Трезуб-империал - Данилюк Эд (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Дзюба уже лез через окно. Известка оставляла на его длинном черном пальто белые полосы, шарф скорее мешал, не давая посмотреть вниз, пальцы еле удерживали на подоконнике слишком грузное тело.
Квасюк в два прыжка оказался около «Москвича», дернул дверцу на себя и запрыгнул на водительское место. Капитан пошевелился, думая как-то догнать его, но воздух еще не вернулся в легкие, голова и сломанное ребро пульсировали болью, левая нога почему-то не держала, мир в глазах дрожал. Сквира сумел лишь повернуться на бок и опять повалился в траву. В этот момент в двух-трех метрах от него на землю грохнулся Дзюба.
Мотор взвыл. Не захлопывая дверцу, Квасюк рванул с места.
Вдруг стул, обычный школьный стул — много стали и немного дерева, просвистел в воздухе и ударился о ветровое стекло. Секунду оно держалось, затем покрылось густой паутиной трещин и в следующее мгновение осыпалось осколками.
«Москвич» вильнул. На мокрой траве его занесло, и машина врезалась в школьное здание. Раздался грохот, стена задрожала, капот сложился в гармошку.
Секунду ничего не происходило.
Потом из открытой дверцы вывалилась безвольная рука Квасюка.
Марта Фаддеевна швырнула в окно моток изоленты.
— Он сейчас очнется. Вяжите! — спокойно распорядилась она.
Воскресенье, 26 сентября 1982 г.
Володимир, райбольница, 10:15.
Сквира лежал на средней койке слева от входа. Весь в бинтах, покрывавших многими слоями его голову, правую руку, грудь и левую ногу. Дежурный доктор, забежавший рано утром, объяснил, что с сотрясением мозга, переломами трех ребер и множественными ушибами Северину Мирославовичу лучше пока не вставать.
На стенке бубнило радио. Позавчера Леонид Ильич Брежнев совершил визит в Баку и вручил Азербайджанской ССР очередной орден. Судя по словам радиокорреспондентов, жители республики проявляли в связи с приездом генерального секретаря ЦК КПСС нешуточный энтузиазм — половина Баку все еще праздновала это событие на улицах, коллективы предприятий один за другим брали на себя повышенные соцобязательства, а Бакинский городской совет народных депутатов объявил товарища Брежнева почетным гражданином города. Соседи по палате, правда, уже успели рассказать Северину Мирославовичу, что Брежнев перепутал бумажки, когда произносил речь, и ему пришлось читать доклад дважды…
Сквира тоскливо прислушивался к диктору, пытаясь удержать в голове нить рассказа. Было скучно.
— Так тебя побили, что ли? — повернулся к нему мужчина с соседней койки.
— Побили, — согласился Северин Мирославович.
Он с трудом сел и стал медленно, пуговица за пуговицей, застегивать на груди пижаму. Из-за невероятной толщины бинтов она едва на нем сходилась. Сквира нащупал перевязь у себя на шее и положил в нее правую руку. Дышать сразу стало легче. Левая рука двигалась относительно свободно. Капитан взял костыль, прислоненный к стене, и некоторое время рассматривал его. Вроде бы простой предмет, а как им пользоваться?
Затем он оперся на ручку и медленно поднялся.
— Прогуляюсь, — бодро сказал Сквира и двинулся к двери.
Первые несколько шагов были самыми трудными — воздуха не хватало, тело не слушалось, пол постоянно шатался, будто стремясь вырваться из-под ног и взмыть вверх. Потом то ли Сквира привык к этим ощущениям, то ли движение несколько ослабило медикаментозный дурман, но он смог идти более-менее ровно.
Северин Мирославович вышел в коридор. Его палата оказалась в самой глубине отделения. Метрах в десяти впереди виднелся пост медсестры. Металлическая лампа на столе освещала телефон и груду историй болезни. Вокруг никого.
Сквира доковылял туда, поднял трубку и набрал номер райотдела.
— Лейтенант Козинец, — ответил голос.
— Как дела? — спросил Сквира тихо, собрался с силами и уже бодрее и громче добавил: — Мне говорили, вы были… ну… на обысках. Уже вернулись?
— Минут двадцать как. Теперь с бумагами парюсь. В «Москвиче» нашли все — оба недостающих нумизматических альбома, золотую статуэтку, серебряную пепельницу, две золотые медали с выставок, счетчик Гейгера…
— Счетчик Гейгера? — изумился капитан. — Я думал, Квасюк его давно в речке утопил…
— Нет, не утопил. Сдается мне, он планировал тачку разбить, учителя кокнуть, а вещественные доказательства рядом с трупом оставить. На каком-нибудь двухсотом километре киевской трассы. Чтобы мы подумали, что это учитель совершил оба убийства, а теперь сдрейфил, бежал, прихватив все награбленное с собой, и попал в аварию…
Северин Мирославович хмыкнул.
— Через часок хочу заскочить к предкам Рыбаченко со шмоном. Деньги поискать. Может, остатки золота… Как вы себя чувствуете?
— Отлично! — с силой выдохнул Сквира. — Не понимаю, зачем меня сюда сдали…
Трубка вежливо рассмеялась.
— Териенко звонил вашему главврачу. Тот уверил, что к вечеру вас снимут с инъекций, а к субботе отпустят… А к вам можно звонить? А то до трех в больницу не пускают.
— Не знаю. Я воспользовался телефоном медсестры, но самой ее что-то не видно…
— А, ну ладно, — бодро ответил Козинец. — Кстати, к нам едут Икрамов и кто-то из его группы. Часа через три будут здесь. Подполковник Чипейко уже в городе. Сейчас сидит у Териенко. Похоже, они с Икрамовым еще к первому секретарю попрутся.
— Понятно, — Сквира разом сник. — Чипейко уже взял на себя командование?
— Я его еще не видел.
— Квасюк заговорил?
— На первом допросе молчал. Ни звука не проронил. А ближе к полуночи его в больницу увезли. Он до сих пор там, у вас. Сначала осколки стекла у него из кожи доставали. Потом врачи объявили, что раз он побывал в аварии и терял сознание, то у него сотрясение мозга и ему нужен покой. Просили пока его не дергать. Ребята, которые с ним дежурят, говорят, что он так ни слова и не произнес. Вообще. Кстати, на бутылке, которую вы нашли в кустах около дома Ревы, отпечатки его пальцев. Эксперты подтвердили.
— Когда планируете допрашивать?
— Думаю, ближе к вечеру, когда Икрамов приедет. Теперь уж надо его дождаться. Хотя бы из вежливости.
— Еще чего! — буркнул Сквира. — Преступника разве не положено допрашивать по горячим следам?
— Так ведь врачи не дают…
— Плевать на врачей!
— Ну да, — неуверенно проговорил Козинец. — Вам, конечно, теперь все можно, а с нас стружку снимут…
Сквира вздохнул.
— Учителя из багажника вызволили? Допросили?
— Все подтвердил. И что Квасюк ему весной радиоактивную золотую цепочку приносил, и что интересовался, как счетчик Гейгера работает, и что вчера потащил его в школу со стадиона, а потом камнем по башке стукнул. Кстати, и физика врачи в больницу забрали. Тоже где-то у вас сейчас лежит…
Сквира оглянулся. Квасюка, конечно, держали где-нибудь в изолированном блоке, а вот учитель должен быть здесь, в хирургии, в одной из этих палат.
— Марта Фаддеевна найденные альбомы уже смотрела?
— Так… — Козинец замялся.
— Что? — капитан напрягся, не понимая, чем вызвана пауза.
— Она тоже… у вас … в больнице…
— Зачем? Ее же по голове не били. Это модно теперь, что ли, в больнице лежать? — усмехнулся Сквира.
— Инсульт у нее, — ответил Козинец.
Улыбка сошла с лица Северина Мирославовича.
— Собственно, ее минут через сорок после вас скорая забрала. Лежит в реанимации. Состояние удовлетворительное. Больше ничего не известно.
Капитан растерянно молчал.
— Утром допросили Богдану из фотоателье, — неуверенно продолжил Козинец. — Она опознала счетчик Гейгера и подтвердила, что видела его у Квасюка. Потом мы отправили в Луцк польский ящик из дома Рыбаченко — пусть эксперты посмотрят, может, подтвердят, что золото оттуда. Фотографии Квасюка переслали в Киев, чтобы покупатели ювелирных изделий смогли его опознать… В общем, заговорит он или не заговорит…
— Не заговорит, — с уверенностью сказал Сквира. Перед глазами стояло стянутое ледяной решительностью лицо фотомастера. Капитан помолчал немного, слушая низкое гудение в трубке. — Ладно. Не буду вас отвлекать. Звоните, если что.
