Дом свиданий - Юзефович Леонид Абрамович (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— И давно вы ее порадовали?
— Три дня назад. В воскресенье вечером вышел прогуляться перед сном и вернулся с добычей. Вы не поверите, этот зонт я нашел в мусорном ларе возле дома. Случайно проходил мимо, смотрю, алеется. Причем целехонек.
— Вы объяснили его происхождение вашей жене?
— Конечно! Ей ведь вдвойне приятно иметь такую вещь и знать, что за нее не заплачено ни копейки.
Зайцев говорил достаточно громко для того, чтобы его мадам поняла, о чем речь.
— Идем! — велела она мужу, обворожительно улыбаясь его собеседникам, а заодно всем тем, кто мог слышать это признание.
— Я, душенька, в чем-то провинился?
— Идем…
Они вышли в коридор, и через мгновение оттуда донесся звонкий всплеск пощечины.
3
Теперь настал черед поговорить с баронессой, а для этого следовало сначала отделаться от жены. Задача была не из легких, но решение нашлось: послать ее в соседнюю комнату, где принимала соболезнования Шарлотта Генриховна.
— Пойди к ней без меня, — предложил Иван Дмитриевич, — наедине у тебя выйдет естественнее. Вы обе женщины, я вам только помешаю. Скажешь что-нибудь простое, сердечное.
Он нежно тронул жену за плечо и добавил грудным голосом:
— Как ты умеешь.
Она клюнула, а Иван Дмитриевич из-за спины Нейгардта знаками показал баронессе, чтобы та вышла в коридор. Там он быстро провел ее в пустой кабинет хозяина, закрыл дверь и сказал:
— У нас мало времени, обойдемся без предисловий. Мне известно, что в ночь смерти Якова Семеновича вы были в «Аркадии».
— Да, с князем Панчулидзевым, — на изумление спокойно ответила она. — И что дальше? Кого из нас вы подозреваете в убийстве, меня или князя?
— Князя, — для затравки сказал Иван Дмитриевич.
— Это смешно.
— А если — вас?
— Еще смешнее.
Она потянулась к дверной ручке, но он прижал дверь ногой.
— Извините, разговор не кончен. Вы ведь, я думаю, не хотите, чтобы ваш муж узнал, где и с кем вы провели ту ночь.
— Можете не трудиться. Он и без вас это знает.
— Знает? — поразился Иван Дмитриевич.
— Он сам послал меня к Панчулидзеву.
— К нему в постель?
— Да, князь обещал мужу свое содействие при одной чрезвычайно выгодной финансовой операции, но ставил условие. Вы понимаете…
— И часто барон давал вам такие поручения?
— Редко, но бывало.
— Чего же вы тогда так боялись, что он узнает о подарке любовника?
— Потому что медальон подарил мне другой человек. Одно дело — послать меня к Панчулидзеву, тут наш с мужем общий семейный интерес и взаимное доверие. Но бескорыстно завести любовника— это совсем другое. Этого барон мне никогда не простит. Ему ничего не стоит оставить меня без копейки.
— А этот ваш любовник… Чем он так хорош, что вы под угрозой бедности рискуете носить его подарок?
— Я не буду перечислять его мужские достоинства, — отвечала баронесса, глядя куда-то мимо Ивана Дмитриевича. — Но уж коли мы с вами дошли до таких интимностей, скажу одно: у него необыкновенная фантазия во всем, что касается любви.
— Еще бы, — тихо проговорил Иван Дмитриевич, тоже глядя вниз и вбок. — Ведь он был хром, как бес.
— Как лорд Байрон, — сказала она. — Значит, тогда в лесу вы все-таки узнали меня?
— Я узнал ваш красный зонт, который вы затем выбросили на помойку. Для чего вы это сделали?
— На всякий случай. Боялась, что вы будете шантажировать меня. Пригрозите донести мужу, начнете вымогать деньги. Простите, но соседи про вас говорят разное.
— По-моему, — усмехнулся Иван Дмитриевич, — не я вас шантажировал, а вы меня. Увидели на улице, как мой сын играл таким жетончиком, и стали уверять меня, будто я рогат, как барон.
— Ваш мальчик сам сказал мне, что эту игрушечку ему купила маменька.
— Вернемся к зонтику. Может быть, вы решили избавиться от него, чтобы я впоследствии не связал его с вами, а вас — со смертью Якова Семеновича?
— Но я выбросила его еще в воскресенье! Сразу после нашей с Яковом прогулки в лесу.
— Значит, вы уже знали, что в ту ночь он должен умереть? Она прижала руки к груди:
— Клянусь всем святым, я ни о чем не знала!
— А что у вас есть святого, баронесса! Да и у вашего супруга тоже. Если он посылал вас к другим мужчинам, которых вы не любили, и вы шли ради денег, то из тех же соображений вы вполне могли убить мужчину, которого любили. По приказу барона, разумеется.
— На что ему приказывать? Он не догадывался о наших отношениях.
— У них могли быть свои счеты. Денежные, например.
— Уверяю вас, я тут ни при чем. Барон тем более.
— Но почему он так упорно старался убедить меня в том, будто Яков Семенович покончил с собой?
— Ну, это просто. Во-первых, Панчулидзев просил сделать все возможное, чтобы в ходе расследования не всплыло его имя. Князь очень дорожит своей репутацией, у него много врагов. Во-вторых, мой муж опасался, что Панчулидзев, если вы станете с ним говорить, назовет мое имя. Тогда вы могли бы шантажировать барона, угрожая обо всем рассказать соседям.
— Черт-те что вы все обо мне думаете! — разозлился Иван Дмитриевич.
— Я могу идти? — сказала баронесса.
— Сначала скажите, что означает надпись на вашем медальоне.
— Не надо, господин Путилин! — взмолилась она. — Вы и так уже знаете про меня слишком много. Оставьте мне хотя бы эту тайну! Ей-богу, вам она ни к чему. Хотите, на колени перед вами встану?
— Вы уж сегодня ночью вставали, хватит с меня!
— Я ведь и вправду любила Якова, мне тяжело говорить.
Ивану Дмитриевичу стало жаль ее. В конце концов, можно узнать и у другого человека. Некоторое время жалость боролась в нем с нетерпением — и одолела.
— Что ж, — сказал он, — будь по-вашему.
4
У жены были заплаканные глаза и довольный вид. Это свидетельствовало, что она успешно исполнила свою миссию. Надо думать, слова нашлись подходящие и они с Шарлоттой Генриховной обе дали волю слезам.
— Где ты бродишь? — строго спросила жена.
Она больше не чувствовала себя здесь одинокой, никому не нужной и не интересной. Теперь она были при деле: по личной просьбе вдовы собирала заблудших гостей к поминальному столу. Поручение, видимо, казалось ей очень ответственным. Лицо у нее было серьезное, как у гимназистки первого класса, которой учитель доверил перед уроком вытереть доску.
— Шляешься где-то, совести у тебя нет, — сказала жена. — Вдова ждет, неловко. Иди садись, а я еще пройду по комнатам.
Когда Иван Дмитриевич вошел в столовую, гости только начинали рассаживаться. Он пристроился поближе к двери, возле Гнеточкиных. Кроме соседей и семьи Куколева-старшего, здесь были приказчики из куколевской конторы, сестра Шарлотты Генриховны с мужем, какие-то старички и старушки, трое приятелей покойного— все, как шепнула Нина Александровна, холостяки. Гречневая кутья мрачно серела на блюде. Рядом с вдовой стоял пустой стул, на столе — рюмка, тарелка, прибор для Якова Семеновича.
Гнеточкин ерзал на стуле, пытаясь заглянуть себе через плечо.
— Проверяю, — объяснил он, — есть ли тень. На поминках, у кого тени не будет, сам скоро помрет.
Тень была.
— Вот и ладно, — успокоился Гнеточкин, — а то еще гроб не по мерке сколотили, я вам говорил.
Иван Дмитриевич незаметно показал ему вынутый из кармана жетончик:
— Вещица вам знакома?
Гнеточкин даже не поглядел как следует, сразу заявил, что нет. Нет, и все дела. Никаких вопросов, хотя всякий на его месте поинтересовался бы, откуда, почему, какое к нему имеет отношение.
— Расползлись, как тараканы, — сказала жена, деловито присаживаясь рядом. — Прямо хоть в барабан бей, а то не соберешь.
— Устала? — посочувствовал Иван Дмитриевич.
Она уверенно, как свой человек в доме, стала накладывать ему кутью на тарелку.
Гнеточкины о чем-то взволнованно шептались. Иван Дмитриевич прислушался. Речь шла о том, что уже поздно, а утром с Джончиком гуляли рано, и нужно сказать Дарье, чтобы вывела пуделя: ей все нужно говорить, сама ни в жизнь не догадается.
