Талисман Белой Волчицы - Мельникова Ирина Александровна (книга регистрации txt) 📗
– Михаил Корнеич, – залопотал старик, пытаясь оторвать руку Михаила от своей бороды. – Вы знаете, я никогда, я завсегда...
Михаил с брезгливой гримасой на лице оттолкнул старика от себя и приказал двум казакам, застывшим на крыльце за его спиной:
– Забирайте! Все, что угодно, прощу, но только не предательство!
Бравый казачий унтер-офицер подскочил к ним и взял под козырек:
– Разрешите доложить, Михаил Корнеевич, бунтовщиков определили в холодную. Урядник допросы уже ведет.
– Передай Лукичу, чтобы погодил пока, – приказал Михаил и, понизив голос, спросил: – Что там по делу, с которым ночью ездили?
Унтер пожал плечами:
– Никого нет-с, ваше степенство! Одни уголья! Ушел, стервец, а хату, видать, еще с вечера подпалил. Но Егор Лукич в пепле порылся, нашел кой-чего...
– Все понятно, – процедил сквозь зубы Михаил и махнул рукой: – Оцепляй банк, но до сигнала ничего не предпринимать!
Казаки мигом выполнили приказание, окружив банк плотной стеной. И тотчас внутри его раздался один выстрел, за ним другой, затем послышались шум и глухие удары, словно билась о стены, пытаясь вырваться из клетки, гигантская птица.
Казаки сидели в своих седлах не шелохнувшись, лишь переместили винтовки на грудь, а правую руку на эфес шашки. Двое стражников подскочили к дверям банка, отбросили засовы и распахнули настежь двери, явив свету Ивана Вавилова в растерзанном сюртуке и выбившейся из брюк рубахе. Под глазом у него наливался густым багрянцем огромный фонарь, а губы расплывались в радостной ухмылке. Прищурившись на солнце, он отступил в сторону, а два дюжих стражника, уже известные Алексею Степка и Тришка, выволокли наружу едва стоящего на ногах крупного мужика с всклокоченной головой и разметавшейся бородой. Стащив с крыльца, стражники бросили его на траву, а сами отошли в сторону. Казаки столпились вокруг задержанного.
Тот заворочался, оперся ладонями о землю и сел. Один рукав его армяка был оторван, второй держался на честном слове. Мужик вытер ладонью струившуюся из носа кровь и задрал подбородок вверх, пытаясь остановить кровотечение. Сквозь стену казаков к нему пробился Егор и, присев на корточки, весело поинтересовался:
– Ну что, Протасий, говорил я, что доберусь до тебя? Как видишь, добрался!
– Ишь ты, Протасий! – воскликнул не менее весело Иван и, опустившись на корточки рядом с Егором, ухватил старца за загривок. – Чего рожу воротишь? Мирского духа боишься! – Он собрал бороду старца в кулак и дернул. Борода осталась у него в руке, а казаки охнули и принялись мелко креститься, словно увидели невесть какое чудо. Иван поднялся на ноги. Вскрикнув бесшабашно: – Оп-ля! – проделал то же самое с буйной шевелюрой Протасия и склонился в шутливом поклоне: – Только у нас и всего один раз! Смертельная гастроль под куполом цирка! Прошу любить и жаловать! Чудесное превращение святого старца Протасия в жулика и разбойника Евгения Карнаухова!
Бывший старец поднял лицо вверх. Темные глаза его отливали оловом, а лицо перекосило такой лютой ненавистью, что Алексею на мгновение стало не по себе. Сам изрядно помолодевший Корней Кретов озирался по сторонам, как затравленный зверь, только не с портрета, а живой, с распухшим носом и ссадиной через всю щеку.
– Любуйтесь, паскуды! Ваша взяла! Покуда! – прошипел он, набычившись, и пошевелил плечами, словно пытался сбросить веревки, которые стягивали его руки за спиной.
– Ну, здравствуй, Евгений! – Михаил подошел почти вплотную и навис над ним, язвительно улыбаясь. – Вот и свиделись наконец! – Глаза его сверкнули гневом. – Растоптать Никодима решил и меня заодно прихватить? Нет, шалишь, братец! Твоя песенка уже тогда была спета, когда решил в орлянку с империей сыграть!
– Еще посмотрим, чья песенка спета! – просипел Евгений. Видно, в схватке его крепко уцепили за горло. – В орлянку я пока два раза сыграл, а на третий раз мне всегда фартит! Попомнишь меня еще, ублюдок!
– Ладно, не гоношись, – произнес миролюбиво Иван. – Ужо отыгрался и в орлянку, и в театр, и твой путь теперь один – до параши, так что не пали душу зазря ни себе, ни людям! Забирайте его! – приказал он казакам. – Повезем его сразу в острог! – И, повернувшись, нашел глазами Алексея: – Ты тоже собирайся! В тюрьме его вместе допросим... – И осекся, заметив что-то за его спиной.
Алексей попытался оглянуться, но дуло винтовки уперлось ему в основание черепа, а голос Марфы выкрикнул:
– Отпусти немедля Евгения или разнесу ему башку! – Клацнул затвор винтовки. А Иван растерянно оглянулся по сторонам, не зная, что предпринять.
– Марфа, не дури! – выкрикнул Михаил и направился в их сторону. – Брось винтовку, и все уладится! Я тебе обещаю!
– Ничего не уладится! – истерично взвизгнула Марфа. – Ваша сучья порода привыкла только под себя грести! Вам плевать на чужое горе! А мне плевать на вас! Не подходи! Убью! – закричала она не своим голосом, заметив, что казаки сжимают их в кольцо. – Только шелохнитесь, и я пристрелю его к чертовой матери! – Ружейный ствол дернулся, оцарапав Алексею шею. Теплая струйка потекла за воротник. Он ясно представлял всю нелепость своего положения. Дрянная девка держала его на мушке, словно тетерева, и не давала возможности даже пошевелиться.
– Развяжи Евгения! – опять приказала Марфа. Конь под ней нервно приплясывал, и винтовочное дуло выписывало вензеля на затылке Алексея. Он медленно опустил руку к кобуре, но она заметила его маневр и пребольно ударила носком сапога под ребра. Он зашипел от боли и выругался сквозь зубы.
Но Иван вдруг выбросил руку в сторону и выкрикнул:
– Смотри!
Купившись на столь дешевый трюк, Марфа быстро глянула в сторону и лишь на мгновение отвела ствол от затылка Алексея. Он метнулся вбок, но споткнулся и чуть не пропахал носом землю. Женщина махом вскинула винтовку, и лежать бы Алексею с пробитой головой, но в этот момент невесть откуда взявшийся Ермашка взмахнул кнутом и выбил винтовку у нее из рук. Марфа вскрикнула и схватилась за ладонь, на которой вмиг вспухла багровая полоса. Алексей перекатился под ноги лошади, вскочил и сгреб Марфу в охапку. Но она вывернулась ужом из его объятий, свалилась на другую сторону лошади и, выхватив из висящих на поясе ножен широкий клинок, бросилась на Михаила.
Иван подставил ей подножку, Марфа покатилась по траве кубарем, но, как гуттаперчевый чертик, прытко вскочила на ноги и пнула Ивана в живот, отчего тот согнулся пополам. А Марфа ящерицей скользнула сквозь кольцо казаков и со всех ног бросилась в сторону Тесинки.
– Окружай, окружай! – загалдели растерявшиеся от такой непомерной прыти казаки и залязгали винтовочными затворами.
– Не стрелять! – рявкнул Михаил. – Я сам! – И, вскочив на коня, помчался вдогонку. Обернувшись, прокричал: – Егор, заходи через брод! А я по берегу!
Урядник и охотник, вскочив на коней, бросились следом. Алексей, приказав казакам оставаться на местах и присмотреть за Карнауховым, тоже вскочил на лошадь и погнал ее к броду через Тесинку.
Поднимая тучи брызг, Егор и Ермак на полном ходу форсировали Тесинку и оказались на противоположном берегу. А Михаил, загнав коня по грудь в воду, прижал руки рупором ко рту и что-то кричал вслед Марфе. А она, стоя в лодке, отталкивалась от дна веслом, стремясь выбраться на стремнину. Алексей подъехал к нему, и Михаил повернул к нему расстроенное лицо. В глазах его стояли слезы:
– Дура малахольная! Ее ж в порог затянет!
На противоположной стороне реки хаотично дыбились скалы, поросшие густым лесом. Егор и Ермак казались совсем крошечными на их фоне. Они тоже то и дело останавливались и что-то кричали Марфе, но она то ли ничего не слышала за грохотом воды, то ли намеренно не поворачивала голову в их сторону. Лодка ее тем временем вышла на быстрину и со всего маху взлетела на гребень первой волны.
– Что ж ты делаешь, Марфуша? – почти простонал рядом с Алексеем Михаил. – Матушка ведь не выдержит!
Лодку резко бросило вниз, она зачерпнула бортом, затем ее взметнуло почти вертикально вверх, и обрушившаяся следом волна выбила весло из Марфиных рук. Она изо всех сил пыталась выбраться из водоворота, перебрасывая оставшееся весло с одного борта на другой, но это не помогало. Лодку закрутило, как щепку, поставило поперек волны. Она подбросила кормой, как строптивый жеребец крупом. И уже второе весло поглотила взбесившаяся вода. Марфа ухватилась за борта. А Михаил замычал от бессилия и выругался.
