Убийство на Аппиевой дороге (ЛП) - Сейлор Стивен (книги .TXT, .FB2) 📗
- А твоя роль во всём этом?
- Определённые круги обратились ко мне с просьбой использовать своё влияние на Целия, дабы убедить его воздержаться от применения своего права вето и не препятствовать избранию Цезаря. Целий согласен изменить своё решение; но прежде мы оба хотим точно знать, каковы цели и намерения Цезаря. Так что я еду в Равенну, дабы побеседовать с Цезарем по душам. Что называется, прояснить обстановку.
- Колёсики внутри колёсиков, - пробормотал Эко.
- Уж лучше так, чем одно большое колесо, движущее весь мир – чего хотелось бы некоторым, - отвечал Цицерон. – Но я не могу терять времени. В любой день Цезарь может оставить Равенну и двинуться обратно в Галлию. Носятся слухи о начавшемся там восстании. Возглавляет его какой-то галл с их типичным именем, которое не выговоришь, языка не сломав. Как его, Тирон?
- Верцингеторикс, - без запинки произнёс Тирон. В отличие от патрона, он был совершенно трезв.
- Да. Так что, сами видите, у меня нет времени отвлекаться на поиски – как ты сказал, Эко? Полуразвалившейся конюшни посреди заброшенного поля. И вам бы я тоже не советовал. Не искушайте Фортуну. Со мной вам ничего не грозит. Вы будете обеспечены всем необходимым. Поезжайте со мной в Равенну, а потом мы вместе вернёмся в Рим.
- Мы должны завтра же двинуться в Рим, - мрачно сказал Эко. – Там же Бетесда и Менения места себе не находят. Для них каждый лишний день…
- Но ведь у тебя в армии Цезаря брат, верно? – спросил Цицерон. – Твой младший, Гордиан – его, помнится, зовут Метон. И он тоже не находит себе места. Ведь ваши родные наверняка успели написать ему о вашем исчезновении. У вас есть возможность повидать его прежде, чем Цезарь со своим войском снимется с лагеря и двинется на север. Так что сами видите, вам будет лучше ехать со мной. Но уже поздно. Всем пора спать, если мы завтра хотим выехать рано. У тебя усталый вид, Гордиан. А Эко зевает вовсю. Я позаботился, чтобы этой ночью вы спали на хорошей мягкой постели в отдельной комнате, самой лучшей из всех в этой харчевне. Думаю, спать вы будете как убитые.
Цицерон оказался прав.
Глава 25
Ставка Цезаря находилась в большой вилле на окраине города, окружённой множеством палаток и на скорую руку возведённых построек. Всякий военный лагерь напоминает маленький город, рассчитанный на обслуживание большого количества молодых здоровых мужчин, наделённых отменным аппетитом, и обладает тремя отличительными признаками: азартные игры, присутствие большого числа проституток и грубая, щедро пересыпанная руганью речью обитателей.
Мы прибыли в Равенну вскоре после полудня. Цицерон и Тирон отправились договариваться насчёт встречи с Цезарем, а мы с Эко пошли искать Метона. Найти его оказалось нетрудно. Первый же легионер, которого мы спросили, указал нам палатку, откуда доносился шум множества голосов. Едва мы вошли, он стих; но виной тому, как тут же выяснилось, было вовсе не наше появление. Послышался частый дробный стук, а затем взрывы смеха и ругань. Здесь играли в кости. Кости использовались самые примитивные – сделанные из костей животных, пожелтевшие от времени, заточенные с двух сторон, с грубо намалёванными на четырёх гранях цифрами. Один из грудившихся вокруг стола подхватил их. Затем он выпрямился, и я узнал Метона.
С тех пор, как мой сын пошёл на службу к Цезарю, мы виделись от силы два-три раза в год, да и то лишь урывками. И перед каждой встречей я боялся, что увижу его с искалеченной рукой или ногой, лишившимся пальцев, глаза или уха; увижу, что к полученному в первой битве шраму на лице, ставшему с годами почти незаметным, прибавился новый. До сих по удача сопутствовала Метону, и хотя на теле у него и прибавилось рубцов, увечье его миновало. И каждый раз меня поражало, какой же он, в сущности, юный. Теперь ему было двадцать шесть, по всем меркам он был зрелым мужчиной. На висках поблёскивали седые волоски, и лицо приобрело коричневый оттенок. Долгие годы под палящим солнцем и пронизывающим ветром давали себя знать.
Но когда он, подхватив кости, широко улыбнулся, сквозь загрубевшие черты проглянуло лицо того самого мальчугана, которого я двадцать лет назад выкупил из рабства и усыновил. Он всегда был хорошим мальчиком – привязчивым, смешливым; озорным, но добрым и отзывчивым. Трудно было представить, что теперь он живёт тем, что убивает незнакомцев, не причинивших ему прежде никакого зла.
Военную карьеру Метон начал в шестнадцать лет, когда удрал из дому, чтобы сражаться в рядах армии Катилины. В битве при Пистории он и заработал свой первый шрам, которым гордился до сих пор. Я полагал – да чего там, надеялся – что на этом с юношеским безрассудством будет покончено. Но Метон продолжил искать себя и нашёл на службе Цезарю. По счастливой случайности, и Цезарь нашёл Метона, заметив в нём умение грамотно писать под диктовку, и сделал чем-то вроде личного секретаря. Цезарь-политик придавал первостепенное значение описанию побед Цезаря-полководца, так что секретарей ему требовалось много, и работы хватало на всех. А в последние год-два Метон выдвинулся также и в качестве переводчика, обнаружив немалые способности к усвоению галльских диалектов. Но даже при этих мирных занятиях ему нередко приходилось сражаться с оружием в руках – зачастую плечом к плечу с самим Цезарем. Страх за него никогда не оставлял меня.
Всё ещё не замечая нас, он принялся трясти кости. Я видел, как двигались его губы. К кому он взывал – к богам, к возлюбленной? Каким богам поклоняется теперь мой сын, и кто теперь его возлюбленная? Как давно мы последний раз разговаривали о таких вещах…
Метон тряхнул чашку последний раз и бросил кости. Палатку вновь наполнили смех и ругань Шум перекрыл ликующий крик Метона.
- Я выиграл! Платите, платите все! – Он победно вскинул руки. Рукава туники скользнули вниз, и я увидел свежий шрам – багровый, зигзагом по левому бицепсу. Выглядел он уродливо; но похоже, двигаться не мешал и боли не причинял. Метон достал из складок туники кошель и открыл его, чтобы проигравшие бросили туда монеты.
И тут он увидел нас.
Я хорошо представляю выражение своего лица в такие моменты. Выражение это бывало у меня всякий раз, когда я долгое время не получал от Метона вестей, не знал, жив ли он – а потом он вдруг появлялся в Риме, чаще всего неожиданно, не известив заранее о своём приезде. Это выражение человека, чьи глаза наконец узрели то, чего так долго жаждало его сердце.
- А Цезарь разрешает вам играть на деньги? – спросил я.
- Только на те, на которых отчеканен его профиль, - отвечал Метон и сам расхохотался своей шутке. Всем известно, что на римских монетах чеканятся лишь изображения умерших и ни в коем случае не живущих. Даже Цезарь не дерзнул отчеканить монету со своим профилем.
Мы покинули шумную палатку и направились на виллу. Метон привёл нас в тесную комнатку, заваленную пергаментными свитками и картами; мы трое едва могли разместиться в ней. Здесь мой сын работал, перечитывая и правя последние главы надиктованных Цезарем мемуаров. Самой сложной проблемой, насколько я понял, было произношение и написание галльских имён.
Я спросил Метона, знал ли он, что мы пропали.
- Да, я получил письмо от Дианы, - отвечал он. – Оно здесь, у меня. Это здорово, что ты научил её писать, папа. Правда, фразы она строит ужасно безграмотно. Тебе стоит либо заняться с нею как следует, либо нанять ей хорошего учителя.
Он пошарил среди пергаментных листов, извлёк тонкую дощечку, сложенную вдвое и протянул мне.
- Вот оно. У неё, видно, руки дрожали, когда она писала.
Я развязал ленту и раскрыл дощечку. Должно быть, у Дианы и правда тряслись руки. Буквы на слое воска распрыгались вкривь и вкось.
Дорогой брат
Мы все очень встревожены. Папа и Эко несколько дней назад уехали по делам. На обратном пути на них напали, схватили и увезли неизвестно куда.
Мы стараемся не отчаиваться. Сегодня утром какой-то человек, скрывавший лицо, передал охраннику у дверей записку. Записка была для мамы, но она же сама не умеет читать, так что я прочитала ей. В записке говорится: «Не волнуйтесь за Гордиана и его сына. Они целы и невредимы и позднее вернутся к вам». Но как нам знать, от кого записка? И можно ли ей верить? Меня она напугала ещё сильнее.
