Неестественные причины - Джеймс Филлис Дороти (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
Третий путь к воде – лестница Синклера. Ступеньки вырублены в высоком береговом обрыве всего ярдах в пятидесяти от того места, где спускается к морю Кожевенный проулок, – и там волны вымыли в скальной породе углубление, как бы маленькую, уединенную бухточку. Только в ней убийца – если это действительно было убийство – имел возможность что-то делать с телом, не опасаясь быть увиденным ни с севера, ни с юга. Разве что наткнулся бы кто-нибудь из местных жителей, вздумавший прогуляться на сон грядущий по пляжу; но в этих местах после наступления сумерек по пляжу в одиночку не прогуливаются.
“Настоятельские палаты” остались позади, и началась редкая буковая рощица, прилегавшая к Кожевенному проулку. Под ногами хрустела палая листва, через решетку голых веток сквозила синь – то ли небо, то ли море. Внезапно рощица кончилась, Далглиш перебрался по перелазу через живую изгородь и очутился в проулке. Прямо перед ним стоял маленький красный кирпичный дом, где, оставшись одна после смерти матери, жила Сильвия Кедж. Весь прямолинейный, кубиком, как кукольный дом из игрушечного строительного конструктора, с четырьмя плотно занавешенными окошками и с расширенными калиткой и входной дверью – очевидно, чтобы хозяйка могла въезжать на своем инвалидном кресле. А больше никаких усовершенствований и попыток что-то пристроить, как-то навести красоту. В палисадничке, рассеченном надвое галечной дорожкой, ни цветка, двери и окна – казенного коричневого цвета. Наверно, подумалось Далглишу, в этом месте испокон веку стоял дом настоящего кожевника, один разрушался или его смывало штормом – ставили другой, чуть выше по проулку. И вот теперь эта красно-кирпичная коробочка постройки XX века вышла на позицию и ждет своего часа. Сам не зная зачем, Далглиш открыл калитку и пошел по садовой дорожке. Вдруг он услышал какой-то звук. Оказывается, не он один проводил тут рекогносцировку. Из-за дома вышла Элизабет Марли. Посмотрела на него без тени смущения и сказала:
– А-а, это вы? Я слышу, кто-то пришел шпионить. Вам чего надо?
– Ничего. Шпионство – мое естественное занятие. А вы, как я понимаю, ищете мисс Кедж?
– Сильвии нет дома. Я думала, может, она заперлась в темном чулане рядом с кухней, но там тоже нет. Меня прислала тетя. Якобы затем, чтобы справиться, как Сильвия себя чувствует после вчерашнего обморока. Но на самом деле ей нужно успеть заманить ее к себе для диктовки, чтобы не перебежали дорогу Оливер Лэтем или Джастин. Теперь за Прекрасную Кедж пойдет конкурентная борьба, а ей того и надо. Конечно, кому не захочется иметь отличную машинистку по два шиллинга за тысячу слов со своей копиркой?
– Неужели Сетон ей так мало платил? Почему же она от него не уходила?
– Такая преданная. Или изображала преданность. Не уходила, значит, имела свои причины. Ей ведь непросто найти подходящую квартиру в Лондоне. Интересно, сколько ей теперь достанется по завещанию? Она вообще обожает строить из себя эдакое трогательное существо, такая она безотказная, безответная, совсем бы перешла к тетечке с радостью, но не в силах бросить бедного мистера Сетона на произвол судьбы. Тетя, конечно, все принимает за чистую монету. Она ведь сообразительностью не отличается.
– Между тем как вы каждого видите насквозь и всех разложили по полочкам. Но вы же не хотите сказать, что кто-то убил Мориса Сетона с целью заполучить его секретаршу? Она сердито повернулась к нему, некрасивое лицо ее пошло красными пятнами.
– Мне до этого никакого дела нет, кто убил да почему! Знаю только, что не Дигби Сетон. Потому что лично встретила его в среду вечером с поезда. А если вас интересует, где он был во вторник вечером, могу вам сказать. Пока мы ехали со станции, он мне сам признался. Он с одиннадцати вечера сидел в полицейском участке «Уэст сентрал». Задержанный за езду в пьяном виде. И отпустили его утром в среду. Так что ему повезло, он полсуток провел на глазах у полиции, с одиннадцати вечера во вторник до одиннадцати утра в среду. Опровергните это алиби, если сможете, мистер суперинтендант!
Далглиш мягко заметил, что опровергать алиби должен Реклесс, а не он. Его собеседница пожала плечами, засунула кулаки в карманы и пяткой закрыла калитку «Дома кожевника». Они молча пошли бок о бок по проулку. Внезапно Элизабет сказала:
– Я думаю, тело доставили к воде этой дорогой. Здесь самый удобный спуск и прямо туда, где лежала «Чомга» на песке. Хотя ярдов сто напоследок пришлось бы убийце нести его на себе – проулок слишком узкий для машины и даже для мотоцикла с коляской. Он, должно быть, доехал до Коулсова луга и оставил машину на обочине. Я когда проходила мимо, там двое переодетых сыщиков ползали, искали отпечатки шин. Зря надеются. Кто-то оставил с ночи открытыми ворота, и овцы Коулса все затоптали.
Такие случаи, Далглиш знал, не были редкостью. Фермер Билл Коулс, хозяйствовавший на двух сотнях ярдов неплодородной земли с восточной стороны от Данвичского шоссе, плохо смотрел за своими воротами, и овцы со свойственным их племени слепым упорством то и дело уходили с пастбища на дорогу. Начиналось настоящее столпотворение – овцы громко блеяли, автомобилисты вовсю сигналили, стараясь оттеснить стадо с обочины, единственного места для парковки. Но эти открытые ворота могли кому-то оказаться на руку; такие овечьи набеги имели давнюю традицию: известно, что в былые контрабандистские времена овец прогоняли по прибрежным тропам каждую ночь, и они успевали затоптать конские следы, прежде чем появлялась с ежеутренним объездом береговая охрана.
Они подошли к перелазу через живую изгородь. Далглишу было дальше, на северную сторону мыса. Он остановился, чтобы попрощаться, и тут девушка неожиданно выпалила:
– Вы считаете меня неблагодарной скотиной, да? Она ведь мне еще и содержание дает. Четыреста фунтов в год вдобавок к стипендии. Да вы, наверно, знаете. Здесь, похоже, все знают.
Кого она имеет в виду, можно было не спрашивать. Далглиш готов был сочувственно ответить, что Селия Кэлтроп никогда не упустит случая воздать должное собственной щедрости. Но что его изумило, так это размер суммы. Мисс Кэлтроп повсюду провозглашала, что живет на одни гонорары: «Ах, я бедненькая, у меня ни гроша за душой, все приходится зарабатывать тяжким трудом», – но никто не понимал этого в том смысле, что она нуждается в деньгах. Книги ее раскупались, работала она много, непомерно много по сравнению с Лэтемом и Брайсом, которые вообще считали, что милой Селии стоит только удобно расположиться в кресле и включить диктофон, как ее низкопробные творения польются свободным и весьма прибыльным потоком. Легко, конечно, ругать ее книги. Но если покупаешь любовь, а цена даже не за любовь, а просто за то, чтобы тебя худо-бедно, но хотя бы терпели, – это учение в Кембридже плюс еще четыреста фунтов ежегодно – тут, пожалуй, нужда в деньгах будет немалая. Каждые полгода – по роману; каждую неделю – публикации с продолжениями в «Доме и очаге»; и участие в скучных «круглых столах» по телевидению, всякий раз как агенту удается пристроить; и новеллки под разными псевдонимами в дамских еженедельниках; и безотказное председательство на благотворительных мероприятиях, где за чай, правда, надо платить, зато реклама даровая. Далглишу стало жаль Селию. Все ее бахвальство и чванство, над которыми так потешались Лэтем и Брайс, – это лишь жалкий маскарад, прячущий тоску и одиночество. Может быть, подумалось Далглишу, она в самом деле любила Мориса Сетона? И ещё ему подумалось: интересно бы узнать, причитается ли ей что-нибудь по завещанию Сетона?
Элизабет Марли не спешила распрощаться, она продолжала решительно и упрямо загораживать ему дорогу. Далглиш привык, что ему поверяют тайны. Такова сыщицкая профессия. Но сейчас он не на работе. К тому же он-то знает: кто охотнее делится, тот горше потом раскаивается. И обсуждать Селию Кэлтроп с ее племянницей у него совершенно не было охоты. Хорошо бы Элизабет хоть не увязалась за ним до самого «Сетон-хауса». Он оглядел ее украдкой и увидел воочию, куда уходили в значительной части те четыреста фунтов. На ней была меховая курточка с верхом из хорошей кожи. Плиссированная юбка из тонкого твида, похоже, шитая на заказ. Туфли, хоть и уличные, тоже модные. Он вспомнил, как Лэтем однажды в его присутствии сказал, правда, вылетело из головы, по какому поводу. «Элизабет Марли бескорыстно любит деньги. В наше время, когда мы все делаем вид, будто мы выше простой наличности, это даже подкупает».
