Мальтийский жезл [Александрийская гемма] - Парнов Еремей Иудович (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Пытаясь соблюсти хотя бы видимость научной объективности, Ран попробовал было заикнуться насчет александрийской школы и богомилов, но его тут же направили в нужное русло. Александрия и восточноевропейское славянство решительно не устраивали германскую науку. В нацистской интерпретации Грааль обрел облик эдакой чаши нибелунгов, нордической святыни, а сами катары были объявлены выходцами из Франконии, почти германцами.

Гремела музыка Вагнера, маршировали «персевали» [176] в черных мундирах, на все лады воспевался культ «чистоты крови». Кровь между тем уже обильно лилась в корзины с опилками, куда падали срубленные на средневековый манер головы лучших сынов Германии. Биологические, географические, исторические и всякие иные спекуляции стали нормой, а оккультизм — хорошим тоном.

В 1937 году «Аненербе» — институт по изучению родового наследия, который патронировал сам рейхсфюрер СС Гиммлер, — предоставил профессору Рану стипендию для организации археологических раскопок на Монсегюрском холме.

Не желая осложнений с рейхом, где полным ходом шла подготовка к реваншу, правительство Французской республики без всяких проволочек выдало все необходимые лицензии.

Второе посещение Отто Раном монсегюрских лабиринтов увенчалось долгожданным успехом. Пробившись сквозь многометровый завал, рабочие проложили узкий лаз в пещеру, которую сопровождавший немецкого исследователя археолог Кранц сперва принял за погребальную камеру. Всего насчитали одиннадцать высохших мумий, причем исключительно мужских, лежавших в хаотическом беспорядке и покрытых пушистым налетом вековой слежавшейся пыли.

— Это скорее напоминает поле брани, — радостно улыбнулся Ран, поднимая тяжелый двуручный меч. — Смотрите! Почти нет следов ржавчины.

В мертвенном озарении карбидных фонарей стальное лезвие блеснуло угрюмой чернью.

— Умели делать! — почтительно заметил Кранц, имевший в корпусе СС звание оберштурмфюрера. — Кажется, тут какое-то клеймо… inoomine [177], — прочитал он, водя пальцем.

Всего было обнаружено семь мечей (один из них оказался сломан), шесть копий и пять кинжалов. В защищенной от доступа воздуха пещере великолепно сохранились не только кольчужные доспехи, но и одежды. Однако стоило кому-то из рабочих неосторожно потянуть за край покрывала, как оно расползлось в руках.

— И обратишься во прах, — прокомментировал Ран. — Это ведь настоящие крестоносцы, доктор Кранц!

— Так т"очно, господин профессор! Самые доподлинные тамплиеры — духовные наставники доблестных тевтонских рыцарей, наших предков. Обратите внимание на рисунок креста. Хотя краски значительно потускнели, мне кажется, он был пурпурным.

— А не черным? Впрочем, при таком свете не разберешь.

— К сожалению, нам не удастся вынести ткань на дневную поверхность. Рассыпается в пыль, как золото ведьм.

— Снимки! — спохватился Отто Ран. — Пока не поздно, нужно произвести фотосъемку.

Фотограф экспедиции Мансфельд, как и Кранц прикомандированный от института родового наследия и тоже имевший соответствующий эсэсовский чин, с готовностью выдвинулся на передний план. Затмевая голубоватое ацетиленовое пламя, вспыхнул подожженный магний.

— Вы были правы, господин профессор, — Кранц наклонился над мумией, обряженной в некое подобие монашеской сутаны. — Тут действительно кипела жаркая битва. Посмотрите, как изрублен этот монах! Живого места не осталось… Я почему подумал о погребальной камере? Наших древних герцогов, как вы знаете, частенько отправляли на вечный покой в сопровождении свиты, но этот скромный священнослужитель никак не похож на вождя. Из этого я делаю заключение…

— Он вовсе не монах, доктор Кранц! — нетерпеливо прервал Ран. — Это катар, чистейшей воды катарский Совершенный.

— Прошу прощения, господа. — Фотограф поспешно запечатлел искалеченные останки. — А вон и другой такой же! — обрадованно вскрикнул он, чиркнув машинкой для магния. — Там, у самой стены.

— Да это просто мешок с костями, — заметил Кранц, брезгливо отряхивая руки. — Неужели эти двое смогли противостоять столь превосходящим силам противника?

— Как видите, — пожал плечами Ран, жадно вглядываясь в оскаленный череп, обтянутый коричневым пергаментом кожи. — Хотел бы я знать, какие тайны хранила эта бедная голова, — вздохнул он, поднимаясь с колен.

— Эти двое прекрасно использовали особенности местности, — со знанием дела заметил фотограф Мансфельд. — Видите, какой тут узкий проход?

— Быть может, они прикрывали отступление своих собратьев? — предположил Ран. — Тех самых, которые, если верить документам святейшей инквизиции, унесли накануне последнего штурма золотой ковчег?

— Вы думаете?.. — озабоченно нахмурился Кранц.

— Почти уверен. Обратите внимание хотя бы на этот знак, — он провел локтем по высеченному в стене пятиугольнику, окруженному комбинацией точек и черточек. — Определенно какой-то шифр.

— И есть надежда его прочитать?

— Не раньше, чем удастся свести воедино всю информацию о катарской пиктографии, хаотично рассыпанную по замкам, библиотекам, музеям. Это задача на десятилетия. К сожалению, у нас нет доступа к частным коллекциям и семейным архивам.

— Вам достаточно составить соответствующий список, господин профессор. Уверен, что в Берлине изыщут возможность помочь.

— Как? — Ран саркастически ухмыльнулся. — С большевистской Россией и с той же Чехословакией мы находимся не в лучших отношениях, не правда ли, доктор Кранц?.. Между тем в Гатчине, в Павловске и в родовой усадьбе Роганов под Сыхровом хранятся прелюбопытные вещи.

— Наберитесь терпения, господин профессор. Настанет день, и все двери гостеприимно распахнутся для вас… Надеюсь, вы внимательно читали «Мою борьбу»?

— Книга фюрера постоянно находится на моем рабочем столе! — внутренне подобравшись, ответил Ран. Постоянная боязнь провокаций заставляла его держаться настороже.

— Тогда вы знаете все о дальнейшей судьбе восточных земель. Это наше жизненное пространство.

— Фюрер изложил в своем труде все задачи движения, — присоединился к разговору Мансфельд. — Вырождающаяся латинская раса тоже не избегнет организующего начала. Уверен, господа, что исконно германские земли, в том числе Франкония, Бургундия и Лангедок, будут присоединены к тысячелетнему рейху. Тогда вы сможете беспрепятственно перекопать всю эту гору, господин профессор.

— Хорошо бы! — Ран натянуто рассмеялся. — Во Франции у меня имеются особые интересы. Вы, наверное, знаете про наследников монсегюрских видамов, доктор Кранц? Я давно мечтаю ознакомиться с их эпистолярным наследием.

— Вот как? — археолог внимательно посмотрел на него. — Вам что-нибудь известно об этих людях?

— Пока немногое, но я слышал, что где-то в Нормандии обретается одна весьма примечательная личность — некто Савиньи, выпускник Сорбонны и знаток восточных языков. Если бы удалось разыскать этого господина…

— Откуда вы узнали про Савиньи?! — настороженно осведомился Кранц, отбросив в сторону обломанную рукоятку меча. Разговор приобретал опасный характер: Савиньи был агентом СД и выполнял секретную миссию.

— О, у меня свои источники информации, — самодовольно ухмыльнулся Ран. — Каждый, кто проявляет интерес к наследству катаров, рано или поздно оказывается в моей картотеке. Кстати, этот Савиньи русский, по крайней мере наполовину.

Не исключено, что это были последние слова Отто Рана. После широко разрекламированной поездки по Лангедоку, закончившейся сенсационными находками в пещерах, профессор неожиданно исчез. Из Франции отбыл, а в Германию не вернулся.

Выпущенная перед самым отъездом его вторая книга «Люциферов двор Европы» привлекла всеобщее внимание уже своим заголовком. Возможно, именно это и не понравилось фашистским главарям, усмотревшим здесь прозрачный намек. Однако, скорее всего, сам автор допустил неизвестную нам промашку. Во всяком случае, с ним произошло то, что в те -годы именовали «странной историей», хотя ничего особенно странного в ней не было, скорее наоборот.