, что выгнал Сосновского из редакции, потому что тот был красный шпион. А среди членов Ревкома был друг покойного Антона Краснопёрова, незабываемого редактора Володи. И тот помнил, что Краснопёров очень Володю хвалил.
Таким образом Сосновского встретили весьма благосклонно и даже предложили сесть.
— Вы описывали пролетарский мир одесских бандитов, подчеркивая их конфликт с буржуазией, с мещанством, — подчеркнула одна очень строгая дама, фамилию которой Володя с перепугу даже не запомнил, — это очень важно для становления нашего нового мира.
— Ну, да, — по-дурацки заметил Володя.
— Вы не были уличены в порочащих вас связях, — продолжала дама, и Володя моргнул, — и вы собираетесь жениться на девушке истинно пролетарского происхождения. Это поступок, который характеризует настоящего революционного человека.
Дама серьезно говорила что-то еще, но Володя вдруг запомнил только два слова — «порочащая связь». А из-за угла шкафа, из темной и узкой впадины между шкафом и стеной, вдруг вышла его порочащая связь, его единственная порочащая связь, обдав такой нестерпимой волной боли, что Володя едва не застонал в голос.
Ярко, четко он вдруг увидел огромные, сияющие глаза Тани. Он так и не понял, почему она вдруг пришла к нему в этот момент. Только вся его душа, разбитая на куски как фарфоровая кукла из истории с сумасшедшей убийцей с Привоза, вдруг закровоточила с такой страшной силой, что Володя едва не захлебнулся в этом потоке. Он не слышал, что продолжали ему говорить несколько человек сразу — в комнате стоял сплошной гул. А потом вдруг все замолчали.
