Икс или игрек? - Кристи Агата (читать книги полные txt) 📗

Но вдруг напряженное безмолвие нарушилось – на верхнюю площадку, звонко, радостно смеясь, выбежал кто-то маленький в рубашечке и панталончиках. Бетти Спрот. Она проскользнула мимо монументальной миссис О'Рурк и с веселыми возгласами бросилась к Таппенс.

Атмосфера сразу переменилась.

Миссис О'Рурк, большая, добрая тетя, умиленно воскликнула:

– Ах, ты моя милашечка! Смотрите, какая она большая стала!

А внизу миссис Перенья свернула от лестницы к двери, ведущей в кухню. Держась за ручку Бетти, Таппенс непринужденно обогнула миссис О'Рурк и пошла с девочкой к маме, с сердитым видом поджидавшей на пороге сбежавшую дочурку. Втроем они вошли в их комнату.

Таппенс с облегчением вздохнула, очутившись среди уютного домашнего беспорядка – неубранная детская одежда, раскиданные мягкие игрушки, деревянная раскрашенная колыбелька, на туалетном столике фотография носатого и малосимпатичного мистера Спрота, и неназойливо, непрерывно звучит воркотня миссис Спрот, что-де прачечная берет слишком дорого, а хозяйка, она считает, все-таки неправа, что запрещает постояльцам пользоваться собственными электрическими утюгами.

Все такое нормальное, будничное, нестрашное.

И однако же, только что там, на лестнице...

«Нервы, – сказала себе Таппенс. – Нервы, и больше ничего».

Но так ли это? Ведь кто-то действительно разговаривал по телефону из хозяйской комнаты. Миссис О'Рурк? Довольно странный поступок, когда есть телефон в холле. Но если никто в доме не должен слышать? В таком случае, размышляла Таппенс, разговор, очевидно, был очень короткий. Только обменялись несколькими словами.

Все идет по плану. Четвертое, как условлено.

Это может не значить ровным счетом ничего – а может значить очень много.

Четвертое. Это что, дата? Четвертое число такого-то месяца.

Или четвертое кресло в зале. Четвертое дерево. Четвертое предложение. Поди угадай.

С натяжкой можно себе представить, что речь шла о Четвертом мосте – в ту войну была пресечена попытка его взорвать.

Или это вообще ничего не означает? Просто подтверждение какого-то предварительного уговора о чем-то несерьезном. Миссис Перенья могла разрешить миссис О'Рурк в любое время, когда ей понадобится, пользоваться телефонным аппаратом в своей комнате.

А сцена на лестнице, тот напряженный момент – возможно, это действительно натянутые нервы, и только.

Замерший дом – ощущение чего-то зловещего – чего-то угрожающего...

«Придерживайтесь фактов, миссис Бленкенсоп, – сказала себе Таппенс. – И делайте свое дело».

Глава 5

1

Капитан-лейтенант Хейдок оказался чрезвычайно радушным хозяином. Он приветливо встретил мистера Медоуза и майора Блетчли и пожелал непременно показать новому знакомцу «все свое хозяйство».

«Привал контрабандистов» был когда-то постом береговой охраны, он состоял из двух домиков, приютившихся над самым обрывом фасадом к морю. Глубоко внизу находилась небольшая бухта, но спускаться туда было трудно и опасно, на это могли отважиться только самые отчаянные мальчишки.

Позднее два домика были приобретены лондонским дельцом, который соединил их и перестроил в одну довольно большую виллу и даже сделал попытку разбить вокруг сад и огород. Впрочем, наезжал он сюда изредка и ненадолго.

После него вилла несколько лет стояла пустая, бывшие домики, скупо меблированные, сдавались на лето приезжим.

– А некоторое время назад, – рассказывал Хейдок, – виллу купил господин по фамилии Ханн. Он был немец и, если хотите знать мое мнение, ни много ни мало как германский шпион.

Томми навострил уши.

– Вот это интересно, – произнес он и поставил стакан, из которого небольшими глотками потягивал херес.

– О, эти ребята работают аккуратно, черт бы их драл, – продолжал Хейдок. – Я так считаю: они уже тогда готовились к теперешней войне. Вы посмотрите, какое тут местоположение! Чтобы подавать сигналы на море, лучше не придумаешь. Внизу бухта, огражденная отвесными утесами, туда может пристать катер. Полная изоляция благодаря изгибу береговой линии. Нет, нет, не убеждайте меня, что этот парень Ханн не был германским агентом.

– Ясное дело, был, – кивнул майор Блетчли.

– А что с ним сталось? – спросил Томми.

– А-а, в этом-то и вся штука! – ответил Хейдок. – Ханн затратил на «Привал контрабандистов» немалые деньги. Начать с того, что пробил и забетонировал ступени в скале, спуск в бухту, представляете, во сколько это обошлось? Потом переоборудовал все внутри дома – ванны, канализация, всяческие современные приспособления. И кому же он поручил эти работы? Думаете, кому-то из местных? Нет, подрядил как будто бы лондонскую фирму, но во всяком случае, многие рабочие, которых прислали, были иностранцы. Иные даже вообще не говорили по-английски. Согласитесь, что это выглядит подозрительно.

– Да, странновато, пожалуй, – подтвердил Томми.

– Я в то время жил по соседству, снимал летний домик, ну и заинтересовался деятельностью этого малого. Бывал на стройке, наблюдал за рабочими. И вот что я вам скажу: это им не нравилось, ох, как не нравилось. Случалось, они мне даже угрожали. С чего бы это, если бы там все было чисто?

Блетчли кивнул в знак согласия.

– Вам бы следовало обратиться к местным властям, – сказал он.

– Именно так я и поступил, дружище! Без конца обращался в полицию, жить им спокойно не давал. – Он подлил себе вина. – А что я получил за свои усилия? Вежливое невнимание. Мы все тогда были слепы и глухи в этой стране. О новой войне с Германией и речи быть не могло – мирная Европа, у нас с немцами отношения самые дружественные. Нас, видите ли, связывает естественная взаимная симпатия. На меня смотрели как на ископаемое, как на помешанного вояку, на выжившего из ума старого моряка. Бесполезно было доказывать, что Германия строит лучший в Европе военно-воздушный флот, и вовсе не для того только, чтобы совершать кругосветные перелеты и устраивать пикники.

Майор Блетчли горячо подхватил:

– Не верили! Болваны! «Мир в наше время», «Политика умиротворения». Дурацкая болтовня!

Хейдок, весь раскрасневшись, негодовал:

– Поджигатель войны, вот как они меня называли! Из-за таких, как я, говорили мне, трудно поддерживать мир. Мир! Я-то понимал, что готовят нам наши друзья-гунны [42]. И заметьте, готовят загодя, на многие годы вперед. Я был убежден, что мистер Ханн затевает что-то недоброе. Не нравились мне его иностранные рабочие, не нравилось, что он так много денег тратит на этот дом. И я продолжал протестовать.

– Борец! – похвалил его Блетчли.

– В конце концов, – продолжал капитан-лейтенант, – на мои слова стали обращать внимание. Сюда был назначен новый начальник полиции, армейский отставник. У него хватило ума ко мне прислушаться. Его люди занялись слежкой. И, как вы понимаете, Ханн задал стрекача. В одну прекрасную ночь снялся с места – и исчез. Полиция с ордером на обыск тут все обшарила. В сейфе, встроенном в стену в столовой, нашли радиопередатчик и кое-какие изобличающие документы. А также бензохранилище под гаражом, огромные баки. Я, понятное дело, торжествовал. В клубе сначала пытались сделать из меня посмешище – у него, мол, шпиономания. Ну, а после того случая прикусили языки. Беда наша, что мы в этой стране – все простаки – живем и никого и ничего не подозреваем.

– Это безобразие! Болваны, вот кто мы такие. Болваны! Почему мы не интернируем беженцев? – Майор Блетчли попытался расширить круг обсуждаемых вопросов.

– А кончилось тем, – заключил свой рассказ Хейдок, не позволяя сбить себя с колеи, – что эту недвижимость, когда ее поставили на продажу, приобрел я. Хотите осмотреть мои владения, Медоуз?

– Спасибо. С удовольствием, – ответил Томми.

Капитан-лейтенант Хейдок водил Томми по своему дому, как мальчишка, не скрывая распиравшей его гордости. В столовой он распахнул дверцу сейфа, в котором был найден спрятанный радиопередатчик Ханна. В гараже показал место под полом, где у того находились бензиновые баки. И наконец, походя продемонстрировав две великолепные ванные комнаты, скрытое потолочное освещение и разные кухонные хитрости, повел нового гостя вниз по крутым, вырубленным в известняке ступеням в небольшую не видную с берега бухточку, по пути не переставая объяснять, какое это было бы удобное место для высадки противника.