Миллион с Канатной - Лобусова Ирина (мир бесплатных книг .txt) 📗
— Скажу, — повторил вор и вдруг, к ужасу Володи, показал общеизвестный воровской знак. Вора увели.
— О, понял? — засмеялся Патюк. — А у меня еще один есть, который за этим следить будет! Видишь, как просто. А ты говорил!
Глава 18
Володя так мечтал о первом рабочем дне в качестве главного редактора, что вскочил ни свет ни заря. Алена только пнула его локтем, когда, откинув одеяло, он передвинулся на край кровати, наклонив матрас в свою сторону.
Они уже достаточно давно жили вместе. Так произошло, что Алена просто переехала к нему в квартиру. Сначала какое-то время ночевала, затем осталась совсем. Володя так и не понял, как это произошло. Но присутствие Алены ему нравилось. Оно спасало от мучительного одиночества и от тревожных мыслей о будущем.
С ней было легко. Она не предъявляла особых претензий. Была забавной, правда, не очень умной. Володя спросил, хочет ли она вернуться на работу в газету, но Алена только посмеялась в ответ:
— Что я, дура, чтоб вариться в этом бедламе? Только психопаты могут работать в газетах!
Володю покоробили эти слова. Но очень скоро выяснилось, что Алена вообще не любит работать. Она любит полдня валяться в постели, просматривая газеты и журналы, а по вечерам ходить в театр-студию при театре Пролеткульта, где репетировала роль Марианны, лидера Французской революции. Сцена, где она носилась по всему залу с флагом революции, приводила Алену в телячий восторг. Она красила свои волосы стрептоцидом, и они становились пламенными, как самая ядовитая ржавчина, и рыжий цвет ее невероятных волос можно было заметить из любого конца зала. Володя ни минуты не сомневался в том, что из Алены получится очень напористая актриса. У нее был ярко выраженный пробивной талант.
Однако иногда в ней проскальзывало что-то общее с ее отвратительным братом. Может, страсть к накопительству, к старым вещам, которые Алена время от времени таскала в его квартиру, пока комната не стала напоминать склад, и Володя не пригрозил, что весь этот хлам вынесет на помойку. Это крестьянское накопительство проявлялось также в том, что, как и все жадные люди, Алена была скупа на чувства. Будучи и сам не очень страстным и эмоциональным человеком, Володя был готов с этим смириться.
Но в тот день поддержка Алены могла бы стать приятным дополнением. Однако поддержки он не получил. Из-за того, что он ее разбудил, Алена что-то злобно буркнула, и Володя ушел в темноту.
Он очень мечтал об обстановке редакции, о том, как он войдет в привычную атмосферу, полную стука пишущих машинок, сплетен и новостей. Однако первый рабочий день стал настолько тяжелым испытанием, что Сосновскому стало казаться, будто он умер и находится в аду.
Городские власти расщедрились, и Володе под редакцию выделили две большие комнаты в гостинице «Пассаж». Вход был с Преображенской. Это было одно из самых красивых мест в Одессе. У него просто дух захватывало при виде неземной красоты архитектурного ансамбля гостиницы и сказочных статуй. Его пьянила сама мысль о том, что он будет работать в таком прекрасном месте.
Однако, полный воодушевления и новых надежд, Сосновский, войдя в редакционное помещение, прежде всего увидел группу солдат в потертых шинелях с винтовками, которые, сидя на перевернутых деревянных ящиках, забивали «козла» на каком-то старом чемодане, перевязанном пеньковой веревкой. Дым стоял коромыслом. Солдаты все время курили самокрутки. А на полу в полупустых бутылях мерцал самогон.
— Это еще что такое? — уязвленный в самое сердце, вскричал Володя.
— Так мы это... того... товарищ... типа... в газету приставлены. Гы... вот, — пояснил самый молоденький солдатик.
Это были новые сотрудники Володи. И очень скоро он понял, что эти «сотрудники редакции» отбирались по самому простому принципу: чтобы хоть кто-то умел хоть немного читать. О написании статей и редакционной работе они имели такое же представление, как о грамматике китайского языка. А некоторые из «сотрудников» не могли даже четко сформулировать свои мысли.
Несколько дней Сосновский потратил на то, чтобы провести полный ликбез. Но это стоило ему такой крови, что он был уже не рад, что связался со всем этим.
К его удивлению, несколько человек оказались довольно толковыми, и после объяснений Сосновский смогли кропать статьи — хоть и примитивные, но вполне пригодные. Кинув клич по городу, Володя взял в штат нескольких прежних газетчиков, с которыми работал все эти годы. Они не сотрудничали с белыми газетами, поэтому против них большевики ничего не имели. Опытные газетчики еще больше натаскали новичков, облегчив работу Володи. И редакционная машина кое-как начала функционировать.
Новоявленное воинство пера и слова было пестрым. Большинство новоиспеченных сотрудников газеты только пришли с фронта. Им было сложно перенять новые привычки, с ходу войти в новый, другой мир. Поэтому на службу они приходили с оружием. В речи подпускали крепкие и военные словечки. Но в целом это были неплохие люди. И Володя с грехом пополам нашел с ними общий язык.
Сам Сосновский был поражен, узнав, как прокомментировали его назначение в штабе красных. Весть об этом ему принес зачастивший в редакцию Патюк. Володе были неприятны его визиты, но избавиться от них он не мог. Очень скоро Сосновский догадался, что «Пацюк» его контролирует. Он держался всегда нагло, мог прервать и редакционное совещание, и разговор с кем-нибудь из сотрудников. С Володей он говорил снисходительно, со всеми остальными — высокомерно. Строил из себя начальство. Но выхода у Сосновского не было. И, стиснув зубы, он терпел этого необразованного, неумного человека.
Именно Патюк прокомментировал Володе, как восприняли его назначение:
— Сказали: странный ты. Красный — а вроде как и не большевик. Сказали: это тот случай, когда на голове корона, а ноги сломаны. А что они хотели сказать?
Володя вспыхнул. Ярость запульсировала в висках. Он прекрасно понял эти жестокие, обидные слова — но куда их было понять Патюку?
— Так, просто... — со злобой процедил Сосновский сквозь зубы. Комментировать дальше ему не хотелось.
— Ноги как ноги. Ранен был, что ли? — Патюк окинул тупым взглядом статную фигуру Володи.
— Давно, — скривился Сосновский, — да и не так. Они имели в виду не то.
— А не скажешь вроде!
Володя не любил драться. Но это был именно тот случай, когда изо всех сил ему захотелось залепить в эту лоснящуюся физиономию кулаком. Но наступили такие времена, когда это никак нельзя было сделать.
И за свару с таким человеком, как начальство Патюк, по законам военного времени полагался расстрел. Володя не хотел лезть под пули из-за такой крысы. А потому скомкал разговор как мог, пропустив все это мимо ушей.
Положение спас самый молодой и смышленый его сотрудник — бывший пулеметчик Савка, паренек сообразительный и быстрый. Он все хватал на лету, и Володя не сомневался, что из него получится просто отличный репортер.
Савка ворвался в комнату с криками, что двое сотрудников дерутся, и тем дал шанс Володе бежать в соседнее помещение, прервав этот неприятный разговор.
Двое его сотрудников, сцепившись, катались по полу, а все остальные обнаглели до такой степени, что делали ставки. Никто и не думал их разнять.
— Прекратите! Да прекратите же! — всплеснул руками Сосновский.
Но его слова потонули в общем гомоне разгоряченных мужских голосов, увлеченных этой схваткой, дающей им такой азарт, как давала война.
Ситуацию, как ни странно, спас Патюк — как человек, абсолютно лишенный сантиментов и воображения. Вынув из-за пояса револьвер, он несколько раз выстрелил в потолок. На драчунов посыпалась штукатурка. Грохот выстрелов заглушил все крики. Дерущиеся расцепились, принялись подниматься на ноги, вытирая кровавые сопли.
